Петер Альтенберг - Венские этюды

— Почему?

— Не знаю… но я не могу не думать…

Как будто женщина вдруг просыпалась в этом ребенке.

Он опять стал тихо ходить взад и вперед.

Маленькая девочка продолжала свои упражнения: Bertini № 19, Bertini № 20, Bertini № 21, 22 — но в них уже не звучала душа.

Было семь часов вечера.

Теплый, теплый вечер 19-го июня.

По улицам лениво ползло зловонное городское лето. Но в этом зеленом уголке за золотой оградой было как в деревне. Цветущие миндальные деревья, белые акации, желтые лилии благоухали.

На маленьких круглых лужайках лежали темные сплошные гирлянды из блестящей бордюрной зелени.

Это было декоративное искусство, культура.

Но повсюду желтели разбросанные в траве одуванчики.

Это не было искусство. Это была природа.

Они сидели на гнутой садовой мебели.

На молодой даме было шелковое гелиотроповое платье. Широкие шелковые рукава были обшиты желтыми кружевами. Из них выглядывали руки — тонкие белые руки.

Молодой человек, сидящий справа от нее, видел в этих руках живое произведение искусства; — они были такие тонкие, белые и так быстро двигались.

Каждый палец был похож на гибкую, стройную балерину, а в кисти все маленькое произведение искусства двигалось как на шарнире из стали и каучука.

Раз эта молодая дама сказала одному господину (она была тогда в светло-зеленом шелковом платье с белыми оборочками): — Что значит быть порядочной женщиной? что это — заслуга? достоинство? Я знаю только, что если жить просто — то нет времени ни для меланхолии, ни для скуки, ни для желаний… И я всегда буду такой! Я рада, когда любуются моим платьем, хвалят мой вкус… Я не нежничаю с моим мужем, не смотрю на него влюбленно, но мне хорошо, как маленькому ребенку, которого кормит мать. Право, чувствуешь себя иногда маленьким животным… Так я живу! И я думаю, все счастливые женщины так живут. Я не знаю, как жить иначе… Может быть, лучше переживать бурю страстей? Но ведь это не есть счастье. Счастье — это успокоившееся, остановившееся движенье! Вот что такое счастье!..

А теперь она сидела в шелковом гелиотроповом платье в городском саду между своим мужем и Альбертом и вдыхала прохладную влагу лужайки и сладкий запах миндальных деревьев и акаций.

— Давайте, будем сочинять, — сказала она.

— Давайте… — сказал Альберт.

— Они сидели на трех гнутых железных стульях… — начала молодая женщина.

— Воздух был насыщен ароматом акаций, — сказал Альберт.

— Нет, — перебил его муж, — воздух был насыщен запахом батистовых платьев маленьких девочек, пылью и резиновыми мячами.

Она — Мария устремила глаза на флаг, развевающийся на башне ратуши.

Он: — Альберт устремил глаза на флаг, развивающийся на башне ратуши…

Она (краснея): — Вы не должны повторять мои слова. Вы должны сочинять сами.

Он: — На флаге ратушной башни встречались их взоры…

………………………

— Здравствуй, Франци! — сказал муж, прерывая поэтов.

Маленькая девочка была в розовом платье, сшитом на подобие рубашки. Ее круглые ручки были обнажены от плеча, и шея, и розовые ножки также.

Она стояла прямая, как тростник, и отвечала: — Здравствуйте.

Потом она села на колени к молодому поэту, который придумал «встречу взоров на башенном флаге». Он обнял ее одной рукой и нежно прижал к себе.

— Bertini, № 18, — шепнул он ей на ухо.

— Молчи! — сказала она и вся вспыхнула. Он встал и простился с мужем и женой.

— Мне надо разыскать m-me М., — сказал он.

— Да, идите! — ответила молодая женщина, — вас наверно уже ждут…

Она улыбаясь протянула ему свою прекрасную руку. Он почувствовал прикосновение ее мятой, теплой, нежной кожи. Когда он выпустил ее руку — молодая женщина как бы еще ощущала его просьбу: «О, дай мне подержать ее еще немного, немного… Ведь тебе это ничего не стоит!..»

— Я провожу тебя, — сказала маленькая девочка и повисла на его руке.

Они шли, держась за руки, по темным аллеям, насыщенным запахом цветов. Он остановился и поклонился. Перед ним сидела дама с тонкими нервными чертами лица и молодая девушка с пепельными волосами и бледным благородным личиком. На ней была светло-коричневая соломенная шляпа с белыми хризантемами.

— Мы ждем вас уже целый час, — сказала мать, — где вы были?

— M-elle [15] Мадмуазель (франц.). Франци, — сказал молодой человек, представляя им свою маленькую приятельницу в розовой рубашке.

Он не ответил, где он был.

Девочка не отрываясь смотрела на молодую девушку.

Это было детское предчувствие, детское ясновидение…

— Мне надо идти к папе… — сказала она.

— Нет, посиди еще немного, — сказал Альберт.

Он сел подле молодой девушки с бледным лицом и посадил девочку к себе на колени.

— Вы очень любите Альберта? — спросила ее молодая девушка и покраснела.

— Больше всего дедушку, потом еще одного человека… (это была ее покойная мать), а потом — «его»…

— А папу? — спросила пожилая дама.

— Папу — потом., его гораздо меньше… — уверенно и твердо ответила она.

— Ты маленькая дурочка, — сказал Альберт и поцеловал девочку.

Она нежно прижалась к нему. Потом спрыгнула с его колен и, сказав: «прощайте!» убежала.

— Франци! постой! — крикнул он ей вслед.

— Что? — отозвалась девочка в розовой рубашке.

— Ничего! — ответил он.

— Ваша маленькая приятельница, кажется, очень любит вас, — сказала молодая девушка.

— Вы портите даже одиннадцатилетних детей! — раздраженно заметила мать.

— Я даю ей то, что ни живой отец, ни умершая мать не могут ей дать — любовь.

— Я бы запретила всем женщинам, начиная с девятилетнего возраста, подходить к вам… — сказала мать, но она при этом подразумевала: — всем, кроме двух… — ее дочери и ее самой.

«Почему? — думал он, — я знаю одну молодую женщину 23-х лет; у нее белые, дивные руки, и наши взгляды встречаются на башенном флаге… Что я ей делаю дурного? Какой вред ей приношу?..» Молодая девушка неподвижно смотрела перед собой на дорожку, усыпанную песком.

— Ты сердишься, что я тебя заставил ждать? — шепнул ей Альберт.

Она молча смотрела на дорожку, усыпанную песком.

Она думала: «Сержусь?., я сержусь?.. Где оно — это счастливое время, когда человек так богат, что может еще сердиться… Королева может сердиться, чтоб испытать потом радость примирения, а не нищие…» Но она думала это гораздо проще, трогательнее… Собственно говоря, она совсем не думала, а только ощущала это. И смотрела на дорожку, усыпанную песком, на маленькую круглую лужайку с темными гирляндами и яркими одуванчиками, на позолоченные зубцы садовой решетки… Белый цвет миндальных деревьев, белые акации, желтые одуванчики наполняли благоуханием теплый душный июньский воздух…