Марк Твен - Приключение Гекльберри Финна (пер. Ильина)

— Слушай, Джим, а пауки у тебя здесь водятся?

— Нет, сэр, слава Богу, не водятся, марса Том.

— Ладно, мы тебе их раздобудем.

— Да Бог с вами, голубчик, не нужны мне пауки. Я их боюсь. По мне, они еще хуже, чем гремучие змеи.

Тут Том поразмыслил минуту-другую и говорит:

— А что, хорошая мысль. Сдается мне, это можно будет устроить. И даже нужно будет. Весьма разумно, весьма. Да, мысль превосходная. И где же ты ее держать собираешься?

— Кого держать, марса Том?

— Змею гремучую, кого же еще?

— Господь милосердный, животворящий, марса Том! Да если сюда гремучая змея приползет, так я вот эту вот стенку головой прошибу и наружу вылечу, ей-ей.

— Да ладно, Джим, ты к ней очень быстро привыкнешь и бояться перестанешь. Может даже, приручишь ее.

— Приручу ?!

— Ну да, чего проще? Любое животное испытывает благодарность за доброту и заботу, ему и в голову не приходит вредить человеку, который за ним ухаживает. Это ты в первой попавшейся книге можешь прочесть. Попробуй — я больше ни о чем не прошу, потрать на это дня два-три. И скоро змея полюбит тебя и просто жить без тебя не сможет — будет и спать с тобой, и позволит носить ее на шее, и головку ее себе в рот засовывать.

— Ой, не говорите так, марса Том, пожалуйста , не надо! Сил моих нет это слышать! Головку она мне позволит в рот засовывать — вот уж удружит! Долго ей дожидаться придется, пока я попрошу ее о такой услуге! Да и спать я с ней тоже не хочу.

— Глупости ты говоришь, Джим. Заключенный обязан держать у себя какую-нибудь бессловесную тварь, а гремучих змей никто еще держать не пробовал, ты будешь первым, и лучшего способа прославиться тебе до скончания дней не отыскать.

— Да не хочу я такой славы, марса Том. Цапнет меня ваша змея в подбородок — на том моя слава и кончится. Нет, сэр, со змеями водиться я не согласен.

— Черт побери, Джим, да ты хоть попробуй ! Я только об этом и прошу — а не понравится она тебе, так можешь ее выбросить.

— А если она меня укусит, пока я пробовать буду? Мне ж тогда крышка придет. Я, марса Том, ради вас на любое дело готов, лишь бы оно разумное было, но если вы с Геком притащите сюда гремучую змею, чтобы я ее приручал, я в сей же миг деру дам, ей-богу.

— Ну хорошо, хорошо, раз ты так уперся, обойдемся и без змеи. Давай мы тебе ужей наловим — привяжешь им к хвостам пуговицы и притворишься, что это гремучие змеи, — думаю, нам и такие сойдут.

— Ужи, марса Том, это еще куда ни шло, хотя я вам так скажу — мне и без них хорошо. Господи, я и не думал, что сидеть в тюрьме — такое хлопотное дело.

— Конечно, хлопотное, если его по правилам делать. Ты мне вот что скажи: крысы у тебя тут имеются?

— Нет, сэр, ни одной не видал.

— Ну ничего, крыс мы тебе тоже наловим.

— Ох, марса Том, не хочу я крыс. Самые же поганые твари на свете, от них человеку ни минуты покоя не бывает, — они и бегают по нему все время, и за пятки его кусают, когда он заснуть пытается. Нет, сэр, принесите мне ужей, раз уж без этого никуда, а крыс не надо, как-нибудь и без них проживу.

— Ну нет, Джим, крысы у тебя быть должны — их все держат. Не упрямься. Где это видано — заключенный без крыс? Так не бывает. Узники их и муштруют, и ухаживают за ними, и фокусам всяким учат, и становятся они компанейскими, что твои мухи. Только их нужно музыкой развлекать. У тебя есть на чем играть?

— Да нет, разве вот гребешок с клочком бумаги, ну и еще губная гармошка, но крысам, небось, такая музыка не по вкусу придется.

— Еще как по вкусу. Им вообще все едино, какую музыку слушать. Губная гармошка — это для крысы самый походящий инструмент. Животные же все музыку любят, а тюремные по ней и вовсе с ума сходят. Особенно по жалобной, а из губной гармошки другой и не выжмешь. Они как услышат такую, им сразу интересно становится — лезут отовсюду, посмотреть, что с тобой стряслось. Да, с этим у нас все хорошо, музыкальными инструментами ты обеспечен. Значит, тебе нужно будет просто садиться на кровать перед тем, как спать лечь, ну и рано поутру тоже, и играть на губной гармошке; ты им «Разорвалась былая связь» играй, на нее крысы быстрее всего сбегаются — две минуты поиграешь, и они — крысы, змеи, пауки — забеспокоятся о тебе и полезут из всех щелей. И начнут ползать по тебе, и скакать, в общем, веселиться от души.

— Ну да, им-то весело будет, не сомневаюсь, а Джиму каково? Вот чтоб мне пропасть, марса Том, если я хоть какой-нибудь смысл в этом вижу. Но, раз нельзя без этого, сделаю. Да оно и лучше, когда животные всем довольны, от этого в доме спокойнее.

Том посидел немного, подумал — не забыл ли чего, а потом и говорит:

— О, хорошо, что вспомнил. Как по-твоему, сможешь ты здесь цветочек вырастить?

— Не знаю, марса Том, может и смогу, правда, темно тут до ужаса. Да и на что он мне, цветочек-то? За ним же ухаживать все время придется.

— Ты все-таки постарайся, Джим. У некоторых узников это получалось.

— Пожалуй, коровяк какой-нибудь или рогоз тут и прижился бы, марса Том, но они ж и половины трудов, какие на них пойдут, не стоят.

— Стоят-стоят. Мы принесем тебе росточек, посадишь его в углу, вон в том, и станешь выращивать. И не называй его «коровяком», в тюрьме положено говорить «пиччиола», это «цветочек» по-итальянски. Да, а поливать ты его будешь слезами.

— Так у меня же здесь колодезной воды полно, марса Том.

— Колодезная тебе ни к чему, слезами поливать будешь. Так принято.

— Но ведь, марса Том, за то время, что я один коровяк на слезах выращу, у меня бы на колодезной воде два вымахали.

— Не пойдет. Ты должен поливать его слезами.

— Он же у меня засохнет, марса Том, как пить дать. Я ведь и не плачу почти.

Это поставило Тома в тупик. Однако он подумал-подумал и сказал Джиму, что если расплакаться ему не удастся, то можно будет прибегнуть к помощи луковицы. Сказал, что пойдет утром к неграм и украдкой опустит луковицу в кофейник Джима. А Джим сказал, что «уж лучше тогда в кофе табаку насыпать». И принялся жаловаться, что больно много на него всего навалили — и коровяк расти, и крысам на губной гармошке играй, и к змеям с пауками подлизывайся, и все это помимо перьев, надписей, дневника и всего прочего, и сказал, что уж слишком много у заключенного хлопот, забот и обязанностей, он, дескать, и не думал никогда, что тюремная жизнь так трудна, но тут терпение Тома лопнуло, и он заявил, что ни один узник в мире не получал еще такие же великие шансы прославиться, какие достались Джиму, и если он этого не ценит, то получается, что все они пропадают зазря. Ну, Джиму стыдно стало, он пообещал, что больше так говорить не будет, и мы с Томом отправились спать.