Жюль Жанен - Мертвый осел и гильотинированная женщина

О «Мертвом осле…» вспоминали и в связи с вопросом о смертной казни, и в связи с литературными произведениями, изображавшими падение чистой женщины, ибо в русской критике Жанен считался «Колумбом этого цикла» [109] Виноградов В. В. Эволюция русского натурализма. Гоголь и Достоевский. Л., 1929. С. 203. , и все истории подобного рода воспринимались как вариации «Мертвого осла…» (например, повесть Безумного «Любовь и долг»; Москва, 1834).

Насколько в 1830-е годы Жюль Жанен и другие современные французские писатели занимали умы русских литераторов, можно судить по тому факту, что «Библиотека для чтения», известная постоянными нападками на романтическую школу, поместила в 1834 году (т. I, № 1) статью Н. И. Греча под заглавием «Письмо в Париж к Якову Николаевичу Толстому», где содержался обзор текущей русской литературы и просьба к адресату (несколько лет проживавшему в Париже) сообщить сведения о французских писателях. «Любопытно было бы нам узнать некоторые подробности о нынешних героях Французской Словесности: опишите нам Ламартина, Делавиня, Гюго, Нодье, Дюмаса, Мериме, Герцогиню Абрантскую, Жанена, Бальзака; снимите маску с Библиофила Жакоба и Мишель-Ремона» [110] Герцогиня Лора д’Абрантес опубликовала «Воспоминания» о периоде наполеоновской Империи и Реставрации; «Библиофил Жакоб» — псевдоним близкого к романтикам французского писателя Поля Лакруа, автора многочисленных исторических романов, стилизованных под Средневековье и выходивших в 1820—1830-е годы; Мишель Ремон — псевдоним, под которым на рубеже 1830-х годов публиковали совместно сочиненные романы, в духе «неистового» романтизма, три французских писателя: Мишель Массон, Ремон Брюкнер и Леон Гозлан. Некоторые русские журналы считали Мишеля Ремона одним из вождей «неистовых» наряду с Жаненом и Гюго. .

Судя по письму В. Ф. Одоевского к Пушкину (от 17 сентября 1833 г.), существовал замысел коллективного сочинения, в котором участвовали бы Гоголь, Одоевский и Пушкин, под заглавием «Тройчатка, или Альманах в три этажа». Здесь предполагалось собрать сцены из жизни петербургского трехэтажного дома, наподобие того, как была описана жизнь пятиэтажного доходного дома парижского в «Исповеди» Жюля Жанена. Но Пушкин, ссылаясь на занятость, отказался, и замысел не был осуществлен [111] См.: Виноградов В. В. Цит. изд. С. 158—159. .

Уже в год выхода русского перевода «Мертвого осла…» зарисовки парижского быта в этом романе сопоставлялись с реалиями российской действительности. Ходили даже слухи о том, будто автор побывал в России и отразил в своем произведении петербургские впечатления. Так, «Северный Меркурий» (1831, № 41) в полемике с «Литературными прибавлениями к Русскому Инвалиду» писал о «Мертвом осле…»: «Мы слышали, что сочинитель оного молодой французский автор г. Жанен некоторое время жил в Петербурге (по-видимому, не без наблюдения) и, по возвращении своем в Париж, написал упомянутое сочинение, в котором, по словам Воейкова [112] Редактора «Литературных прибавлений». , ярко и сходно изображена человеческая натура, униженная, искаженная, почти дьявольская» [113] Цит. по кн.: Виноградов В. В. С. 113—114. .

Имя Жанена вошло в России в то время не только в литературный, но и в бытовой обиход. П. В. Анненков вспоминает: «Надо сказать, что около 1832 г., когда я впервые познакомился с Гоголем, он дал своим товарищам по Нежинскому лицею и их приятелям прозвища, украсив их именами знаменитых писателей, которыми тогда восхищался весь Петербург. Не знаю почему я получил титул Жюль Жанена, под которым и состоял до конца» [114] Цит. по кн.: Виноградов В. В. С. 158. .

О популярности французских неистовых романов, в том числе и «Мертвого осла…» в русском быту свидетельствовал И. А. Гончаров в «Обыкновенной истории» (впервые напечатанной в «Современнике», в № 3 и № 4 за 1847 г.). Иронически повествуя о типичном воспитании в 1830-х годах петербургской светской барышни «классическим триумвиратом педагогов» (немцем, французом и русским), Гончаров пишет: «Француз усовершенствовал, наконец, воспитание Юлии тем, что познакомил ее уже не теоретически, а практически с новой школой французской литературы. Он давал ей наделавшие в свое время большого шуму „Le manuscrit vert“, „Les sept péchés capitaux“, „L’âne mort“ [115] «Зеленая рукопись», «Семь смертных грехов», «Мертвый осел» ( фр. ). и целую фалангу книг, наводнявших тогда Францию и Европу. Бедная девушка с жадностью бросилась в этот безбрежный океан. Какими героями казались ей Жанены, Бальзаки, Друино — и целая вереница великих мужей! Что перед их дивными изображениями жалкая сказка о Вулкане? Венера перед этими новыми героинями просто невинность! И она жадно читала новую школу, вероятно, читает и теперь» [116] Гончаров И. А. Собр. соч.: В 8 т. М., 1952. Т. 1. С. 201. .

В 1830-е годы русские журналы писали о зловредном влиянии французской «неистовой словесности» не только на отечественную литературу, но и на реальную жизнь. Так, «Библиотека для чтения» (1834, № 2) перепечатала из провинциальной французской газеты заметку о том, как некая дама, начитавшись «черных» романов, отравила мышьяком двух «прелестных молодых девиц» — «от ревности». «Сын Отечества» (1833, № 156) сообщил, на основании французских газетных источников, о самоубийстве двоих юношей, которые «задушились угольным дымом» по причинам «совершенно мнимым» и умерли в объятиях друг друга. «Они вообразили себе, что жизнь им надоела», «слепо вверились своей современной Пиитике, приняв ее за истину». Наконец утверждалось, что романтическая литература вредна для здоровья человека. «Литературные прибавления к Русскому инвалиду» (1835, № 7) напечатали в своей обработке французскую статью «О влиянии беснующейся (фантастической) литературы на здоровье», а «Сын Отечества» поместил (1835, № 7) ту же статью в иной обработке под заголовком «О гигиеническом влиянии чудесного в литературе» [117] Цит. по указанной выше книге В. В. Виноградова, с. 114. .

Следует, однако, отметить, что русская критика, с порицанием или одобрением, в зависимости от идейно-эстетической позиции рецензента, гораздо определеннее, чем это делала критика во Франции, выделяла в романтических произведениях, прежде всего в «Мертвом осле…» Жанена, социально-обличительные мотивы. «Московский телеграф» (1832, ч. XI, III) заявил, что Жанен «истощает все ужасы жизни человеческой», «срывая в своих романах маску с безобразного лица общества». «Сын Отечества» (1835, № 150) утверждал, что автор «Мертвого осла…» — «мизантроп», носящий маску «апостола отчаяния», «отшельничествующего кощуна», что мироощущение «неистовства» есть «глубочайшее презрение к сему негодному гаерству , которое мы называем обществом… открытая брань общественному союзу».