Сомерсет Моэм - Сотворение Святого

— Спасибо.

— Когда ты поедешь?

— Тотчас же.

— Тогда пойдем, я тебе все расскажу и дам необходимые бумаги.

Наутро я сел на лошадь и отправился в путь вместе с Маттео, который вызвался меня проводить.

Но у городских ворот стражник загородил нам дорогу и спросил, куда мы направляемся.

— Туда, — коротко ответил я, двинувшись дальше.

— Стоять! — крикнул стражник, ухватившись за уздечку.

— Что это значит? — возмутился Маттео. — Ты знаешь, кто мы?

— У меня приказ никого не выпускать из города без разрешения моего капитана.

— Какие тут тираны! — вскричал Маттео. — Так какого черта ты здесь торчишь? Зови своего капитана.

Стражник махнул рукой другому солдату, который ушел в караульню. Сам он продолжал держать уздечку. А я в это утро пребывал в дурном настроении.

— Будь добр, убери руки, — буркнул я.

Судя по выражению его лица, он собирался мне отказать.

— Сделаешь, что тебе говорят?

Он колебался, и я двинул рукояткой хлыста ему по пальцам. Он тут же, выругавшись, убрал руку и, похоже, проткнул бы меня мечом, если б посмел. Мы нетерпеливо ждали, а капитан все не появлялся.

— Какого черта он не выходит? — спросил я, и Маттео, повернувшись к другому солдату, приказал:

— Пойди и скажи ему, чтобы он немедленно пришел.

В этот момент появился капитан, и мы все поняли, потому что перед нами появился Эрколе Пьячентини. Он то ли увидел, как мы подъезжали к воротам, то ли прознал о моей поездке, вот и решил поизмываться над нами. Мы оба пришли в ярость.

— Какого черта вы не поторопились, когда я послал за вами? — спросил Маттео.

Он нахмурился, но не ответил. Повернувшись ко мне, спросил:

— Куда вы направляетесь?

Мы с Маттео переглянулись, потрясенные дерзостью Эрколе, и я взревел:

— С какой стати вы нас остановили?

— Я имею право отказать в проезде любому.

— Думайте, что говорите! — воскликнул я. — Клянусь, граф узнает о вашем поведении, а нынче у графа вошло в привычку делать все, как говорят ему д’Орси.

— Я ему это передам, — прорычал Пьячентини.

— Передавайте ему что угодно. Думаете, меня это волнует? Можете сказать ему, что я считаю его капитана грубияном.

— Вы не проедете, пока я не дам на то разрешения.

— Клянусь Богом, — воскликнул я вне себя от ярости, — я не могу разобраться с вами здесь, но если мы когда-нибудь встретимся в Читта-ди-Кастелло…

— Можете рассчитывать на любую сатисфакцию, — с жаром ответил он.

— Сатисфакцию! Я не собираюсь пачкать мой меч, скрестив его с вашим. Я прикажу своим слугам отхлестать вас плетьми в публичном месте.

Я испытывал огромное удовольствие, бросая ему в лицо эти слова.

— Поехали, — подал голос Маттео, — нечего терять время.

Мы пришпорили лошадей. Стражники посмотрели на своего капитана, ожидая приказа остановить нас, но он промолчал, и мы миновали ворота. Когда отъехали на какое-то расстояние, Маттео повернулся ко мне.

— Джироламо что-то задумал, иначе Эрколе никогда не решился бы на такое.

— Это всего лишь бессильная злость глупца, — ответил я. — Граф скорее всего очень разозлится на него, услышав об этом.

Мы проехали несколько миль, а потом Маттео повернул назад. Оставшись один, я облегченно вздохнул. На какое-то время я получил возможность наслаждаться полной свободой. Перевернулась еще одна страница моей жизни… я мог забыть о ней и ждать чего-то нового.

Мартовский ветер будоражил мою кровь, заставляя ее бешено мчаться по венам. Ярко светило солнце. Цвели яблони, груши, миндальные деревья. Ветви плотно укутывал белый и розовый снег. Радовали глаз нарциссы и анемоны, каждая олива светилась счастьем. Весь мир смеялся этим ясным весенним утром, и я смеялся громче всех. Бодрящий весенний воздух опьянил меня, и я вонзил шпоры в бока моей лошади и помчался галопом по тихой и пустынной дороге.

Я решил забыть Джулию, и мне это удалось, потому что перемена обстановки позволила отвлечься от грустных мыслей и взглянуть на мир во всей его красоте. Но я не властвовал над своими снами. Ночью она пришла ко мне, села рядом, обвила шею руками, ласкалась, стремясь заставить забыть об испытанных страданиях. И сколь горьким стало пробуждение… Но я надеялся, что скоро уйдут и сны, и тогда я окончательно обрету свободу.

Я скакал, крепкий духом и в прекрасном настроении, по бесконечным дорогам, останавливаясь в придорожных гостиницах, через горы, минуя деревеньки, замки и процветающие города, и, наконец, оказался в центре Тосканы и увидел перед собой крыши Флоренции.

В гостинице я привел себя в порядок и отправился гулять по городу, пробуждая воспоминания. Обошел собор Санта-Мария дель Фьоре, прислонившись к стене одного из домов на дальней стороне площади, полюбовался прекрасной апсидой с мраморными панелями, сверкающими подлунным светом. Один вид собора наполнял меня покоем и умиротворением, очищал от всего греховного… Потом я вошел в баптистерий [16] Пристройка к церкви или отдельное здание, предназначенное для совершения крещения. , чтобы в сумрачном свете рассмотреть удивительные двери работы Гиберти [17] Лоренцо Гиберти (ок. 1378–1455) — итальянский скульптор, ювелир, историк искусства. Делом всей жизни и главным произведением Гиберти стали бронзовые двери — северные (1403–1424) и восточные (1425–1452) — для баптистерия во Флоренции. . В столь поздний час улицы совершенно опустели и, прогуливаясь по площади Синьории, я увидел перед собой мрачный каменный дворец с башнями. Спустился к реке Арно, посмотрел на сверкающую под луной воду, на мост, облепленный домами, и, глядя на всю эту красоту, нашел странным, что деяния человека могут быть хорошими и чистыми, хотя сам человек столь злобен.

На следующий день я занялся порученным мне делом. Я привез с собой рекомендательное письмо для Лоренцо, открывающее все двери, поэтому меня тут же провели к герцогу. В комнате были двое: один — молодой, с лицом овальной формы, с резкими чертами и восхитительной кожей, с темно-каштановыми локонами, ниспадающими на лоб и уши. Но прежде всего взгляд приковывали огромные карие глаза, нежные и меланхоличные. Я подумал, что никогда раньше не видел мужчины красивее. Рядом с ним, оживленно разговаривая, сидел неприметный мужичонка, согнутый, морщинистый и жалкий, выглядевший продавцом из суконной лавки, если б не массивная золотая цепь на груди да одежда из темно-красного бархата с расшитым воротником. И лицо его не отличалось красотой: большой нос, широкогубый рот, маленькие глазки, блестящие и проницательные; коротко стриженные тонкие волосы, желтая, в крупных порах и морщинах кожа. Лоренцо де Медичи!

Когда я вошел в комнату, он остановился на полу-фразе, а потом обратился ко мне. У него был неприятный, грубый голос.