Сомерсет Моэм - Сотворение Святого

— А Эрколе и его люди?

— Да, я думал об этом. Единственное объяснение — они ждали наготове, чтобы прикрыть их отступление, если бы они добились успеха, и убить, если бы покушение провалилось или они не смогли бы сбежать.

Так они и сделали. Я видел, как Эрколе подал знак солдату, добившему раненого.

— Возможно. Идея состояла в том, чтобы уничтожить всех свидетелей и исключить расследование.

— Что ж, теперь все увидят, что это опасно — выполнять грязную работу для Риарио.

— Это точно!

— И что теперь?

Кеччо посмотрел на него, но не ответил.

— Ты все еще отказываешься поступить с Джироламо так же, как он попытался поступить с тобой?

— Нет! — без запинки ответил Кеччо.

— Правда? — вырвалось у нас обоих.

— Так ты согласен? — добавил Маттео.

— Теперь я не вижу причин, мешающих мне самому свершить правосудие.

— Убийство? — прошептал Маттео.

— Убийство, — твердо ответил Кеччо, а после паузы продолжил: — Это единственный оставшийся у меня выход. Вы помните слова Лоренцо? Они со мной изо дня в день, я обдумывал их снова и снова: «Дайте Кеччо знать, что только дурак ставит перед собой цель, которую не может или не хочет достигнуть, а мужчина, который достоин зваться мужчиной, уверенно и с ясным умом идет к цели. Он видит суть и отметает все ложное. И когда разум подсказывает ему средства для достижения этой цели, он глупец, если отказывается воспользоваться ими. Если же он мудр, то действует быстро и без колебаний». Я знаю цель, и я ее достигну. И знаю средства, и буду действовать быстро и без колебаний.

— Я рад, что ты наконец-то так заговорил, — кивнул Маттео. — Многие нам помогут. Моратини присоединятся к нам. Якопо Рончи и Лодовико Пансекки так злы на графа, что придут, как только услышат о твоем решении убить нашего общего врага.

— Ты слеп, Маттео. Разве ты не видишь, что мы должны сделать? Ты принимаешь средства за цель.

— О чем ты?

— Смерть Джироламо всего лишь средство. Цель дальше и выше.

Маттео промолчал.

— Мои руки должны быть чисты. Никто не должен сказать, что мной двигали личные мотивы. И инициатива должна исходить не от меня. Идея убийства должна прийти со стороны.

— И кто, по-твоему…

— Я думаю, предложить ее должен Бартоломео Моратини, а я уступлю его доводам.

— Хорошо! Тогда я переговорю с ним.

— Нет-нет, ни ты, ни я не должны в этом участвовать. Потом ни у кого не должно остаться ни малейших сомнений, что д’Орси уговорили пойти на убийство ради блага общества. Понимаешь? Я скажу тебе, что надо сделать. Филиппо должен нам помочь. Он пойдет к Бартоломео, расскажет о нависшей над нами опасности, предложит Бартоломео убедить меня в необходимости убийства Джироламо. Вам ясно, Филиппо?

— Абсолютно!

— Вы это сделаете?

— Я пойду к нему завтра.

— Подождите, пока о покушении не станет известно всему городу.

Я улыбнулся обстоятельности Кеччо: он, несомненно, все продумал и не упускал ни единой мелочи. И куда только подевались его моральные принципы?

Ночная тьма уже начала разбавляться зарей, когда мы разошлись, пожелав друг другу спокойной ночи.

Я не проспал, как мне показалось, и получаса, когда меня разбудил доносящийся снизу шум. Поднявшись, я подошел к окну, выглянул, увидел на улице толпу. Люди кричали и жестикулировали. Тут я вспомнил случившееся ночью и понял, что новости разлетелись по Форли и горожане пришли, чтобы узнать подробности. Я быстро оделся, спустился вниз и увидел, что и двор запружен толпой. Тут же меня окружили озабоченные люди, жаждущие узнать подробности происшествия. Ходили противоречивые слухи. Кто-то уверял, что Кеччо убили, другие утверждали, что он цел и невредим, большинство полагало, что его ранили. Все ждали Кеччо.

— Если он невредим, почему не выйдет к нам? — спрашивали они.

Слуга уверял их, что Кеччо одевается и спустится к ним с минуты на минуту… Внезапно раздался крик. Кеччо появился на верхней площадке лестницы. Люди бросились к нему, окружили, радостно крича, пожимали ему руку, обнимали ноги, просто прикасались к нему, чтобы убедиться, что он не ранен, целовали его камзол… Бартоломео Моратини вошел во двор, сопровождаемый сыновьями, и толпа раздалась, чтобы он мог пройти и обнять Кеччо.

— Слава Богу, ты невредим! — воскликнул Бартоломео. — Если что-то случится с тобой, для Форли это будет черный день!

Люди ответили криками согласия. Но тут же с улицы донесся глухой и недовольный ропот. Люди, стоявшие у лестницы, оборачивались, чтобы понять, что там такое.

— Расступитесь! Расступитесь! — послышались резкие крики. Толпу расталкивали, чтобы пропустить группу мужчин, в центре которой шел граф. Граф! Кеччо вздрогнул, но тут же взял себя в руки и поспешил навстречу высокому гостю. Джироламо подошел к нему, обнял, расцеловал в обе щеки.

— Мой Кеччо! Мой Кеччо!

Сторонники д’Орси, знавшие правду, изумленно переглянулись.

— Я поспешил сюда, как только узнал ужасные новости! — воскликнул граф. — Ты цел и невредим? Совершенно невредим?

Он вновь обнял Кеччо.

— Ты и представить себе не можешь, как я испугался, когда услышал, что ты ранен. Как же я рад, что это неправда! Господи, я благодарю Тебя за то, что Ты уберег моего Кеччо!

— Вы очень добры, мой господин, — ответил наш друг.

— Утешает только одно: грабители получили по заслугам. Мы должны принять необходимые меры, чтобы избавить город от таких опасных людей. Что скажут люди о моем правлении, если станет известно, что мирный горожанин не может ночью дойти до своего дома, не опасаясь за свою жизнь? Ох, Кеччо, я так корю себя за случившееся.

— У вас нет на то причин, мой господин, но… наверное, будет неплохо выяснить, кто эти люди, узнать, известны ли они в Форли. У них могут быть сообщники.

— Разумеется. Такая мысль приходила мне в голову. Давай выставим их тела на ярмарочной площади, чтобы их все могли увидеть.

— Извините, мой господин, — вмешался один из сопровождавших графа придворных, — но убитых оставили на ночь в церкви Сан-Спирито, а к утру трупы исчезли.

Мы с Маттео переглянулись. Кеччо не отрывал глаз от графа.

— Исчезли! — воскликнул тот, выражая крайнее неудовольствие. — Кто несет за это ответственность? Предложи награду за розыск тел и сообщников этих бандитов. Я требую, чтобы их нашли!

Вскоре после этого он отбыл, вновь расцеловав д’Орси, похвалив меня и Маттео за поддержку, оказанную Кеччо.

— Я сожалею, мессир Филиппо, что вы не уроженец Форли. Я бы гордился таким гражданином.

Бартоломео Моратини еще не покинул дворец д’Орси, поэтому, воспользовавшись случаем, я взял его за руку и отвел в галерею, уставленную скульптурами, где мы могли поговорить без помех.