Сомерсет Моэм - Сотворение Святого

Она увидела нас, пронзительно вскрикнула и метнулась обратно в покои. Оставив двоих у двери, я вместе с Пансекки и остальными последовал за женщиной. Нас встретила графиня.

— Что происходит? — сердито спросила она. — Кто вы? Кто эти люди?

— Мадам, — ответил я, — ваш муж, граф, убит. А меня послали, чтобы арестовать вас.

Женщины расплакались и заголосили, но графиня и бровью не повела. Осталась она безразличной и к моей учтивости.

— Вы, — я указал на женщин, — должны незамедлительно покинуть дворец. Графиня останется вместе с детьми.

Потом я спросил, где дети. Женщины посмотрели на свою хозяйку, которая отдала короткое распоряжение:

— Приведите их.

Я дал знак Пансекки, который следом за одной из дам вышел из комнаты. Вскоре они вернулись с тремя маленькими детьми.

— А теперь, мадам, отпустите этих женщин, — приказал я.

Какие-то мгновения она колеблясь смотрела на меня. Шум на площади усиливался, превращаясь в рев, от которого дрожали стекла.

— Вы можете оставить меня.

Женщины вновь заголосили, отказываясь подчиниться. Терять время мне не хотелось.

— Если не уйдете, вас вышвырнут, — предупредил я.

Графиня топнула.

— Уходите, говорю я вам! Уходите! — крикнула она. — Не хочу слышать ваших воплей!

Женщины с плачем бросились к двери, как стадо овец, толкая друг друга. Наконец комната опустела.

— Мадам, я должен оставить в вашей комнате двух солдат.

Я запер обе двери, ведущие в другие комнаты, поставил у каждой по охраннику и ушел.

Направился я на площадь. Ее по-прежнему заполнял народ, но я не заметил ни энтузиазма, ни суматохи, ни криков радости. Или умер не тиран? Они стояли испуганные, сбитые с толку, словно овцы… Я видел заговорщиков Кеччо, которые сновали в толпе с криками: «Смерть тиранам!» и «Свобода, свобода!» — но в целом толпа не реагировала. Тут и там люди залезали на телеги, обращались к толпе с пламенными словами, но пламя не возгорелось… Молодежь что-то возбужденно обсуждала, однако торговцы сохраняли спокойствие, как будто чего-то опасаясь. Рассуждали о том, что теперь будет… что сделает Кеччо? Некоторые предполагали, что город отойдет папе, другие говорили о герцоге Лодовико и грозящей мести со стороны Милана.

Я остановил Алессандро Моратини.

— Что слышно? Какие новости?

— Господи, я ничего не знаю! — На лице отражалось отчаяние. — Они ничего не хотят. Я думал, они вдохновятся и сами все за нас сделают. А они инертные, словно камни.

В этот момент в конце площади возникло какое-то движение, из примыкающей к ней улицы выплеснулась толпа ремесленников, возглавляемая гигантом-мясником, который размахивал мясницким топором. Они кричали: «Свобода!» Маттео направился к ним, начал им что-то говорить, но мясник прервал его, рявкнув: «Свобода!» — и остальные поддержали его ревом и криками.

Рядом с Маттео возник Кеччо, сопровождаемый вооруженными слугами. За ним следовала небольшая группа людей, кричащих: «Браво, Кеччо! Браво!»

Увидев Кеччо, ремесленники окружили его, громко приветствуя и поздравляя… Народу на площади все прибавлялось. В городе закрывались все лавки и мастерские, люди спешили на площадь. Я протолкался к Кеччо и шепнул ему:

— Эти люди! Воодушевите их, чтобы подать пример остальным.

— Возглавить толпу?

— Не важно. Используйте их. Бросьте им кость, и они исполнят вашу волю. Отдайте им тело графа!

Он посмотрел на меня, кивнул и прошептал:

— Быстро!

Я побежал во дворец и сказал Марко Скорсакане, что нужно делать. Мы прошли в Кабинет нимф. Тело графа лежало лицом вниз, в луже крови. В спине зияли две раны: Лодовико нанес второй удар, чтобы подстраховаться и гарантированно отправить Джироламо в мир иной. Мы подхватили еще не остывшее тело и потащили к окну. С трудом подняли его на подоконник.

— Вот ваш враг! — прокричал я.

Потом мы столкнули графа вниз, и он упал на камни с глухим ударом. Громкий крик вырвался из всех глоток, когда они бросились к трупу. Один человек сорвал с шеи золотую цепь, но, когда бросился бежать, за нее ухватился другой. В борьбе цепь порвалась, один остался с цепью, второй — с драгоценным камнем. Потом с криками ненависти они набросились на труп. Пинали его, били по лицу, оплевывали. С пальцев сорвали перстни, потом с тела камзол, обтягивающие штаны, башмаки. Менее чем через минуту он лежал на камнях голым, каким и появился на свет божий. Они не знали жалости, эти люди. Смеялись, отпускали грязные шутки насчет его наготы.

А народу на площади все прибавлялось. Появились женщины низших сословий, их пронзительные вопли присоединились к крикам мужчин. Шум стал оглушающим, и громче всех звучали слова «свобода» и «смерть».

Вдруг кто-то крикнул: «Графиня!» — и крик этот волной прокатился по всей площади:

— Графиня! Графиня!

— Где графиня? Приведите ее. Смерть графине!

Узнав, что графиня во дворце, толпа заорала:

— Во дворец! Во дворец!

Кеччо повернулся к нам.

— Мы должны ее спасти. Если они доберутся до нее, то разорвут. Отведите ее в мой дом.

Маттео и Пансекки собрали вооруженных слуг Кеччо и ушли во дворец. Через несколько минут вывели из него Катерину и детей, окружив их плотным кольцом, с мечами в руках.

Крик вырвался из тысячи глоток. Толпа надвинулась на маленький отряд. Кеччо обратился к людям, требуя, чтобы они дали пройти графине. Горожане чуть отступили, но, когда Катерина проходила мимо, шипели и обзывали ее грязными прозвищами. Она шла с гордо поднятой головой, глядя прямо перед собой. На лице не читался ужас, даже щеки не побледнели.

Казалось, она вышла на площадь, запруженную верноподданными, которые собрались, чтобы поприветствовать ее. Внезапно какому-то мужчине пришла в голову мысль, что она могла спрятать на себе драгоценности. Он пробился прямо к Катерине, ухватился за ее грудь. Она ударила его по лицу. Толпа ответила криком ярости, двинулась вперед. Маттео и его люди остановились, плотнее сжав оцепление.

— Клянусь Богом, я убью любого, кто подойдет на расстояние вытянутой руки! — предупредил Маттео.

Горожане в испуге подались назад, и, воспользовавшись моментом, маленький отряд покинул площадь.

Люди начали переглядываться. Их ненависть требовала выхода, но они не знали, с чего начать. Глаза сверкали, руки чесались. Кеччо уловил настроение толпы и указал на дворец:

— Это плоды ваших трудов, ваши деньги, ваши драгоценности, ваши налоги. Пойдите и возьмите то, что принадлежит вам. Этот дворец! Мы отдаем вам дворец!

Толпа ответила громкими радостными криками, горожане бросились к дворцу, поднялись по лестнице, устроили давку в дверях, разбежались по великолепным залам и комнатам.