Максим Ехлаков - Солнечные пятна

— Так сказал кади.

— С Гюлем надо побеседовать. Где он, ты говоришь?

— В тюрьме у Муртафи.

— Хм… Тогда вот что, — ан-Надм вытащил папирус и принялся что-то строчить. — Пойди в караул и возьми двух стражников. Вот грамота, — он протянул исписанный листок, — забери Гюля оттуда и переведи в государственную тюрьму.

«Взять двух стражников» оказалось не так-то просто. Они все были чем-то заняты. Вишванатан битый час препирался с начальником караула, и потом еще два часа ждал, пока назначенные ему люди освободятся, и солнце уж клонилось к закату, когда они, наконец, направились в тюрьму.

Тюрьма судьи Муртафи — то есть тюрьма района Плотников, портового района и района Ткачей — была невысоким круглым зданием почти без окон. Основная часть заключенных теснилась в камерах в подземелье, а верхние этажи занимали склады и помещения для охраны.

Стражник провел их на самый нижний, третий этаж вглубь земли. Свет поступал сюда через колодец в середине здания, но его все равно было недостаточно, а в камерах и вовсе царила мгла. Громыхнула решетчатая дверь, и свет факелов осветил тесное помещение. У дальней стены стоял Гюль. Лицо его перекосилось и посинело, язык высунулся наружу, а шею сжимала петля из скрученной рубашки, привязанная к крюку на стене.

Утром Вишванатан снова отправился к жене Гюля.

— Плачь, женщина, — сказал он, — ибо муж твой умер в тюрьме, попав туда за долги.

Жена, однако, не ударилась в рыдания, только лицо ее словно превратилось в восковую маску.

— Я ведь чуяла, что он не жив уже, — сказала она тихо. — Никогда так надолго не пропадал. Он у меня ведь сильный, все беды ему нипочем. Всегда возвращался, пусть раненый, но приходил на другой же день.

Она накинула уличный платок и отправилась в Колодец попрощаться с телом Гюля, потому что умерших в тюрьмах хоронили на тюремном же кладбище, закрытом для посещений во веки веков.

Вишванатан же остался в опустевшем доме. Он не сказал женщине, что при осмотре тела обнаружил сломанные ребра и множество синяков — незачем расстраивать ее еще больше.

Вообще смерть Гюля поставила еще больше вопросов. Почему начальник стражи вдруг отправился играть к Назиму, почему напился, почему буянил в суде. Кто убил его — а в том, что это убийство, у Вишванатана не было никаких сомнений — и зачем. А главное — есть ли тут какая-то связь с его расследованием.

Поскольку хозяин дома уже не мог ничего сообщить, сыщик решил осмотреться — быть может, на вопросы сможет ответить сам дом.

Но уверенность таяла с каждой минутой. Вишванатан осматривал комнату за комнатой в немаленьком доме, но никаких зацепок не находил. Да и отыскать что-либо было довольно трудно: весь дом был завален невероятным количеством разнообразного хлама. Едва ли они использовали и десятую часть всех вещей, что заполняли весь дом, покрываясь толстым слоем пыли.

Однако удача одарила его краешком улыбки: в одной из комнатушек на втором этаже он увидел на полке свежий отпечаток в пыли. Небольшая узкая полоска, словно от случайного касания пальцем. Вишванатан проследил ее направление. За рядом бутылок и горшков чистый кружок в сплошном слое пыли говорил: здесь стоял небольшой сосуд, который недавно забрали. Сосуд из аптеки.

Воодушевленный, Вишванатан удвоил усилия, но все было тщетно. Когда последнее помещение в доме было обследовано, едва ли он смог бы похвастаться результатами многочасового труда. Ни документов, ни вещей. Лишь два более-менее подозрительных предмета.

Первым предметом была сабля Гюля. Это была не та сабля, с которой он ходил на службу. Красиво изогнутый клинок покрывали степные письмена, гласившие: «Не будет другого богатыря, подобного ветру и гор?, кроме тебя. Славься, Айгюмюш, да падут злоумышляющие против тебя». Это была цитата из степного эпоса о Лунном богатыре — великом герое древности. Писать эту цитату на мечах было многовековой традицией. Однако здесь надпись была немного другой, будто короче, чем нужно. Вишванатан не знал степного письма, но смутно припоминал правильный вид этой надписи.

Второй предмет был странным не только для начальника ханской стражи, а и вообще для столицы Востока. Небольшая статуэтка — олень с большими ветвистыми рогами, работа мастеров-косторезов с далекого севера. На рогах олень нес золотой шарик, очевидно, изображающий солнце.

Ни один из этих предметов пока не приближал его к разгадке; впрочем, и это было неплохо.

Ан-Надм выслушал отчет, разглядывая подозрительные предметы.

— «Быстрее ветра, острее воды, холоднее льда, горячее пламени».

— Что?

— Написано на сабле, — пояснил вазир. — Не знаю, откуда это.

— Мы в тупике, — заключил Вишванатан. — Гюль — последнее звено, и оно лопнуло. Дальше идти некуда.

Лицо ан-Надма вдруг осветилось.

— Еще как есть, — ухмыльнулся он. — Значит так. Ты займись саблей. Покажи ее шейху Абади аль-Хасабу, он старший оружейник. Он должен знать, откуда она. А оленя я беру на себя.

Когда сыщик ушел, великий вазир еще раз осмотрел дивную резьбу по кости. Олень был прекрасен. Что ж, не так уж и важно, откуда ты взялся. Очень хорошо, что ты попал мне в руки. Теперь ты послужишь мне.

Район Кузнецов, где размещались оружейни, занимал северо-западный конец города. Воздух здесь пропах дымом и горелым железом, а по улицам разносился непрерывный звон сотен молотков, гудение пламени, шипение закаляемой стали. Этот квартал недолюбливали, называя филиалом Симиуса за вечные столбы дыма и лязг металла. Впрочем, многие мастера здесь и вправду были приезжими в первом-втором поколении. Увы, искусство обращения с железом на Западе развито куда выше, чем у нас. Найти хорошего кузнеца в Неджде трудно, а в степи их и вовсе нет. А в холодной стране Дагыстан, что лежит далеко на северо-запад от столицы, говорят, кузнец есть в каждой деревне.

Впрочем, были и на Востоке мастера, способные заткнуть за пояс любого западного оружейника. К одному из таких и держал путь Вишванатан. Шейх Абади был начальником в большой мастерской, принадлежавшей одному из недждских вельмож (говорили, эта мастерская была лучшей в стране, а то и в мире). Он встретил сыщика прямо в рабочем помещении, одетый в кожаный фартук и шляпу, с клещами в руке.

— Мир тебе, мастер, — сказал Вишванатан. — Я пришел от великого вазира Малика ан-Надма.

— И тебе мир, — мастер отложил клещи. — Что нужно великому вазиру? Новый кинжал еще не готов, я посылал сообщить на прошлой неделе…

— Нет-нет, я по другому поводу, — Вишванатан вытащил из свертка тряпья саблю Гюля. — Что ты можешь сказать об этом?

Мастер надел перчатки и осторожно принял у него саблю, долго вертел ее, сгибал, смотрел одним глазом вдоль клинка, постукивал по нему костяшками пальцев и слушал звон, пробовал ногтем остроту.