Кнут Гамсун - Под осенней звездой (пер. Благовещенская)

— Нѣтъ, я возвратился только вчера вечеромъ. Я ѣздилъ на желѣзную дорогу.

— Кто уѣхалъ?

— Барыня.

— Барыня?

— Да, барыня.

Пауза.

— Вотъ какъ? А куда она уѣхала?

— Въ городъ, не надолго.

Пауза.

— Сюда пріѣзжалъ какой-то человѣкъ и написалъ въ газетахъ о твоей машинѣ, - сказалъ Фалькенбергъ.

— Капитанъ также уѣхалъ?

— Нѣтъ, капитанъ дома. Онъ немножко поморщился, когда пришло твое письмо.

Мнѣ удалось залучить Фалькенберга на нашъ старый чердакъ. У меня въ мѣшкѣ лежали еще двѣ бутылки вина, которыя я и подарилъ ему. Ахъ, эти бутылки, которыя я столько времени таскалъ взадъ и впередъ милю за милей, да еще со всякими предосторожностями, наконецъ-то онѣ мнѣ пригодились. Если бы не онѣ, то Фалькенбергъ никогда не разсказалъ бы такъ много.

— Почему капитанъ поморщился, когда пришло мое письмо? Развѣ онъ видѣлъ его?

— Дѣло было такъ, — сказалъ Фадькенбергъ, — барыня была въ кухнѣ, когда пришла почта. «Что это за письмо съ такимъ множествомъ марокъ?» спросила она. Я распечаталъ его и сказалъ, что это письмо отъ тебя и что ты будешь здѣсь одиннадцатаго.

— Что же она тогда сказала?

— Она больше ничего не сказала. «Такъ онъ будетъ здѣсь одиннадцатаго?» спросила она только еще разъ. Да, отвѣтилъ я, такъ онъ пишетъ.

— И дня два спустя тебѣ велѣли везти ее на желѣзную дорогу?

— Да, дня два спустя. Тогда я подумалъ: разъ барыня знаетъ про письмо, то и капитану надо сказать объ этомъ. Знаешь, что онъ сказалъ, когда я пришелъ къ нему съ письмомъ?

Я ничего не отвѣтилъ, я углубился въ мысли. Тутъ что-то есть. Неужели она бѣжала отъ меня? Нѣтъ, я сошелъ съ ума? Не будетъ жена капитана изъ Эвербе бѣжатъ отъ одного изъ своихъ работниковъ. Все представлялось мнѣ такимъ страннымъ, непонятнымъ. Я надѣялся, что мнѣ можно будетъ говорить съ ней, разъ мнѣ запретили писать.

Фалькенбергъ былъ немного смущенъ.

— Я показалъ письмо капитану, хотя ты и не упоминалъ объ этомъ. Мнѣ не надо было этого дѣлать?

— Мнѣ, все равно. Что же онъ сказалъ?

— Да, присмотри за машиной, — сказалъ онъ и поморщился. — Чтобы кто-нибудь не стащилъ ее, — сказалъ онъ еще.

— Такъ капитанъ золъ на меня теперь?

— Нѣтъ! Нѣтъ, этого я не думаю. Съ тѣхъ поръ онъ мнѣ больше ничего не говорилъ про это.

Но мнѣ дѣла нѣтъ до капитана. Когда Фалькенбергъ выпилъ достаточно вина, то я спросилъ его, не знаетъ ли онъ городского адреса барыни.

— Нѣтъ, но Эмма, вѣроятно, знаетъ.

Я позвалъ Эмму, угостилъ ее виномъ, сталъ болтать съ ней о томъ и семъ и, наконецъ, незамѣтно подойдя къ интересующему меня предмету, спросилъ адресъ барыни. Оказалось, что и она не знаетъ адреса. Но барыня поѣхала дѣлать рождественскія закупки вмѣстѣ съ фрекенъ Елизаветой, такъ что у священника навѣрное знаютъ адресъ.

— А для чего тебѣ нуженъ адресъ?

— Я случайно пріобрѣлъ одну старинную брошь. И я хотѣлъ предложить барынѣ купить ее.

— Покажи.

Я былъ такъ радъ, что могъ показать Эммѣ красивую старинную брошь, которую я купилъ у одной изъ служанокъ въ Херсетѣ.

— Барыня ее не купитъ, — сказала Эмма. — Да и я не взяла бы ее.

— Если бы я тебѣ ее подарилъ, то ты, конечно, взяла бы ее, Эмма, — говорю я и стараюсь шутить.

Эмма ушла. Я пытаюсь еще кое-что вывѣдать у Фалькенберга. У него было хорошее чутье, и онъ иногда понималъ людей.

— Поешь ли ты еще барынѣ?

— Нѣтъ. — И Фалькенбергъ пожалѣлъ, что остался въ усадьбѣ: здѣсь теперь все больше и больше слезъ и горя.

— Слезъ и горя? Развѣ капитанъ съ женой не въ хорошихъ отношеніяхъ?

— Нечего сказать, хорошія отношенія! Какъ раньше было, такъ и теперь. Прошлую субботу она проплакала весь день.

— Какъ это все странно. Но, вѣроятно, они деликатны другъ съ другомъ, — сказалъ я и насторожилъ уши въ ожиданіи отвѣта.

— Но они опротивѣли другъ другу, — отвѣтилъ Фалькенбергъ. — Да и она такъ измѣнилась только за то время, что тебя здѣсь не было; она исхудала и поблѣднѣла.

Я сидѣлъ часа два на чердакѣ и смотрѣлъ въ окно, не спуская глазъ съ главнаго зданія, но капитанъ не появился. Почему онъ не выходилъ? Я потерялъ терпѣніе и рѣшилъ уйти, не извинившись передъ капитаномъ. А у меня было хорошее извиненіе; я хотѣлъ свалить все на статью въ газетѣ и сказать, что на меня нашла манія величія, или что-нибудь въ этомъ родѣ. Теперь мнѣ не оставалось ничего другого, какъ разобрать и сложить машину такъ, чтобы ее можно было нести, покрыть ее, насколько возможно, мѣшкомъ, и отправиться въ путь.

Эмма была въ кухнѣ, когда я уходилъ, и она украла для меня кое-что изъ съѣдобнаго.

Мнѣ опять предстоялъ длинный путь. Сперва я направлялся въ усадьбу священника, что, впрочемъ, было мнѣ по дорогѣ, а оттуда я хотѣлъ итти на желѣзную дорогу. Выпалъ снѣгъ и ходьба стала затруднительнѣе, а кромѣ того я долженъ былъ спѣшить: вѣдь она поѣхала въ городъ только за рождественскими покупками и была уже впереди.

На слѣдующій день подъ вечеръ я былъ въ усадьбѣ священника. Я заранѣе рѣшилъ, что лучше всего будетъ поговорить съ самой барыней.

— Я зашелъ сюда по дорогѣ въ городъ, — сказалъ я ей. — Я тащу тяжелую машину, не позволите ли вы мнѣ оставить здѣсь пока самыя тяжелыя деревянныя части?

— Ты идешь въ городъ? — спросила барыня. — Но ты, вѣроятно, переночуешь здѣсь?

— Нѣтъ, благодарю васъ. Я долженъ бытъ въ городѣ уже утромъ.

Барыня задумалась и сказала:

— Елизавета въ городѣ. Ты могъ бы захватить съ собой одинъ пакетъ, она кое-что забыла.

«Вотъ и адресъ!» подумалъ я.

— Но я должна сперва приготовить посылку.

— Но фрекенъ Елизавета, пожалуй, успѣетъ уѣхать изъ города, прежде чѣмъ я пріѣду?

— Нѣтъ, она тамъ вмѣстѣ съ фру Фалькенбергъ, онѣ останутся въ городѣ цѣлую недѣлю.

Это было пріятное извѣстіе. Теперь у меня были и адресъ и время.

Барыня стояла и смотрѣла на меня бокомъ.

— Такъ ты остаешься? — спросила она. — Я, дѣйствительно, должна кое-что приготовить…

Мнѣ отвели комнату въ главномъ зданіи, такъ какъ на чердакѣ стало слишкомъ холодно. Вечеромъ, когда всѣ улеглись и въ домѣ стало тихо, ко мнѣ въ комнату вошла барыня съ пакетомъ и сказала:

— Извини, что я пришла такъ поздно. Но ты, вѣроятно, уйдешь завтра утромъ такъ рано, что я еще буду спать.

И вотъ я снова среди городского шума, толкотни, газетъ, людей; такъ какъ я былъ вдали отъ всего этого нѣсколько мѣсяцевъ, то я не испытываю непріятнаго чувства. Въ одинъ день я надѣваю на себя городское платье и отправляюсь къ фрёкенъ Елизаветѣ. Она остановилась у своихъ родственниковъ.

Не посчастливится ли мнѣ увидать другую? Я волнуюсь, какъ мальчишка. Я чувствую себя такъ неловко въ перчаткахъ, что снимаю ихъ; но, поднявшись на лѣстницу, я вижу, что мои руки не подходятъ къ моему платью, и я снова натягиваю перчатки. Я звоню.