Кнут Гамсун - Бенони (пер. Ганзен)

Но Левіонъ сердито замоталъ головой и сказалъ! — Мало. Вы заплатили куда больше. Позвольте узнать: откуда у Эдварды пошли такія наряды — и верхніе и нижніе?

Сэръ Гью всталъ и покинулъ примирительную камеру.

— Теперь подадимъ на него въ судъ, — сказалъ адвокатъ Аренценъ.

— У меня день и ночь не выходитъ изъ головы — какіе убытки нанесъ мнѣ Мареліусъ, — сказалъ Левіонъ. — Продалъ и лососокъ въ рѣкѣ и лососокъ въ морѣ! Въ послѣднее время англичанинъ удитъ съ лодки у самаго устья, прямо на моей банкѣ!

Адвокатъ Аренценъ на это сказалъ:- Мы подадимъ и на Мареліуса!

Законникъ принималъ свои рѣшенія быстро и твердо, съ самымъ увѣреннымъ видомъ. Необыкновенный человѣкъ! А когда Левіону пришлось платить, и у него не оказалось ничего, кромѣ жалкихъ бумажекъ, Аренценъ и тѣмъ не побрезговалъ, не сталъ придираться…

Насталъ день тинга въ Сирилундѣ.

Ключница Макка гоняла Свена Дозорнаго по всему околотку за птицей и прочею живностью, и взяла мельничиху на подмогу въ кухнѣ. Конца не было ея приготовленіямъ къ пріему начальства. Она устроила также, что Роза пріѣхала помогать принимать гостей. Людская была превращена въ залу суда; туда поставили большой столъ съ сукномъ для судьи и маленькіе столы для адвокатовъ. Столы были отгорожены рѣшеткой. Въ другомъ концѣ людского флигеля отвели контору фогту.

Но тингъ вышелъ не очень торжественный.

Амтманъ не пріѣхалъ, какъ писалъ и самъ обѣщалъ, и добрая ключница горько сѣтовала на непріѣздъ главнаго начальства. Но еще хуже было то, что и уѣздный судья не пріѣхалъ. Старикъ разнемогся и прислалъ за себя своего помощника. Это заставило призадуматься самого Макка, который немедленно поспѣшилъ освѣдомиться о судьѣ.

— Ему нездоровится; онъ не въ постели, но сильно похудѣлъ, плохо спитъ, и, какъ видно, очень разстроенъ.

— Чѣмъ разстроенъ?

Помощникъ пояснилъ, что прежде-де въ канцеляріи были такіе-то порядки, а теперь такіе-то; словомъ, религіозныя сомнѣнія.

— ?!

Помощникъ съ достоинствомъ продолжалъ:- Судья просилъ меня передать вамъ его искреннюю признательность за боченокъ морошки, что вы прислали зимою…

— Ахъ, бездѣлица!

— …и выразить его сожалѣнія по поводу невозможности поблагодарить васъ лично.

Маккъ отошелъ къ окну и задумался…

Засѣданіе открылось.

За столомъ, покрытымъ сукномъ, возсѣдалъ молодой помощникъ судьи, и два письмоводителя. По правую и по лѣвую руку отъ него четыре «судныхъ мужа», или засѣдателя, выбранныхъ изъ достойнѣйшихъ мѣстныхъ обывателей. За маленькими столами сидѣли адвокаты, старый адвокатъ изъ города за своимъ и адвокатъ Н. Аренценъ ♂ за своимъ; передъ обоими высились стопы бумагъ и протоколовъ. Если вглядѣться хорошенько, у стараго адвоката бумагъ, однако, было поменьше, чѣмъ въ прошломъ году, и меньше, чѣмъ у Аренцена. Время отъ времени входили люди и просили позволенія переговорить съ однимъ изъ адвокатовъ и — больше все съ Аренценомъ.

Затѣмъ началось разбирательство очередныхъ дѣлъ одного за другимъ: уголовныхъ, межевыхъ споровъ, исковъ и всякихъ тяжбъ… Аренценъ все время игралъ первую скрипку: говорилъ, записывалъ, просилъ занести въ протоколъ. Не мѣшало бы ему вести себя поскромнѣе въ такой торжественной обстановкѣ! Но молодой замѣститель судьи, видно, не могъ внушить ему ни малѣйшей робости; Аренценъ даже не называлъ его господиномъ судьей, какъ всѣ другіе, а господиномъ помощникомъ. Положивъ на столъ одну бумагу, Аренценъ сказалъ: — Не угодно-ли, — прямо подъ стекло и въ рамку! — а свой докладъ по дѣлу Арона, у котораго взяли безъ спросу лодку, подкрѣпилъ заявленіемъ:- Таковъ законъ. — Судья, нѣсколько задѣтый, возразилъ на это:- Ну, да, вообще; но въ данномъ случаѣ надо принять въ соображеніе то-то и то-то. — Таковъ законъ, — внушительно повторилъ Аренценъ. И народъ по ту сторону рѣшетки кивалъ головами и думалъ: «Этотъ молодецъ знаетъ законы; слушать любо!»

Благодаря массѣ новыхъ дѣлъ, внесенныхъ Николаемъ Аренценомъ, молодой судья конца не предвидѣлъ нынѣшней сессіи. Онъ добросовѣстно трудился, въ потѣ лица допрашивалъ свидѣтелей, справлялся съ протоколами, читалъ, писалъ и говорилъ, но лишь на третій и послѣдній день добрался до иска Левіона изъ Торпельвикена къ Гью Тревельяну.

Сэръ Гью явился на судбище въ первый же день; онъ то бродилъ по двору, то заходилъ въ залу суда, слѣпой и глухой ко всему, по-британски невѣжливый и нѣмой даже тогда, когда къ нему обращались съ привѣтствіемъ. Онъ былъ совершенно трезвъ. Кушалъ онъ за столомъ у Макка, и комнату ему отвели въ господскомъ домѣ. Но, хотя англичанинъ и сидѣлъ за столомъ каждый разъ рядомъ съ помощникомъ судьи, онъ ни разу не обмолвился о своей тяжбѣ. Да и вообще онъ почти не говорилъ.

— Сегодня разбирается ваше дѣло, — сказалъ ему помощникъ судьи за обѣдомъ.

— Хорошо, — отвѣтилъ тотъ равнодушно.

На вызовъ судьи онъ вышелъ со своимъ удилищемъ, но безъ адвоката; снялъ свою спортсмэнскую шапочку съ рыболовной «мухой» и назвалъ свое имя, званіе и мѣсто рожденія въ Англіи. Аренценъ изложилъ дѣло, и сэръ Гью далъ свое краткое показаніе, которое было занесено въ протоколъ, а именно — что онъ еще въ примирительной камерѣ предлагалъ заплатить Левіону столько же, сколько заплатилъ Мареліусу, но истецъ призналъ сумму недостаточной.

— Сколько получилъ Мареліусъ?

Сэръ Гью назвалъ сумму и прибавилъ, что Мареліусъ здѣсь и готовъ засвидѣтельствовать его слова.

Мареліусъ подтвердилъ подъ присягой то же самое.

И судья не могъ удержаться, чтобы не замѣтить Аренцену:- Вѣдь это же хорошая плата, господинъ повѣренный Аренценъ?

— А онъ, небось, не сказалъ, сколько выдалъ еще Эдвардѣ особо! — не выдержалъ за рѣшеткой Левіонъ.

— Тише! — приказалъ судья.

Тогда за своего довѣрителя вступился Аренценъ:- Но это заявленіе имѣетъ существенное значеніе для дѣла.

Судья задалъ еще нѣсколько вопросовъ, ему отвѣтили, и онъ, подумавъ немножко, замѣтилъ Аренцену:- Для какого же дѣла это имѣетъ значеніе? Во всякомъ случаѣ не для опредѣленія платы за право рыбной ловли.

Сэръ Гью продолжалъ показывать: по утвержденію истца, рѣка въ самомъ узкомъ мѣстѣ имѣетъ всего восемь саженъ ширины, и выходитъ, что отвѣтчикъ закидываетъ удочку по меньшей мѣрѣ столько же на недозволенную сторону. Но у водопада рѣка всего уже, а и тамъ въ ней двѣнадцать саженъ.

По просьбѣ Аренцена судья спросилъ:- Вы измѣряли?

— Да.

— А какой длины ваше удилище?

— Двѣ сажени. Вотъ оно.

Левіонъ опять не удержался за рѣшеткой: — И я мѣрилъ; у водопада всего восемь саженъ.

— Тише!

Аренценъ прикинулся крайне изумленнымъ и опять вступился:- Въ лѣтнее время рѣка всегда мелѣетъ и, конечно, въ ней тогда не больше восьми саженъ.