Кнут Гамсун - Пан (пер. Химона)

— Женщины здѣсь черезчуръ жирны, — сказалъ Гланъ.

Я тоже находилъ, что женщины черезчуръ жирны и можетъ быть это я, а вовсе не Гланъ, первый такъ подумалъ, но я не спорилъ съ нимъ объ этомъ и уступилъ ему честь первенства. Впрочемъ, не всѣ женщины были безобразны, хотя ихъ лица были жирныя и обросшія. Я встрѣтилъ въ деревнѣ одну дѣвушку, полутамиліанку, съ длинными волосами и бѣлоснѣжными зубами; она была всѣхъ красивѣе. Я натолкнулся на нее однажды вечеромъ на опушкѣ рисоваго поля, она лежала на животѣ въ высокой травѣ и болтала въ воздухѣ ногами. Она могла со мной разговаривать, и я разговаривалъ съ ней, сколько мнѣ было угодно; было уже почти утро, когда мы разстались: она пошла домой не прямой дорогой и сдѣлала видъ какъ-будто была въ сосѣдней деревнѣ. Гланъ просидѣлъ этотъ вечеръ съ двумя молоденькими дѣвушками посреди деревни передъ маленькой хижиной; дѣвушки были очень молоды, можетъ-быть имъ было не больше 10-ти лѣтъ; онъ болталъ съ ними и пилъ рисовую водку; это было въ его духѣ.

Нѣсколько дней спустя мы отправились на охоту.

Мы шли мимо чайныхъ плантацій, рисовыхъ полей и луговъ, мы оставили за собой деревню и шли вдоль рѣки; мы вошли въ лѣсъ странныхъ, незнакомыхъ намъ деревьевъ: бамбука, манговаго дерева, тамаринда, тика, маслянистыхъ и каучуковыхъ деревьевъ, да одинъ Богъ знаетъ, что это были за деревья; никто изъ насъ ничего не смыслилъ въ этомъ. Но въ рѣкѣ воды было мало. Въ ней всегда было мало воды вплоть до періода дождей. Мы стрѣляли дикихъ голубей и пѣтуховъ, и въ теченіе дня мы увидѣли двухъ пантеръ; надъ нашими головами летали также попугаи. Гланъ стрѣлялъ удивительно мѣтко, онъ никогда не давалъ промаху, но это происходило еще оттого, что его ружье было лучше моего; очень часто и я стрѣлялъ очень мѣтко. Я никогда не хвастался этимъ, но Гланъ часто говорилъ: я попаду въ хвостъ, я влѣплю въ голову. Когда мы натолкнулись на пантеръ, Гланъ хотѣлъ во что бы то ни стало напасть на нихъ съ нашими охотничьими ружьями, но я уговорилъ его отказаться отъ этого, такъ какъ начало смеркаться, и у насъ оставалась лишь пара патроновъ. Онъ кичился тѣмъ, что выказалъ достаточно мужества, такъ какъ хотѣлъ стрѣлять по пантерамъ дробью.

— Я злюсь, что я все-таки не стрѣлялъ, — сказалъ онъ мнѣ. — Отчего вы такъ дьявольски осторожны? Вы хотите долго жить?

— Меня радуетъ, что вы находите меня благоразумнѣе васъ самихъ.

— Да, но не будемъ ссориться изъ-за такихъ пустяковъ, — сказалъ онъ тогда.

Это были его слова, а не мои; если кто хотѣлъ ссориться, такъ это онъ, а не я. Я началъ чувствовать къ нему недоброжелательство за его легкомысленное поведеніе и обольстительныя наклонности. Вчера вечеромъ я шелъ преспокойно по дорогѣ съ Маггіэ, съ тамиліанкой, она была моей подругой, и мы оба были въ прекрасномъ расположеніи духа. Гланъ сидитъ передъ хижиной, онъ кланяется и улыбается намъ, когда мы проходили мимо, но Маггіэ увидѣла его тогда въ первый разъ и съ любопытствомъ стала разспрашивать о немъ. Онъ произвелъ на нее такое сильное впечатлѣніе, что, простившись, каждый изъ насъ пошелъ въ свою сторону; она не проводила меня домой.

Когда я началъ говорить объ этомъ съ Гланомъ, онъ отнесся къ этому очень легкомысленно, какъ-будто это не имѣло никакого значенія. Но я этого не забылъ. Онъ смѣялся и улыбался совсѣмъ не мнѣ, а Маггіэ, когда мы проходили мимо хижины.

— Что это она все время жуетъ? — спросилъ онъ меня.

— Не знаю, — отвѣчалъ я;- на то ей и губы даны, чтобы жевать.

Между прочимъ это не было для меня новостью, что Маггіэ все время что-нибудь жуетъ; я это давно замѣтилъ. Но она жевала не бетель, ея зубы и безъ того были бѣлы; напротивъ, у нея была привычка жевать всевозможныя вещи, она совала все въ ротъ и жевала, какъ-будто это было что-нибудь очень вкусное. Чтобы бы то ни было, — монеты, клочки бумаги, птичьи перья — она все жевала. Но, во всякомъ случаѣ, это была не причина, чтобы унижать ее, она все-таки была самой красивой дѣвушкой въ деревнѣ; но Гланъ завидовалъ мнѣ, вотъ въ чемъ дѣло. На слѣдующій вечоръ мы примирились съ Маггіэ и о Гланѣ совсѣмъ позабыли.

Прошла недѣля; мы каждый день ходили на охоту и стрѣляли много дичи. Однажды утромъ, какъ только мы вошли въ лѣсъ, Гланъ схватилъ меня за руку и прошепталъ:- Стойте! — въ ту же самую минуту онъ прикладываетъ винтовку къ щекѣ и стрѣляетъ. Онъ попалъ въ молодого леопарда. Я тоже могъ бы въ него выстрѣлить, но Гланъ оставилъ честь за собой и выстрѣлилъ первый. — Какъ онъ будетъ теперь хвастать! — подумалъ я. Мы подошли къ мертвому звѣрю, онъ убитъ наповалъ, лѣвый бокъ разорванъ, пуля засѣла въ спинѣ.

Я ужасно не люблю, когда меня хватаютъ за руку, а потому я сказалъ:- Я тоже могъ бы сдѣлать такой выстрѣлъ.

Гланъ посмотрѣлъ на меня.

Я опять говорю:

— Вы, можетъ-быть, не вѣрите, что я могъ бы это сдѣлать? — Гланъ ничего не отвѣчаетъ. Вмѣсто этого онъ опять показываетъ свою ребячливость и стрѣляетъ вторично въ мертваго леопарда, на этотъ разъ въ голову. Я смотрю на него, какъ съ неба свалившись.

— Да, — говоритъ онъ въ поясненіе, — я не хочу, чтобы говорили, что я попалъ леопарду въ бокъ. Для его тщеславія было непріятно, что онъ сдѣлалъ такой простой выстрѣлъ; всегда онъ хотѣлъ бытъ первымъ. Какъ онъ былъ глупъ! Но это не мое дѣло, я не буду его изобличать.

Вечеромъ, когда мы вернулись съ мертвымъ леопардомъ въ деревню, собралось много туземцевъ посмотрѣть на него. Гланъ сказалъ только, что мы застрѣлили его утромъ, и больше не хвалился этимъ. Маггіэ тоже появилась.

— Кто его застрѣлилъ? — спросила она.

И Гланъ отвѣчалъ:

— Сама видишь, два выстрѣла. Мы застрѣлили его сегодня утромъ, когда вышли. — И онъ повернулъ звѣря и показалъ ей обѣ раны — одна въ бокъ, другая въ голову. — Сюда попала моя пуля, — сказалъ онъ и указалъ на рану въ боку; въ своей ребячливости онъ хотѣлъ оставить за мной выстрѣлъ въ голову.

Не стоило поправлять его, и я такъ и оставилъ. Гланъ началъ угощать туземцевъ рисовой водкой, и каждому онъ давалъ пить, сколько кто хотѣлъ.

— Вы оба его застрѣлили, — сказала Маггіэ про себя, и однако она смотрѣла все время на Глана.

Я отвелъ ее въ сторону и сказалъ:- Почему ты все время смотришь на него? Развѣ я не стою рядомъ съ тобой?

— Да, правда, — отвѣчала она.

— А знаешь — я приду сегодня вечеромъ.

Какъ разъ, на слѣдующій день, Гланъ получилъ то письмо. Нарочный привезъ ему письмо съ рѣчной пристани, оно совершило обходъ въ 180 миль. Письмо было написано дамской рукой, и я подумалъ про себя, что, оно, вѣроятно, отъ его прежней пріятельницы, высокопоставленной дамы. Прочитавъ его, Гланъ нервно разсмѣялся и далъ посыльному лишнюю бумажку за то, что онъ его принесъ. Но это продолжалось не долго, потомъ онъ сталъ молчаливымъ и мрачнымъ, и ничего другого не дѣлалъ, какъ только пристально смотрѣлъ прямо передъ собой. Вечеромъ онъ напился въ обществѣ стараго карлика изъ туземцевъ и его сына, онъ обнималъ также и меня и хотѣлъ меня непремѣнно заставить пить вмѣстѣ съ нимъ.