Кнут Гамсун - Мистерии (пер. Соколова)

— Въ самомъ дѣлѣ, нѣтъ ли тамъ еще чего? Не висятъ ли, напримѣръ, часы на стѣнѣ? Какая-нибудь старая картина или что-нибудь въ родѣ этого?

— Нѣтъ. Отчего вы объ этомъ спрашиваете?

— А стулъ, который не можетъ стоять, я подразумѣваю тотъ, что покрыть краснымъ плюшемъ, каковъ онъ на видъ? Очень онъ старъ? Отчего онъ стоитъ у кровати? Развѣ на немъ нельзя сидѣть? Не высокая ли у него спинка?

— Да, высокая, кажется; не знаю навѣрно.

— А больше ничего нѣтъ въ комнатѣ?

— Ничего!

У могилы стали пѣть; погребеніе подходило къ концу. Когда прекратилось и пѣніе, прошло еще одно мгновенье въ полной тишинѣ; затѣмъ люди стали расходиться въ разныя стороны. Большая часть вышла черезъ кладбищенскія ворота, другіе продолжали стоять и разговаривали между собою. Группа дамъ и мужчинъ пододвинулась къ Нагелю и Минуттѣ; это все были молодые люди и дамы, разсматривавшіе обоихъ блестящими, удивленными глазами. Лицо Дагни Килландъ было ярко-красно, и она смотрѣла прямо передъ собою, не оглядываясь ни вправо, ни влѣво; судья также не оглядывался; онъ оживленно разговаривалъ съ какой-то дамой.

Проходя мимо, докторъ Стенерсенъ, который также былъ съ ними, остановился. Онъ кивнулъ Минуттѣ; тотъ всталъ. Нагель одинъ продолжалъ сидѣть.

— Предупредите, пожалуйста, этого господина, — послышались ему слова доктора; больше онъ ничего не разслышалъ. Вскорѣ имя его было произнесено довольно громко, и онъ тотчасъ всталъ, снялъ свою шапочку и низко поклонился.

Докторъ извинился: онъ получилъ непріятное порученіе отъ одной дамы, также присутствовавшей на похоронахъ, отъ фрейлейнъ Мескъ, которая проситъ передать ему, чтобы онъ былъ поосторожнѣе съ камнемъ, съ надгробной плитой и не садился бы на нее. Плита новая, только что положенная, фундаментъ еще не установился, почва еще мягка, все вмѣстѣ можетъ осѣсть на одну сторону прежде, чѣмъ успѣютъ принять мѣры. Объ этомъ проситъ сестра усопшей.

Нагель нѣсколько разъ извинился. Это съ его стороны непростительная разсѣянность, невниманіе; онъ вполнѣ понимаетъ заботу дамы о сохранности камня. Онъ приноситъ доктору свою благодарность.

Между тѣмъ они невольно двинулись дальше вмѣстѣ. Когда они дошли до воротъ, Минутта откланялся, и докторъ съ Нагелемъ остались вдвоемъ. Сначала они представились другъ другу.

Докторъ спросилъ:

— Такъ вы хотите пожить здѣсь нѣкоторое время?

— Да, — отвѣчалъ Нагель. — Надо же соблюдать общепринятое обыкновеніе — проводить лѣто на лонѣ природы, воспользоваться каникулами, поправиться къ зимѣ, а тамъ опять начинать сначала!… Это славный городокъ.

— Вы откуда? Я прислушиваюсь къ вашему говору, но никакъ не могу понять.

— Я собственно уроженецъ Финмаркена, квенъ. Но жилъ то тутъ, то тамъ.

— Это и видно. Акцентъ Нордланда обыкновенно очень замѣтенъ… Вы теперь изъ-за границы?

— Только что изъ Гельсингфорса.

Сначала они разговаривали о разныхъ безразличныхъ вещахъ; затѣмъ перешли на разные другіе вопросы, заговорили о выборахъ, о неурожаѣ въ Россіи, о литературѣ и о покойномъ Карльсенѣ.

— Какъ ваше мнѣніе: хоронили вы сегодня самоубійцу или нѣтъ? — спросилъ Нагель.

Докторъ не могъ этого сказать, онъ не хотѣлъ сказать. Это его не касается онъ и не желаетъ въ это вмѣшиваться. Объ этомъ такъ много говорилось. Впрочемъ, отчего бы ему не быть самоубійцей? Всѣ богословы должны бы были покончить съ собою.

— Отчего же?

— Отчего? Потому что ихъ пѣсенка уже спѣта, потому что нашъ вѣкъ упразднилъ ихъ. Люди начали наконецъ мыслить самостоятельно, и ихъ религіозное чувство все болѣе и болѣе гаснетъ.

Но Нагель не могъ понять, что за прибыль для человѣчества въ томъ, чтобы отрѣшиться отъ всего символическаго, отъ всякой поэзіи. Да и вопросъ еще, дѣйствительно ли вѣкъ нашъ упразднилъ богослововъ, потому что религіозное чувство вовсе не вырождается…

Нѣтъ, во всякомъ случаѣ только не въ низшихъ слояхъ населенія, тамъ даже скорѣе наоборотъ, но вотъ въ просвѣщенномъ обществѣ оно рѣшительно уменьшается постепенно.

Съ этимъ Нагель не могъ согласиться. Религіозное чувство — дѣло субъективное; у однихъ его много, у другихъ мало, а у иныхъ и совсѣмъ нѣтъ въ немъ потребности. Но нельзя однакоже сказать, что только просвѣщенные люди не религіозны, наоборотъ: очень часто…

— Ну, не будемъ больше говорить объ этомъ, — сказалъ докторъ кратко, — мы стоимъ на совершенно различныхъ точкахъ зрѣнія. — Докторъ былъ свободомыслящій; докторъ такъ часто слышалъ это ничего незначащее выраженіе, такъ часто! Совратило ли это его? Онъ уже двадцать лѣтъ все тотъ же. Въ качествѣ врача онъ вынималъ у людей "душу" по чайной ложечкѣ! Нѣтъ, онъ совершенно выросъ изъ предразсудковъ… — Ну, а что вы думаете о выборахъ?

— О выборахъ? — Нагель разсмѣялся. — Я надѣюсь на лучшее, — сказалъ онъ.

— Я также, — сказалъ докторъ. — Было бы вѣчнымъ позоромъ, если бы министерство не получило большинства за свою демократическую программу. — Докторъ принадлежалъ къ лѣвымъ и былъ радикаломъ, былъ таковымъ съ тѣхъ поръ, какъ сталъ сознавать себя. — Дѣло въ томъ, — продолжалъ онъ, — что очень ужъ мало у насъ, лѣвыхъ, звонкой монеты. Вы и другіе, имѣющіе деньги, должны бы поддержать насъ. Дѣло идетъ вѣдь о будущности всей страны.

— Я? у меня деньги? — спросилъ Нагель. — Ахъ, въ этомъ отношеніи и у меня довольно плачевно.

— Ну, да вы, можетъ быть, не то, чтобъ милліонеръ. Кто-то разсказывалъ, что вы богаты, у васъ, напримѣръ, земельная собственность стоимостью въ шестьдесятъ двѣ тысячи кронъ.

— Ха-ха-ха! Это всего лучше! Нѣтъ, это все произошло оттого, что мнѣ на этихъ дняхъ выплатили по наслѣдству послѣ моей матери нѣсколько тысячъ кронъ. Вотъ и все. Никакой земельной собственности у меня нѣтъ, все это мистификація.

Они дошли до дома доктора, окрашеннаго въ желтую краску, двухъэтажнаго дома съ верандой. Штукатурка съ него во многихъ мѣстахъ отвалилась; крыша по краямъ висѣла лохмотьями; въ верхнемъ этажѣ не хватало одного стекла въ окнѣ, занавѣски оставляли многаго желать въ отношеніи чистоты. Нагель былъ непріятно пораженъ безпорядочнымъ видомъ этого дома и хотѣлъ тотчасъ уйти, но докторъ сказалъ:

— Не хотите ли зайти? Нѣтъ? Ну, такъ я надѣюсь увидѣть васъ послѣ. И я и жена, мы будемъ очень рады, если вы посѣтите насъ. А то, можетъ быть, зайдете сейчасъ познакомиться съ моей женой?

— Ваша жена была на кладбищѣ, она только-что вернулась.

— Это правда; она ходила вмѣстѣ съ другими. Ну, такъ навѣдайтесь въ другой разъ, когда пойдете мимо.

Нагель побрелъ обратно къ гостиницѣ; но какъ разъ у самыхъ дверей ея онъ вспомнилъ о чемъ-то. Щелкнувъ пальцами, онъ коротко засмѣялся и сказалъ громко:- Мнѣ однакоже интересно, остались ли тамъ мои стихи. — Затѣмъ онъ вернулся на кладбище и остановился у могилы Мины Мескъ. Никого кругомъ не было видно, но стихи были стерты. Кто это сдѣлалъ? Не было и слѣда написанныхъ имъ буквъ.