Кнут Гамсун - В сказочной стране. Переживания и мечты во время путешествия по Кавказу (пер. Лютш)

Въ семь часовъ я выхожу на одной станціи и заказываю себѣ кофе; подаютъ кельнеры во фракахъ, бѣлыхъ галстукахъ и бѣлыхъ шерстяныхъ перчаткахъ. Я научился спрашивать, «сколько», но отвѣта я не понимаю въ точности; однако, естественно, дѣлаю видъ, какъ будто понялъ, и даю монету покрупнѣе. Я тщательно пересчитываю, вѣрно ли я получилъ сдачу, хотя и не имѣю о ней ли малѣйшаго представленія, затѣмъ кладу обратно двадцать копеекъ «на чай» на подносъ, какъ, я видѣлъ, дѣлаютъ другіе, и вхожу снова въ свое купэ. Теперь я опытный русскій путешественникъ, думаю я про себя. Если бъ я теперь повстрѣчалъ кого-нибудь съ родины, кому захотѣлось бы напиться кофе, я предложилъ бы свои услуги, чтобы показать ему, какъ это дѣлается, научилъ бы его спрашивать «сколько», короче, постарался бы быть ему полезнымъ.

Такимъ же руководителемъ былъ для меня Бреде Кристенсенъ въ Парижѣ. Онъ хотѣлъ научить меня по-французски. Если же ты знаешь по-французски, сказалъ онъ, то уже довольно легко научиться по-итальянски и по-испански. И того три прекрасныхъ языка, подумалъ я. А зная ихъ, и португальскій не будетъ представлять непреодолимыхъ трудностей, продолжалъ онъ, затѣмъ обнадежилъ меня даже научиться языку басковъ, чтобы подстрекнуть меня. Но. я никогда не смогъ выучиться по французски, а вмѣстѣ съ тѣмъ, само собою разумѣется, пропала надежда и на прочіе языки. И не взирая на то, что Бреде Кристенсенъ и въ половину столько не потрудился, онъ состоитъ теперь профессоромъ египтологіи въ Лейденѣ. Однако въ Россіи онъ, конечно, былъ бы совершенно безпомощенъ. Тутъ бы я могъ прійти къ нему на помощь.

Спутники мои еще не вставали. Мы ѣдемъ по плоской луговинѣ, пересѣкаемъ болота, ржаныя поля. Здѣсь и тамъ раскинулся по равнинѣ лиственный лѣсъ: березы да ольхи, совсѣмъ какъ дома, и птицы такія же на деревьяхъ. Въ каменоломнѣ работаютъ кирками и заступами мужчины и женщины. Такъ вотъ они, славяне, думаю я, но не замѣчаю, чтобъ они держали себя иначе, чѣмъ германцы. Они также одѣты, какъ и мы, и такъ же прилежны, лишь въ теченіе нѣсколькихъ секундъ слѣдятъ они голубыми глазами за поѣздомъ, потомъ снова принимаются за работу. Мы проѣзжаемъ мимо кирпичнаго завода, гдѣ какъ разъ раскладываютъ на солнцѣ кирпичи для просушки. И здѣсь также неусыпно работаютъ люди, и я не вижу никакого надсмотрщика съ кнутомъ въ рукахъ.

Всюду страна далеко открывается намъ. Налѣво лѣсъ, тропинка извивается прямо въ чащу, и по ней идетъ человѣкъ. Есть что-то родное въ этой картинѣ; я давно уже не былъ на родинѣ, и съ радостью смотрю на нее. Тропинка наполовину заросла, и человѣкъ, идущій по ней, несетъ мѣшокъ на спинѣ. Куда бы итти ему такъ рано утромъ? — думаю я; вѣрно есть у него дѣло по ту сторону лѣса. Онъ шагаетъ мѣрно и покойно впередъ, скоро я теряю его изъ виду.

Снова обширная равнина, на которой пасется стадо. Пастухъ опирается на длинную палку и смотритъ намъ вслѣдъ, онъ одѣтъ въ овчину, несмотря на теплый дождь. Это старикъ, я смотрю ему прямо въ лицо и киваю ему съ площадки, но онъ не отвѣчаетъ на мой поклонъ. Человѣкъ этотъ, быть можетъ, счастливъ не менѣе насъ. Немного пищи, двѣ перемѣны платья, да святой образокъ, вотъ все, что ему нужно; а то маленькое право голоса, которое онъ имѣетъ въ деревнѣ, наврядъ ли ему дороже всего на свѣтѣ. Мнѣ хотѣлось бы знать, подумаетъ ли онъ потомъ такъ же о путешественникѣ, который какъ-то разъ кивалъ ему съ поѣзда, какъ я сижу теперь и думаю о немъ.

Послѣ пятнадцатичасового пути спутники мои наконецъ встаютъ. Мы пріѣхали въ Москву.

Я могу сказать, что побывалъ въ четырехъ изъ пяти частей свѣта. Правда, я не проникалъ въ нихъ слишкомъ далеко, а въ Австраліи не былъ и вовсе, однако ноги мои изрядно постранствовали по свѣту, и я всего навидался, но никогда не видывалъ ничего хоть нѣсколько похожаго на Московскій Кремль. Я видалъ прекрасные города и нахожу Прагу и Будапештъ красивыми; но Москва сказочно хороша! Я слышалъ, какъ сами русскіе называли городъ Маскваа, — не знаю вѣрно это, или нѣтъ.

У Спасскихъ воротъ кучеръ повернулся на козлахъ, снялъ шляпу и указалъ намъ, что и мы должны сдѣлать то же. Эта церемонія производится вслѣдствіе указа царя Алексѣя. Мы обнажили головы и видѣли, что и другіе пѣшіе и въ экипажахъ проѣзжали ворота безъ шляпъ; кучеръ проѣхалъ ихъ — и мы въ Кремлѣ.

Въ Москвѣ четыреста пятьдесятъ церквей и часовенъ, и когда звучатъ колокола на всѣхъ колокольняхъ, то воздухъ сотрясается надъ городомъ съ милліоннымъ населеніемъ. Съ высоты Кремля взоръ погружается внизъ въ цѣлое море великолѣпія. Я никогда и не думалъ, чтобы на свѣтѣ существовалъ такой городъ: повсюду зеленые, красные и золотые купола и колокольни. Эта позолота и лазурь затмеваетъ все, о чемъ я когда-либо мечталъ. Мы стоимъ у памятника императору Александру, крѣпко держимся за перила и смотримъ внизъ; мы не находимъ времени, чтобы перекинуться словомъ; глаза же наши становятся влажными.

Направо, передъ арсеналомъ, стоитъ «царь-пушка». Она напоминаетъ круглую утробу локомотива. Жерло ея имѣетъ какъ разъ метръ въ поперечникѣ, а ядра для нея вѣсятъ двѣ тысячи кило. Я читалъ, что ее гдѣ-то употребляли, но подлинной ея исторіи не знаю; она помѣчена годомъ 1586-мъ. Москвитяне вели много войнъ и часто защищали свой святой городъ. Здѣсь же поодаль лежатъ на землѣ сотни завоеванныхъ пушекъ подлѣ огромнаго колокола, называемаго «царемъ-колоколомъ»; вышиною онъ въ восемь метровъ, и человѣкъ двадцать могутъ помѣститься подъ нимъ.

На высшей точкѣ Кремля стоитъ Успенскій соборъ, Церковь, собственно говоря, не велика, но она богаче всѣхъ церквей въ мірѣ, изукрашена драгоцѣнными камнями. Здѣсь коронуются цари. Золото, серебро, драгоцѣнности повсюду, украшенія, мозаика покрываютъ стѣны отъ пола до самаго высокаго свода, сотни иконъ, изображеній патріарховъ, фигуръ Христа, потемнѣвшихъ отъ времени картинъ. Только на одномъ мѣстѣ стѣны еще видно маленькое пустое мѣстечко, какъ разъ тамъ, гдѣ всякій новый царь имѣетъ обыкновеніе вставлять крупный драгоцѣнный камень, въ качествѣ дара церкви. Маленькое пустое мѣстечко, ожидающее драгоцѣнныхъ камней отъ новыхъ царей. А подлѣ на стѣнѣ всевозможные камни: брилліантъ, сапфиръ, рубинъ.

Есть здѣсь также и пустяки, которые намъ показываетъ духовное лицо. Пока благочестивые москвичи стоятъ передъ различными алтарями и иконами и творятъ молитву, духовное лицо поясняетъ намъ, и не особенно пониженнымъ голосомъ, что вотъ это кончикъ рубашки Христа, а вотъ та странная вещица подъ стеклянной крышкой — гвоздь съ Его креста, вонъ тамъ, въ ящичкѣ съ замкомъ, лоскутокъ отъ одежды Дѣвы Маріи. Мы охотно удѣляемъ нѣчто служителю, равно какъ и нищимъ при входѣ, и выходимъ совершенно смущенные этой сказкой.

Читать дальше