Кнут Гамсун - Виктория (пер. В. К.)

Обѣдъ начался.

Старый учитель зналъ Іоганнеса еще въ дѣтствѣ и между ними сейчасъ же завязался разговоръ. Онъ разсказывалъ, что въ молодости тоже писалъ стихи, они еще цѣлы у него, и Іоганнесъ долженъ когда-нибудь почитать ихъ. Его пригласили теперь на семейное торжество по случаю помолвки Викторіи. Хозяева дома пригласили его въ память прежней дружбы.

— Я не читалъ вашихъ произведеній, — сказалъ онъ. — Когда, мнѣ хочется читать, я перечитываю свои стихи, они хранятся въ моемъ столѣ. Послѣ моей смерти они должны бытъ напечатаны; я хочу, чтобы публика узнала, кѣмъ я былъ. Да, мы старые люди, не спѣшили сейчасъ же все нести въ печать, какъ дѣлаютъ теперь. За ваше здоровье!

Обѣдъ подходилъ къ концу. Хозяинъ дома постучалъ о стаканъ и поднялся. Его важное худое лицо было растрогано и на немъ свѣтилась радость. Іоганнесъ низко опустилъ голову. Его стаканъ пусть и никто не думалъ наполнить его; онъ наполняетъ его до краевъ и снова опускаетъ голову. Теперь начинается!

Онъ сказалъ длинную, прекрасную рѣчь, принятую съ радостнымъ шумомъ; помолвка была объявлена. Со всѣхъ сторомъ стола неслись добрыя пожеланія дочери хозяина дома и сыну камергера.

Іоганнесъ залпомъ выпилъ стаканъ.

Черезъ нѣсколько минутъ нервное состояніе его прошло и онъ успокоился. Шампанское успокоительно подѣйствовало на него.

Онъ слышалъ, какъ отвѣчалъ камергеръ, какъ кричали браво и ура и чокались стаканами. Одинъ разъ взглянулъ онъ на Викторію; она блѣдна, измучена и не поднимаетъ глазъ. Камилла, улыбаясь, киваетъ ему, и онъ отвѣчаетъ тѣмъ же.

Старыя учитель продолжалъ нашептывать ему сбоку:

— Какъ хорошо, какъ хорошо, когда двое молодыхъ людей полюбятъ другъ друга. Со мной этого не случилось. Я былъ молодой студентъ, богато одаренный и съ блестящей будущностью. У моего отца было старинное имя, большой домъ, состояніе, много, много пароходовъ. Я долженъ прибавить, что у меня были даже очень большія надежды. Она также была молода и происходила изъ хорошей семьи. Я пришелъ къ ней и открылъ свое сердце. Она мнѣ отказала. Можете вы это понять? Нѣтъ, она не хотѣла быть моей женой, сказала она. Тогда я сдѣлалъ, что могъ, я продолжалъ работать и велъ себя, какъ мужчина. Но вотъ наступилъ несчастный годъ, пароходы потерпѣли крушеніе, бумаги упали, однимъ словодъ, отецъ разорился. Что же я сдѣлалъ? Я продолжалъ вести себя, какъ мужчина. Теперь мнѣ не приходится ждать дѣвушку, о которой я говорилъ. Она пріѣзжаетъ и отыскиваетъ меня въ городѣ. Что ей было нужно отъ меня? спросите вы. Я былъ бѣденъ, я взялъ ничтожное мѣсто учителя, вся моя блестящая будущность была разбита и мои поэтическія произведенія лежали на столѣ, и теперь она пришла и сказала, что хочетъ быть моей женой!

Учитель взглянулъ на Іоганнеса и спросилъ:

— Понимаете вы ее?

— Но тогда вы отказали ей?

— А развѣ я могъ поступить иначе? Безъ средствъ, безъ будущаго, несчастный учитель, понимаете? Вѣдь я же не могъ согласиться. Но спрашиваю только: можете вы ее понять?

— А что же съ ней сталось потомъ?

— Господи, вы же не отвѣтили мнѣ на вопросъ. Она вышла замужъ за полковника. Черезъ годъ. За артиллерійскаго полковника. За ваше здоровье!

Іоганнесъ сказалъ:

— О нѣкоторыхъ женщинахъ говорятъ, что онѣ ищутъ предмета для своего состраданія. Если человѣку живется хорошо, то онѣ не любятъ его и считаютъ, что онѣ не нужны ему; когда я-же ему становится плохо, когда ему приходится гнуть спину, онѣ приходятъ къ нему и говорятъ: вотъ я.

— Но почему же она не хотѣла знать меня въ мои хорошіе дни? Передо мной открывалась блестящая будущность.

— Она хотѣла дождаться, когда вы упадете въ безсиліи. Богъ знаетъ, чего она хотѣла.

— Нѣтъ, я никогда не падалъ въ безсиліи. Никогда. Я былъ гордъ и отказалъ ей. Что вы на это скажете?

Іоганнесъ молчалъ.

— Можетъ-быть, и вы правы, — сказалъ старый учитель. — Клянусь Богомъ, вы правы, — вдругъ воскликнулъ онъ возбужденно и залпомъ осушилъ стаканъ. — Въ концѣ-концовъ, она вышла за стараго полковника; она ухаживаетъ за нимъ, заботится о немъ и — полная госпожа въ домѣ. Артиллерійскій полковникъ.

Іоганнесъ поднялъ глаза. Викторія держала въ рукѣ стаканъ и глядѣла прямо на него. Она высоко подняла стаканъ. Онъ чувствоваль, что сердце его дрогнуло, и тоже поднялъ стаканъ. Рука его дрожала.

Тогда она громко назвала по имени его сосѣда и разсмѣялась; она назвала имя учителя.

Іоганнесъ смущенно опустилъ стаканъ и нерѣшительно улыбнулся. Всѣ глядѣли на него.

Старый учитель былъ до слезъ тронуть дружескимъ вниманіемъ со стороны своей ученицы. Онъ разомъ выпилъ свой стаканъ.

— А теперь, — продолкалъ онъ, — я доживаю свой вѣкъ одинокимъ, неизвѣстнымь старикомъ. Таковъ мой жребій. Никто не знаетъ, что я переживаю; но никто не слыхалъ, чтобы я ропталъ на свою судьбу. Помните горлицу? Знаете ее? Развѣ не горлица, эта великая печальница, мутитъ свѣжую, холодную воду истрчника, прежде чѣмъ, напиться?

— Не знаю.

— Да, но это такъ. То же самое дѣлаю и я. Я разлученъ съ той, съ которой мечталъ прожитъ всю жизнь, но все-таки не такъ ужъ бѣденъ радостями. Но я омрачаю ихъ. Всегда и вѣчно я омрачаю ихъ. Такимъ образомъ, меня никогда не постигнетъ разочарованіе. Поглядите на Викторію. Она только что пила за мое здоровье. Я былъ ея учителемъ; теперь она выходитъ замужъ, и это радуетъ меня, я испытываю такое же чисто личное счастъе, какъ если бы она была моей ообственной дочерью. Можетъ-бытъ, мнѣ придется быть учителемъ ея дѣтей. Да, въ жизни есть еще много радости. Чѣмъ больше я думаю о томъ, что вы сказали относительно состраданія женщины, и о безсиліи, тѣмъ болѣе я убѣждаюсь, что вы правы. Ей Богу, вы правы, — виноватъ, на одну, минуту.

Онъ всталъ, взялъ стаканъ и пошелъ къ Викторіи. Онъ шелъ, нѣсколько пошатываясь и сильно согнувшись.

Было произнесено много рѣчей, говорилъ лейтенантъ, сосѣдній помѣщикъ поднялъ стаканъ и провозгласилъ тостъ за женщину, и за хозяйку дома въ частности. Вдругъ поднялся съ мѣста господинъ съ брилліантовыми запонками и назвалъ Іоганнеса. Онъ получилъ разрѣшеніе передать юному поэту привѣтъ отъ молодежи. Въ дружескихъ словахъ выразилъ онъ признательность и восхищеніе современной молодежи.

Іоганнесъ не вѣрилъ своимъ ушамъ. Онъ шепнулъ учителю:

— Это онъ говоритъ обо мнѣ?

Учитель отвѣчалъ:

— Да, онъ предупредилъ меня. Я долженъ былъ говорить о васъ, Викторія просила меня объ этомъ сегодня днемъ.

— Кто просилъ васъ объ этомъ?

Учитель пристально взглянулъ на него.

— Никто.

Во время рѣчи всѣ глядѣли на Іоганнеса, даже хозяинъ дома ласково кивнулъ ему, а супруга камергера поглядѣла на него въ лорнеть. Когда рѣчь кончилась, всѣ выпили стаканы.