Эмиль Золя - Западня

— Лиза, дружочек, у меня огонь погас, — сказала она одной из цветочниц. — Передайте мне огонька.

— У госпожи Лера погас огонь! — закричали девушки в один голос.

Старшая мастерица пустилась было в объяснения.

— Вот когда проживете с мое…

Но ее никто не слушал, работницы наперебой предлагали позвать с улицы старого господина, чтобы он зажег потухший огонь г-жи Лера.

Надо было видеть, как хохотала Нана среди этого повального веселья! Она не пропускала ни одной двусмысленности, откапывала такие словечки, что просто лопалась от гордости, и победоносно встряхивала головой. Среди порока и распущенности она чувствовала себя как рыба в воде. И, корчась от смеха, она ни на минуту не переставала крутить стебельки фиалок. Да еще как здорово — быстрее, чем опытный курильщик свертывает папиросу. Одно ловкое движение руки, и узкая полоска зеленой бумаги как бы сама накручивалась на латунную проволоку; капелька клея падала на ее верхний кончик, и зеленый стебелек был готов, да притом такой свежий, такой изящный, что оставалось лишь приколоть его к корсажу, чтобы украсить дамский наряд. Шик был в самих пальцах Нана, тонких, нежных и гибких, словно бескостных пальцах потаскушки. Только этому она и научилась в мастерской. Зато ей одной поручали делать стебельки — так хорошо они у нее получались.

Между тем пожилой господин, все время стоявший на улице, наконец ушел. Девушки понемногу успокоились и усердно работали, несмотря на удушливую жару. Когда пробило двенадцать и наступил обеденный перерыв, все встрепенулись. Нана подскочила к окну и тут же предложила подругам сбегать за покупками, Леони заказала ей на два су креветок, Огюстина — фунтик жареного картофеля, Лиза — пучок редиски, Софи — сосисок. Нана уже спускалась по лестнице, когда ее нагнала г-жа Лера, широко шагая своими длинными ногами: тетке показалось подозрительным, что девчонку сегодня все время тянет к окну.

Едва они вышли из подъезда, как заметили пожилого господина: он стоял как на часах и, увидя Нана, подмигнул ей. Девчонка залилась краской. Тетка схватила ее под руку и потащила за собой, а незнакомый господин бросился вслед за ними. Так, значит, этот кавалер бегает за Нана! С пятнадцати лет заводить шашни с мужчинами! Ну и поведение! И г-жа Лера тут же приступила к допросу. Бог ты мой, Нана и сама ничего не знает; он преследует ее вот уже пятый день, она носу не может высунуть на улицу, чтобы не наткнуться на него; кажется, он коммерсант; говорят, у него пуговичная фабрика. Эти слова произвели на г-жу Лера сильное впечатление. Она обернулась и украдкой взглянула на господина.

— Да, сразу видно, что он при деньгах, — прошептала она. — Послушай, кошечка, ты должна мне все рассказать. Тебе нечего меня бояться.

Беседуя, они бегали по лавкам, зашли в колбасную, в зеленную, в мясную. Количество свертков в промасленной бумаге все увеличивалось. Нести их было неловко, но тетка и племянница были в прекрасном настроении, они вихляли бедрами, задорно смеялись и посматривали на господина блестящими глазами. Г-жа Лера тоже кокетничала, она разыгрывала из себя молоденькую девушку ради пуговичного фабриканта, который по-прежнему ходил за ними следом.

— Вид у него вполне приличный, — заявила она, подходя к мастерской. — Но честные ли у него намерения?

Затем, когда они поднимались по лестнице, г-жа Лера спросила, словно ненароком:

— Кстати, скажи мне, что это девушки шептали друг другу? Ну, знаешь, гадкую остроту Софи?

Нана не стала церемониться. Она обхватила г-жу Лера за шею, заставила спуститься на две ступеньки и что-то сказала ей на ухо, — право же, такую вещь нельзя произнести вслух даже на лестнице. Это было до того непристойно, что тетка только покачала головой, выпучив глаза и скривив рот. Зато теперь любопытство уже не мучило ее.

Цветочницы закусывали, положив завтрак на колени, чтобы не пачкать рабочего стола. Они торопливо жевали, всем хотелось поскорее покончить с едой и заняться более интересными делами: смотреть в окно на прохожих или секретничать в уголке. На этот раз они гадали, куда делся господин, который все утро стоял на улице. Г-жа Лера и Нана переглядывались, однако держали язык за зубами. Было уже десять минут второго, а девушки никак не могли приняться за работу; вдруг Леони прошипела «нет» — так маляры подзывают друг друга на стройке, — это был условный сигнал, возвещавший о приближении хозяйки. Девушки мгновенно расселись по местам и уткнулись носом в работу. Г-жа Титревиль появилась на пороге и обошла вокруг стола, строго на них поглядывая.

Теперь г-жа Лера с наслаждением принимала участие в первом любовном приключении племянницы. Она не отпускала ее ни на шаг, провожала утром и вечером, беспрестанно твердя о своей ответственности. Конечно, это немного докучало Нана, но все же ей было лестно, что ее стерегут, как сокровище. А разговоры, которые они вели с теткой на улице, когда пуговичный фабрикант шел за ними по пятам, разжигали ее кровь и толкали на решительный шаг. О, тетка понимала толк в сердечных делах! Ее даже умилял пуговичный фабрикант, этот пожилой, благовоспитанный господин, — ведь что ни говори, а любовь в таком возрасте пускает глубокие корни. Но г-жа Лера была начеку. Да, ему пришлось бы перешагнуть через ее труп, прежде чем добраться до крошки Нана. Как-то вечером она подошла к фабриканту и заявила ему без обиняков, что он дурно поступает. Он вежливо поклонился, не сказав ни слова в ответ, — видно, старый волокита уже привык встречать отпор со стороны родителей. Ну могла ли она сердиться на человека с такими хорошими манерами? И вот начались бесконечные беседы на любовные темы — практические советы, как себя вести, намеки на вероломство мужчин, рассказы о девушках, которым пришлось горько раскаяться в своем падении. Нана слушала тетку, и под конец вид у нее становился томный, а глаза начинали неестественно блестеть на побледневшем лице.

Но вот однажды, на улице Фобур-Пуассоньер, пуговичный фабрикант просунул голову между племянницей и теткой и осмелился нашептывать такое, что и повторить нельзя. Испуганная г-жа Лера заявила, что отныне она не может быть спокойна даже за себя, и все выложила брату. Тут дело обернулось иначе. В семействе Купо разыгрался изрядный скандал. Прежде всего кровельщик отлупил Нана. Еще чего не хватало! Оказывается, эта дрянь путается со стариками! Пусть только попробует заводить знакомства на улице: отец ей голову оторвет, да-да, без всяких разговоров! Слыханное ли дело, чтобы сопливая девчонка позорила всю семью! И он тряс дочь за плечи, говоря, что заставит ее ходить по струнке, сам будет за ней следить, черт побери! Как только Нана возвращалась домой, он осматривал ее, пристально вглядывался в лицо, чтобы узнать, не целовал ли ее кто-нибудь в глаза или в губы. Он вертел ее, чуть ли не обнюхивал. Как-то вечером он вновь задал ей трепку за синее пятно на шее. И негодяйка смеет еще врать, будто пятно не от поцелуя! Она говорит, что это синяк, обыкновенный синяк, который ей нечаянно поставила Леони. Он ей понаставит синяков, руки-ноги переломает, пусть только попробует блудить! Когда же Купо был в благодушном настроении, он издевался над дочерью, высмеивая ее. Нечего сказать, лакомый кусочек для мужчин — плоская, как доска, а на шее, у ключиц, такие впадины, что кулак можно засунуть. У Нана, которую отец нещадно бил за то, в чем она не была повинна, и ругательски ругал, возводя на нее чудовищные поклепы, все кипело внутри, но она притворялась покорной, как затравленный зверек.