Эмиль Золя - Западня

Госпожа Лера боялась возвращаться ночью в Батиньоль — пришлось снять с кровати тюфяк, отодвинуть стол и устроить ей постель в прачечной на полу. Там она и заснула среди объедков именинного обеда. И всю ночь напролет, пока охмелевшие Купо спали беспробудным сном, соседская кошка, забравшись в комнату через открытое окно, хрустела гусиными косточками, расправляясь с остатками птицы своими мелкими острыми зубами.

В субботу на следующей неделе Купо не явился домой к обеду, он вернулся только часов в десять вечера, да и то не один, а вместе с Лантье. Оказывается, они ели вместе бараньи ножки у Тома на Монмартре.

— Не бранись, хозяйка, — сказал кровельщик. — Видишь, мы в полном порядке… Да, с ним не загуляешь, он мигом тебя одернет.

И Купо рассказал, что они случайно встретились на улице Рошешуар. А после обеда Лантье отказался от выпивки в кафе «Черный шарик»: уж коли у приятеля такая славная, порядочная жена, заявил он, ему не пристало шляться по кабакам. Жервеза слушала мужа, принужденно улыбаясь. Да нет же, она и не думала браниться, она была слишком смущена. После пирушки она все ждала, что опять увидит своего бывшего любовника; но в такой поздний час, когда она уже собиралась ложиться, нежданный приход обоих мужчин застал ее врасплох, и Жервеза дрожащими руками подбирала рассыпавшиеся волосы.

— Ну вот что, — продолжал Купо, — раз он посовестился выпить со мной в кафе, тебе придется поднести нам по рюмочке… Ей-богу!

Работницы давно ушли. Мамаша Купо и Нана только что легли спать. Жервеза уже запирала ставни прачечной, но, увидев обоих мужчин, бросила все как есть и поставила на стол стаканчики и початую бутылку коньяка. Лантье даже не присел и, разговаривая, избегал прямо обращаться к Жервезе. Однако, когда она наливала ему коньяк, он воскликнул:

— Только одну каплю, сударыня, прошу вас!

Купо поглядел на них и решил объясниться начистоту. С чего это они дуются друг на друга как индюки? Что прошло, то и поминать грешно, разве не так? Если по десять лет помнить старые обиды, то расплюешься, пожалуй, с целым светом. Нет, сам он не таков, у него душа нараспашку. Главное, он знает, с кем имеет дело — с хорошей женщиной и с хорошим парнем, — словом, с друзьями. И он спокоен: такие не подведут.

— Ну, понятно, понятно… — повторяла Жервеза, потупившись и сама не зная, что говорит.

— Она для меня теперь все равно что сестра, только сестра! — в свою очередь пробормотал Лантье.

— Так подайте же друг другу руки, чтоб вам пусто было! — вскричал Купо. — И плевать нам на сплетни! Когда у человека есть башка на плечах, он смыслит в жизни побольше любого миллионера. Главное дело — дружба, потому что дружба — это дружба, и лучше ее ничего не может быть.

Он с такой силой бил себя в грудь и так расчувствовался, что пришлось его успокаивать. Все трое чокнулись и выпили по стаканчику, Жервеза могла теперь хорошенько разглядеть Лантье: в день пирушки она видела его как бы в тумане. Он располнел, отрастил себе брюшко, руки и ноги налились жиром и были толсты не по росту. Но черты лица оставались красивыми, хотя и обрюзгли от праздной жизни; он по-прежнему следил за собой, холил свои тонкие усики и потому казался не старше своих тридцати пяти лет. На нем были серые брюки, темно-синее пальто и круглая шляпа; он даже носил часы с серебряной цепочкой, на которой болталось колечко, — видно, чей-то подарок.

— Ну, мне пора, — сказал он, — ведь я живу у черта на куличках.

Он уже вышел на улицу, когда кровельщик окликнул его и взял обещание запросто приходить к ним на огонек. Между тем Жервеза незаметно вышла из комнаты и тут же вернулась, толкая перед собой заспанного Этьена в одной рубашке. Мальчик улыбался и тер глаза. Но, заметив Лантье, он растерянно остановился и, дрожа всем телом, стал тревожно поглядывать на мать и на Купо.

— Узнаешь, кто это? — спросил Купо.

Мальчик молча опустил голову. Потом несмело кивнул, как бы говоря, что узнает гостя.

— Так не валяй дурака и поцелуй его!

Лантье ждал со спокойным достоинством. Когда же Этьен осмелился подойти, он нагнулся, подставил мальчику сперва одну щеку, потом другую и наконец сам громко чмокнул его в лоб. Тут только Этьен робко взглянул на отца, но неожиданно разрыдался и в полном смятении вылетел из комнаты, а Купо выругал его вслед, обозвав дикарем.

— Это он от смущения, — сказала Жервеза, тоже бледная и взволнованная.

— А вообще-то он смирный, послушный мальчик, — говорил Купо. — Я воспитал его в строгости, вот увидите… Он привяжется к вам. Пора ему привыкать к людям… Хотя бы ради мальчугана мы не можем оставаться в ссоре, ведь правда? Словом, нам давно пора помириться. Я скорее дам отрубить себе голову, чем помешаю отцу видеться с сыном.

И по этому случаю он предложил допить бутылку коньяка. Снова чокнулись. Лантье ничему не удивлялся и держал себя с завидным спокойствием. Перед уходом, желая отплатить кровельщику за любезность, он помог ему запереть ставни прачечной. Потом, похлопав рука об руку, чтобы стряхнуть пыль, он простился с супругами.

— Покойной ночи. Может, я еще захвачу омнибус… На днях непременно побываю у вас.

С этого вечера Лантье стал частенько наведываться в прачечную на улице Гут-д’Ор. Он являлся, когда кровельщик был дома, и еще с порога спрашивал о нем, давая понять, что заглянул исключительно ради него. Всегда чисто выбритый и гладко причесанный, он садился спиной к витрине, не снимая пальто, и заводил вежливый разговор, как оно и подобает человеку благовоспитанному. Мало-помалу супруги Купо узнали кое-какие подробности о его жизни. За прошедшие восемь лет Лантье был одно время даже совладельцем шляпной мастерской, а на вопрос, почему он отказался от дела, намекал на подлость компаньона, своего земляка: этот гнусный тип промотал с женщинами все деньги, вложенные в предприятие. Но то, что Лантье был в прошлом хозяином, придавало ему вес даже в собственных глазах. Он без устали повторял, что должен стать пайщиком крупной шляпной фирмы, а это сулит в будущем немалые доходы. Пока что он бездельничал и, засунув руки в карманы, гулял по солнышку, как заправский буржуа. Случалось, он жаловался на свою жизнь, но когда ему говорили, что на какой-нибудь фабрике требуются рабочие, он только презрительно усмехался: ей-богу, ему неохота подыхать с голоду, выбиваясь из сил ради того, чтобы другие богатели. И все же парень питается не одним воздухом, говорил Купо. О, этот ловкач умеет устраиваться, он наверняка нашел прибыльное занятие; по всему видно, что живется ему недурно: ведь надо много денег, чтобы носить крахмальные рубашки и нарядные галстуки, в которых щеголяют папенькины сынки. Однажды утром кровельщик видел, как Лантье наводил глянец на ботинки у чистильщика на бульваре Монмартр. По правде сказать, Лантье, любивший поболтать о других, отмалчивался или просто врал, когда речь заходила о нем самом. Он даже не хотел давать своего адреса. Нет-нет, он живет за тридевять земель, у приятеля, временно, конечно, пока не получит хорошего места; и он не велел знакомым приходить к нему: все равно его никогда не застанешь.