Эмиль Золя - Собрание сочинений. Том 7. Страница любви. Нана

Подружки стали неразлучны. Однако Атласка никогда не заходила к Нана, поскольку Фонтан заявил, что не желает видеть в своем доме потаскушек. Приятельницы прогуливались вместе, и однажды Атласка предложила зайти к ее знакомой, к той самой мадам Робер, которая интересовала Нана и даже внушала ей некоторое уважение с тех нор, как отказалась прийти к ней на ужин. Мадам Робер жила в Европейском квартале, на улице Монье, новой и тихой улице; там не было ни одной лавки, зато много красивых домов с маленькими квартирками, где селились одинокие дамы. Было пять часов вечера, у пустынных тротуаров, в аристократическом спокойствии улицы, возле высоких белых домов стояли кареты биржевиков и коммерсантов; мужчины ускоряли шаг, поднимая глаза к окнам, у которых, словно поджидая кого-то, стояли женщины в капотах. Нана сначала отказывалась зайти, твердила с чопорным видом, что она незнакома с хозяйкой. Но Атласка уговорила ее — всегда ведь можно привести с собой приятельницу. Она просто из вежливости хочет нанести визит: встретила вчера в ресторане мадам Робер, та была очень любезна и взяла с Атласки слово, что она придет к ней в гости. Нана наконец сдалась. Наверху молоденькая заспанная горничная сказала, что барыня еще не вернулась. Однако любезно предложила посетительницам подождать в гостиной и оставила их одних.

— Ох, черт, как шикарно! — пробормотала Атласка.

Обстановка была строгая и буржуазная; штофные обои, драпри и обивка мебели — темных тонов, на всем отпечаток степенности парижского лавочника, нажившего состояние и удалившегося на покой. Нана, пораженная всем увиденным, пыталась было шутить, но Атласка, рассердившись, поручилась за добродетель мадам Робер. Эта дама обычно появлялась в обществе пожилых, солидных мужчин, и они открыто ходили с ней под ручку. Теперь ее содержит бывший владелец шоколадной фабрики, очень серьезный господин. Здешняя чинная атмосфера так его восхищает, что он всякий раз велит о себе докладывать, а в разговоре с мадам Робер называет ее «дитя мое».

— Да вот она, погляди! — воскликнула Атласка, указывая на фотографию, стоявшую на каминной полке около часов.

Нана впилась глазами в портрет. Из рамки на нее смотрела жгучая брюнетка с удлиненным лицом, поджав губки и чуть-чуть улыбаясь. Настоящая светская дама, только чересчур уж чопорная.

— Странно! — пробормотала наконец Нана. — Знакомое лицо. Я где-то ее видела. Но где? Не помню теперь. По-моему, в каком-то подозрительном месте. Даже наверняка в неприличном.

И добавила, повернувшись к приятельнице:

— Так она, значит, упрашивала тебя прийти? Что ей от тебя нужно?

— Что нужно? Вот тебе раз! Повидаться, поболтать, как вежливые люди делают.

Нана заглянула Атласке в глаза и прищелкнула языком. А впрочем, ну их, ей-то какое дело? Однако раз неизвестно, когда эта дама вернется, нечего им тут торчать. Нана заявила, что больше ждать не намерена, и приятельницы ушли.

На следующий день Фонтан предупредил, что обедать не придет, и Нана ушла из дому, решив повести Атласку в ресторан. Выбор ресторана оказался целой проблемой. Атласка все предлагала какие-то мерзкие пивные, Нана брезгливо их отвергала. Наконец Атласка уговорила Нана отправиться к Лоре. Это была столовая на улице Мартир, обед там стоил три франка.

Ждать обеденного часа было скучно; не зная, куда себя девать, они побрели по улицам и пришли к Лоре на двадцать минут раньше срока. Все три зальца были еще пусты. Приятельницы выбрали себе столик в той самой зале, где за стойкой восседала на высоком табурете хозяйка заведения, Лора Пьедфер, особа лет пятидесяти, туго затянутая в корсет и пояса, сдерживавшие ее слишком пышные формы. Наконец женщины вереницей потянулись в столовую, и каждая, поднимаясь на цыпочки над стопками блюдечек, с привычной нежностью лобызала Лору в губы, а это чудовище с влажным взором одаривало всех своими поцелуями, стараясь не вызывать ни в ком ревности. Прислуживавшая за столиками горничная, — в противоположность хозяйке, высокая, тощая, изнуренная, с темными веками, — бросала на посетительниц горящие мрачные взгляды. Залы быстро наполнились. За столиками в случайном соседстве теснилось около сотни женщин, почти все лет около сорока, — огромные, тучные, с обрюзгшими, пухлыми лицами, с жирными складками у расплывшихся губ; и среди этого нагромождения грудей и животов мелькало несколько тоненьких хорошеньких девиц с бесстыдными жестами, но еще невинными лицами, — это были новенькие, завербованные где-нибудь в кабачке и приведенные сюда постоянными клиентками; и теперь орда толстух, возбужденных ароматом юности, осаждала неофиток, суетливо за ними ухаживала, расточала любезности, угощала лакомствами, — все это напоминало ухаживание старых холостяков. Мужчин тут было немного — человек десять — пятнадцать, и среди этого грозного половодья женских юбок они держались робко, за исключением четырех молодцов, которые специально пришли полюбоваться забавным зрелищем и чувствовали себя весьма непринужденно.

— А еда тут здорово вкусная, правда? — спрашивала Атласка.

Нана удовлетворенно кивала головой. Обед действительно оказался сытный и добротный, как в старых провинциальных гостиницах: слоеный пирог, курица с рисом, фасоль с подливкой, ванильный крем, глазированный жженым сахаром. Толстухи тяжело отдувались в своих тесных корсажах, лениво вытирали рот прямо рукой. Нана сперва боялась, что встретит здесь кого-нибудь из бывших своих приятельниц и те будут задавать ей дурацкие вопросы, потом успокоилась, не заметив ни одного знакомого лица в этой пестрой толпе, соединенной узами одинакового порока, — в этом странном сборище, где выцветшие платья и жалкие шляпки соседствовали с богатыми туалетами. На минуту Нана заинтересовал какой-то молодой человек, окруженный заплывшими жиром девками, которые ловили каждое его слово, исполняли все его прихоти. Но когда юноша смеялся, у него высоко вздымалась грудь.

— Постой, да это женщина, — едва не крикнула Нана.

Атласка, набив рот курицей, подняла голову и пробормотала:

— Ну да. Я ее знаю… Ох и шикарная! Ее прямо рвут друг у друга.

Нана брезгливо поморщилась. Она еще не понимала этого. Все же она сказала рассудительным тоном, что, конечно, о вкусах не спорят, — разве знаешь, что тебе самой когда-нибудь понравится? И она с философским спокойствием принялась за ванильный крем, отлично понимая, что девственный облик и голубые глаза Атласки приводят в волнение обедавших за соседними столиками. Особенно отличалась одна толстая блондинка, с виду весьма приятная; она неистовствовала и толкалась так, что Нана уже решила было ее осадить.

Но в эту минуту вошла дама, появление которой крайне удивило Нана. Она узнала мадам Робер. Нана запомнилась хорошенькая мышиная мордочка этой брюнетки. Мадам Робер запросто кивнула головой долговязой горничной, потом подошла к стойке, облокотилась на нее и обменялась с Лорой долгим поцелуем. Нана нашла этот поцелуй чрезвычайно странным со стороны такой изящной дамы, не говоря уже о том, что мадам Робер выглядела отнюдь не такой скромницей, совсем наоборот. Окидывая быстрым взглядом залу, она о чем-то говорила вполголоса. Лора вновь плотно уселась на табурет и застыла в величественной неподвижности старого идола, воплощающего порок, безобразного идола, с лицом истертым и лоснящимся от бесчисленных поцелуев почитательниц; возвышаясь над тарелками и грудой яств, она царила в этом мирке раскормленных, грузных женщин, чудовищная даже по сравнению с самыми тучными, она наслаждалась своим преуспеянием хозяйки ресторации, наконец-то вознагражденной за сорок лет усердных трудов.