Такэо Арисима - Потомок Каина

Вот и дорога, она стала похожа на белую снежную ленту. Нинъэмон шёл впереди, очень осторожно, чтобы не провалиться в сугроб. Сгорбившись под тяжестью ноши, муж и жена медленно, спотыкаясь и скользя на каждом шагу, пробирались вперёд. Проходя мимо холма, где было кладбище, жена молитвенно сложила руки, поклонилась и запричитала пронзительным голосом. Когда они пришли сюда, у них был ребёнок, была лошадь. Но судьба и это отняла у них.

Остались позади последние домишки, вокруг было пустынно и голо. Лишь кое-где торчали, словно копья, сухие ветки, прогнувшиеся под тяжестью снега. То согнутые, то сломанные бушевавшим ветром, стволы и ветви деревьев перепутались, как космы ведьмы.

Мужчина и женщина, сгибаясь под тяжестью узлов, устало и медленно тащились по направлению к Куттяну.

Впереди показалась пихтовая роща, выделявшаяся на фоне оголённых деревьев своей вечной угрюмо-тёмной зеленью. Прямые стволы пихт, устремившись в небо, непреодолимой преградой возвышались на пути злобно ревущего ветра. Мужчина и женщина приблизились к роще, крохотные, как муравьи, на фоне огромных пихт, и вскоре лес поглотил их.

Передо мной двенадцать книг небольшого формата — посмертное издание произведений Такэо Арисима. В Японии, где плодовитость писателя подразумевается как нечто само собой разумеющееся, считается, что Арисима написал совсем мало. Действительно немного по сравнению с собраниями сочинений Нацумэ Сосэки или Симадзаки Тосона, насчитывающими по нескольку десятков томов. Да это и понятно, — говорят японские литературоведы, — ведь творческая деятельность Арисима продолжалась всего четырнадцать лет. Но в конечном итоге дело, видимо, не в количестве томов.

Известен такой случай из литературной жизни Японии. Нацумэ Сосэки, признанный мэтр японской литературы конца прошлого — начала этого века, прочитав первую новеллу молодого начинающего писателя Рюноскэ Акутагава «Нос», сказал, что, даже если он ничего больше не создаст, прочное место в японской литературе ему обеспечено. Думается, то же можно сказать о «Женщине» и «Потомке Каина» [13] «Женщина» выходит в Советском Союзе третьим изданием. Первое, сокращённое, вышло в 1927 году в издательстве «Время» в переводе с французского. Второе — в 1962 году в Гослитиздате в переводе с японского А. Рябкина, с предисловием В. Сановича. «Потомок Каина» впервые был опубликован в переводе А. Рябкина в «Восточном альманахе» в 1960 году. Арисима. Эти две вещи предельно точно и выразительно характеризуют творчество писателя. Более того, они характерны для японской литературы начала нынешнего века, обнажают большие, глубокие пласты жизни Японии той поры. Я не хочу сказать, что остальные произведения писателя слабы и маловыразительны. Отнюдь нет. Но в творчестве каждого писателя существует вершина. Иногда это одно произведение, иногда — несколько. На их фоне подчас тускнеют другие его творения. Но, может быть, тем рельефнее выделяется творческий профиль писателя.

«Женщина» и «Потомок Каина» — вещи итоговые. «Женщина» была завершена за четыре года, а «Потомок Каина» — за пять лет до трагической кончины писателя. Кстати, «Женщина» создавалась Арисима в два приёма. Первая часть романа была опубликована в 1911–1913 годах в журнале «Сиракаба» («Берёза»). Успеха у читателей она не имела, и Арисима оставил роман незавершённым. И только через шесть лет он решился закончить над ним работу и издать его полностью. Роман был горячо встречен читающей публикой. В этом, собственно, нет ничего удивительного. За эти годы вырос писатель, вырос и читатель. Это были как раз годы первой мировой войны, когда Япония не только окрепла экономически; стремительно выросло самосознание японского народа, и он всё острее стал реагировать на пережитки феодализма в социальной жизни страны. В этих условиях и появился роман Арисима «Женщина».

Японская критика высоко оценивает роман, считая его подлинным достижением литературы критического реализма в Японии.

Трагедия японской женщины на переломе эпох — тема, вполне достойная пера художника. И он был вправе сконцентрировать на ней всё своё внимание, одновременно чуть заметными штрихами нарисовав и другие явления в жизни японского общества, людей, так или иначе задетых перестройкой страны. Новый век — новые требования к человеку. Одних подминает, другие, наоборот, всплывают на волне удачной конъюнктуры. Но главное в романе — судьба японской женщины. Арисима писал о своей героине:

«Я пытался изобразить пылкую, умную, передовую женщину, в которой начало пробуждаться самосознание, но которая не знает, каким путём идти, женщину, жившую в эпоху, когда общество не знало, как к таким людям относиться».

Судьба японской женщины… Чтобы яснее представить её себе, вернёмся в Японию начала века.

Молодая энергичная страна стремительно рвётся в число крупнейших держав мира. Всего несколько лет назад одержана победа над Китаем. Получена богатая контрибуция. Война всколыхнула производительные силы страны. Правящие круга в восторге от того, что престиж Японии, как они считают, вырос не только в Азии, но и во всём мире. Страна перекраивается на капиталистический лад. С каждым годом всё более широким потоком направляются молодые японцы в Европу, в Америку. Японии нужны знающие люди. Вековая изоляция страды от внешнего мира нанесла ущерб в первую очередь ей самой, и сейчас необходимо быстрее преодолеть отсталость. Иначе сотрут. Быстрее, быстрее, быстрее. Некогда вникать, некогда осмысливать. Бери готовое — разберёшься потом. Вместе с техникой, с научными знаниями в Японию устремляется европейская литература, западная культура, вновь получает распространение христианство, которое ещё лет шестьдесят назад жестоко преследовалось. И если буддизм завоёвывал Японию в течение веков, так или иначе приспосабливался к японскому национальному характеру, к традициям японского народа, и в определённые периоды её истории играл положительную роль, то христианская религия вторым потоком влилась в Японию столь стремительно, что так и осталась чужеродным организмом в духовной жизни японцев, превратившись в моду среди европеизирующейся буржуазии.

Итак, Япония воспринимала европейскую культуру. Но наряду с этим ещё живы были люди, целые семьи, не забывшие феодальных порядков, не забывшие Японию тех милых их сердцу лет, когда страна была прочно ограждена от остального мира и не нужно было учиться у заграницы: своё — самое лучшее.

Противоречия социальной жизни духовно калечили людей. Особенно живучими, особенно уродливыми были феодальные пережитки в семье. Впрочем; такие пережитки довольно часто дают о себе знать я но сей день. А сколько за эти годы было потрясений, которые, казалось, должны были до конца разрушить старые семейные отношения и создать новые, свободные от феодальных предрассудков.