Эдит Уортон - В лучах мерцающей луны

Она не отослала мистеру Спиэрмену ответ Ника на ее письмо. В промежутке между своим письмом и ответом Ника она порвала со Стреффордом; поэтому у нее не было претендента, который ждал бы, когда она получит свободу. А если Ник хотел получить свободу, то он знал, что ему достаточно только попросить об этом, и его молчание, тянувшееся неделями, пробудило в ней слабую надежду. Надежда разгорелась жарким пламенем, когда однажды она прочла в газетах неопределенный, но явно «инспирированный» намек на возможность брачного союза между правящим князем Тевтобург-Вальдхайнским и мисс Корал Хикс из Апекс-Сити; впрочем, от огня остался только пепел, когда, несколькими днями позже, на глаза ей попалась заметка, в которой мистер и миссис Мортимер Хикс «просили объявить» предыдущее сообщение ложным.

На фундаменте этих двух заявлений Сюзи возводила одну наблюдательную башню надежды за другой, неустойчивые постройки сносились или восстанавливались при каждом случайном намеке, улавливаемом из внешнего мира, когда имя Ника возникало в связи с Хиксами. И тем не менее, хотя шли дни и она ничего не слышала ни от него, ни от своего адвоката, ее флаг продолжал развеваться над шаткими сооружениями надежды.

Кроме опеки над детьми, мало что отвлекало ее от этих постоянных раздумий. Порой она содрогалась при мысли о том, с какой легкостью ее светские друзья смирились с тем, что она выпала из поля их зрения. В бесконечной, бессмысленной каждодневной суете, лихорадочном обдумывании планов на зиму, поспешном бегстве на Ривьеру или в Санкт-Мориц, Египет или Нью-Йорк не было времени искать исчезнувших или ждать медлительных. Узнали ли они о том, что она отменила помолвку (что за ненавистное слово!) со Стреффордом и что фактически вновь стала всего лишь нищей прихлебательницей, которой можно покровительствовать, когда им удобно, и пренебрегать в остальное время? Этого она не знала, хотя полагала, что новообретенная гордость не позволит ему рассказать кому-нибудь о том, что произошло между ними. За несколько дней после ее внезапного бегства он ни разу не дал о себе знать; и хотя ей очень хотелось написать ему и извиниться, она не могла найти подходящих слов. В конце концов написал он: коротенькую записочку из поместья Олтрингемов, в которой было все лучшее, что сохранилось в нем от прежнего Стреффорда. Он уехал в Олтрингем, писал Стрефф, чтобы спокойно подумать над их последним разговором и попытаться понять, что она имела в виду. Он должен признаться, что у него это не получается, но это все его как будто прегрешения. [31] Почти точная фраза из «Отелло» У. Шекспира (акт I, сц. 3): «Вот все мои как будто прегрешенья», перев. Б. Пастернака. Он сожалеет, если чем-то вызвал ее недовольство, но просит, ввиду своей непроходимой тупости, позволить ему не считать сей грех поводом для их окончательного разрыва. Вероятность подобного исхода, как он понял, сделает его даже более несчастным, чем он предполагал; как она знает, собственное счастье всегда стояло для него на первом месте, и поэтому он умоляет ее на некоторое время отложить свое решение. В ближайшие два месяца он полагает появиться в Париже и перед приездом снова напишет ей с просьбой о встрече.

Письмо вызвало в ней сочувствие, но не поколебало ее решимости. Она просто ответила, что тронута его добротой и охотно встретится с ним, если он позже приедет в Париж; хотя намерена была сказать, что так и не передумала и не верит, будто попытка убедить ее передумать поспособствует его счастью.

Он на это ничего не ответил, и больше ничто не могло помешать ее мыслям бесконечно вращаться вокруг сокровенных надежд и страхов. Дождливым днем, о котором идет речь, возвращаясь домой из школы (куда ей еще предстояло вновь идти к шести), она сказала себе: в этот самый день два месяца назад Ник узнал, что она готова предоставить ему свободу, — и за такой срок не предпринял и, видимо, не собирается предпринимать дальнейших шагов. Эта мысль вызвала в ней смутный восторг. Она должна была установить некий срок, в течение которого будут длиться ее мучения, что она и сделала; и вот ее предположение подтвердилось. Ибо что могло означать его молчание, как не то, что он тоже…

На столике в прихожей лежал типографский конверт с парижским штемпелем. Она небрежно вскрыла его и увидела, что письмо написано на фирменном бланке офиса мистера Спиэрмена. Слова прыгали перед ее глазами… «Уведомил нас, что он целиком в вашем распоряжении… выполнить ваши пожелания… прибывает в Париж… встретиться со своими адвокатами…»

Ник… слова говорили о Нике! Нелепым языком излагался реальный факт — возвращение Ника в Париж! Она опустилась на скамью рядом с мокрой подставкой для зонтиков и уставилась перед собой отсутствующим взглядом. Вот все и рухнуло наконец — во что, как она теперь поняла, ей никогда по-настоящему не верилось! Но все же воображала, будто готова к этому, ожидала этого, уже планировала свою будущую жизнь в предвидении этого — жизнь в тени, безличную жизнь в заботах о чужих детях, — когда на деле под тонким слоем пепла самоотречения и покорности алыми углями тлели все ее былые надежды. Какая польза от всякой самодисциплины, философии, опыта, если сама непокорная душа сгорит в мгновенье, как свеча?

Она попыталась взять себя в руки — понять, что произошло. Ник приезжает в Париж — приезжает не для того, чтобы встретиться с ней, а чтобы проконсультироваться со своим адвокатом! Это, конечно, значит, что он явно решил потребовать для себя свободы и что если он пошел на окончательный шаг после более чем шести месяцев бездействия и кажущегося равнодушия, то, возможно, лишь потому, что произошло нечто непредвиденное и важное для него. Она лихорадочно собрала воедино обрывки разных слухов и газетных сообщений, дошедших до нее за последний месяц. Было очевидно, что предполагавшийся брак мисс Хикс и князя Тевтобург-Вальдхаймского расстроился в последний момент, и расстроился потому, что Корал вознамерилась выйти за Ника. Это известие о его приезде в Париж и сообщение в газетах о том, что мистер и миссис Хикс официально опровергают слух о помолвке их дочери, слишком совпадают, чтобы сделать какой-то иной вывод. Сюзи пыталась понять, чтó в действительности стоит за этой чередой фактов, представить себе, во что реально они могут воплотиться. Как Корал Хикс зовется миссис Ник Лэнсинг — ее именем, принадлежащим ей, Сюзи! — как входит в гостиные в сопровождении Ника, как ее радостно приветствуют те же самые люди, которые несколько месяцев назад так же тепло приветствовали Сюзи. Несмотря на неприязнь Ника к светскому обществу и демонстрацию Корал интеллектуального превосходства над ними, богатство фатально затянет их назад в мир, с которым Ник связан всеми своими привычками и знакомствами. И несомненно, ему будет приятно вернуться в этот мир в качестве благодетеля, играть роль радушного хозяина там, где так долго был гостем, точно так же как Сюзи представляла, что будет приятно вернуться туда в качестве леди Олтрингем… Но теперь, когда действительность была так близка к ней, она не могла, как ни старалась, зримо вообразить ее или связать ее с собой. Простое сочетание двух имен — Корал, Ник, — в прежние времена служившее лишь поводом для смеха, теперь вызывало помутнение рассудка.