Ярослав Ивашкевич - Хвала и слава Том 1

Яжина обхватил ее голову.

— Дочка, — шептал он, — дочка… Да чем же я тебе помогу? Я же и сам… Я ведь и сам…

И больше ничего не мог сказать. Только прижался головой к заплаканному лицу Гелены и тоже разрыдался.

Дося Вевюрская была музыкальна от природы да к тому же столько наслушалась за годы, проведенные в гардеробе филармонии, что вдалеке, внизу, знала, как идет концерт. Когда после трагического минора зазвучал чудесный мажор финала Пятой симфонии, она встрепенулась, стряхнула с себя не то дрему, не то задумчивость, в которой пребывала вот уже полчаса, и приготовилась к решительным действиям, — окинула взглядом ряды пальто и шуб, сгрудившихся на вешалках, взглянула на шляпы, мужские и дамские вперемежку, проверяя, все ли в порядке, и прикидывая, откуда придется начать. И тут-то она заметила, что в просторном вестибюле, среди людей, которые пришли встретить своих близких, есть и знакомые. Напротив ее барьера, напротив ее «царства», как она сама его называла, прохаживался взад-вперед солидно, как этого требовала его полнота, Франтишек Голомбек. Он доброжелательно улыбнулся ей.

— Добрый день, вернее, добрый вечер, пан директор, — сказала Дося. — Видела я, видела — жена ваша сегодня с сыновьями пришла. Какие уже большие мальчики!

— А вы не знаете, скоро кончится? — спросил Голомбек.

— Сейчас конец, уже трубы играют, — воскликнула Дося.

— Жена у вас раздевалась?

— Нет, пани директорша всегда раздевается там, дальше, у Вероники. Но вы туда не ходите, там всегда давка.

Сквозь триумфальные звуки фанфар наверху почувствовалось оживление, на лестницах появились капельдинеры в красных куртках. Шоферы, гревшиеся в вестибюле, вышли на улицу. Несколько слушателей уже спустились по лестнице, быстро оделись и покинули филармонию. По всему было видно, что концерт подходит к концу.

Неожиданно двустворчатые стеклянные двери распахнулись, и в вестибюль стремительно вошла высокая молодая девушка. Чуть не столкнувшись с Голомбеком, она отпрянула, а затем, хотя лицо ее было озабоченным, невольно улыбнулась и поклонилась ему.

— Чуть не сшибла вас, пан директор! Простите, я очень спешу к тете.

И она подошла к барьеру.

— Где у тебя глаза, Ядька! — недовольно проговорила Дося. — Если болтать пришла, так могла бы и пораньше. А то концерт уж кончается.

Ядвига, она же «Жермена», так странно посмотрела на Досю, что та встревожилась.

— Что случилось? Да ты в своем уме? — спросила Дося раздраженно.

— Дядю сегодня днем арестовали. У нас обыск, — сказала «Жермена» самым обычным тоном.

— Во имя отца и сына… — прошептала, бледнея, Дося. — А что случилось?

— Откуда я знаю? Пришел там какой-то и сказал. А сейчас дворничиха не пустила меня наверх: жандармы, говорит, пришли, обыск делают.

— Какие еще жандармы, теперь нет жандармов.

— А я что, разбираюсь в этом?! Пришли — и все…

— О боже мой… — заломила руки Дося. — Что теперь Янка будет делать?

— Вот-вот… — прошептала «Жермена». — Что теперь делать?

Голомбек, заинтересовавшись их разговором, подошел к клетушке.

— Что случилось? — спросил он. — У вас обеих такие лица…

— Ничего, ничего, — быстро ответила Вевюрская и тайком подмигнула Яде, чтобы та помалкивала.

В эту минуту наверху раздался гром аплодисментов, и сразу же по мраморной лестнице волной хлынула публика. Все неслись, как будто спасаясь от преследования, у каждого мужчины на пальце болтался медный номерок. Вестибюль вдруг захлестнуло людским половодьем, хотя наверху еще гремели аплодисменты. Возле гардероба скопилась толпа, началась даже легкая давка.

У Доси, когда она брала первые номерки, руки так и прыгали, и она хватала не ту одежду. Толпившиеся у вешалок люди теряли терпение.

— Побыстрее, милая, побыстрее! — Кричали ей.

— Сейчас, сейчас, сейчас! — откликалась Вевюрская и совала кому-то в руки чужое пальто.

— Да сюда же, сюда!

«Жермена», на шаг отступив от барьера, терпеливо выжидала, пока кончится вся эта толчея. Людей это раздражало.

— Что вы тут стоите? И без того тесно, — проворчал высокий худой господин.

— Значит, надо, если стою, — отрезала она. — Voila!

Господин окинул ее удивленным взглядом.

Сыновья Голомбека вышли из зала довольно поздно, но зато с лестницы помчались как ураган. Оля сказала мужу:

— Побудь с детьми, я получу пальто.

Анджей молча схватил отца за руку. Ему столько хотелось рассказать, и слова все сразу так просились на язык, что в первую минуту он не мог произнести ни звука. Антек опередил его:

— Панна Эльжбета пела, как ангел! И пан Губе был.

— А Губерта не взял с собой, — выпалил наконец Анджей. — И еще сказал, что Губерт пошел к товарищу. А это вовсе и неправда. Зачем он врет?

— Потому что боится Злотого, — буркнул Антек.

— Мальчики, не говорите глупостей, — заметил с улыбкой Голомбек.

— И вовсе это не глупость, папа, — дергал его за руку Анджей. Он уже пришел в себя и теперь не давал Антеку вставить ни слова. — Это же правда, чистая правда. А содовую воду продавала девушка с прической, как у тети Михаси.

Тетя Михася не разрешала мальчикам называть себя бабушкой.

— Только волосы у нее светлые, — серьезно заметил Аптек и вновь зарумянился, как только он один умел.

Подошла с пальто Оля.

— Ну как? — спросил Франтишек.

— Замечательно, — сказала Оля, и вдруг на глаза ей навернулись слезы. Так она и стояла, беспомощно, с детскими пальтишками на руке. Франтишек сделал вид, что не замечает ее волнения.

— Ну дай же я тебе помогу, — только и сказал он, не глядя ни на нее, ни на мальчиков.

Оля всегда чувствовала, что муж не очень одобрительно относится к тому, что она берет мальчиков в театр, теперь же, когда она впервые повела их в филармонию, недовольство Франтишека проявилось еще отчетливее. Он явно расценивал это как стремление уйти от него в ту область, которая была ему чужда. Музыка была для него чем-то недоступным, и его раздражало, что жена питает к ней такое пристрастие. Оля поняла это и теперь хотела как-то задобрить мужа.

— Жаль, что тебя не было, мы тут столько знакомых встретили. Губе спрашивал о тебе…

— И Злотый тоже, — с иронией вставил Антек. — Говорил, что он тебя знает.

— Конечно, знает, — сказал Голомбек. — И я его знаю как облупленного.

Януш и Зося простились с друзьями в артистической и молча направились по лестнице в гардероб. Здесь их догнала Билинская.

— Вы не идете к Ремеям? — спросила она.

— Нет, Зося очень устала, — сказал Януш.

— Тогда зайдите ко мне перед сном на чай.

Зося знала, что «чай» этот нужно понимать буквально, и с грустью взглянула на Януша.

— Ну разумеется, — ответил тот, — зайдем. — И, нагнувшись к Зосе, шепотом добавил: — Текла наверняка даст нам что-нибудь поесть.