Ярослав Ивашкевич - Хвала и слава Том 1

После долгих месяцев молчания Эдгар ощущал острое желание поговорить, но какая уж тут беседа, если Валерек отвечал односложно и, как показалось Эдгару, боится каким-нибудь выразительным словом выдать свой буйный, непокорный нрав. Оставалось только говорить самому. Он подумал, что Валерека, быть может, увлекут рассказы о путешествиях, и заговорил о чужих морях, которые знал. И, конечно, начал свой обычный монолог о Сицилии. Эта тема как будто заинтересовала Валерека, он стал время от времени задавать вопросы:

— Ну и как там, дядюшка? А когда это было, дядюшка?

Эдгар, остановившись, рассказывал, как выглядит море под Палермо, на пляже в Монделло, что по ту сторону Монте-Пеллегрино…

— А что такое Монте-Пеллегрино?

Тогда Эдгар рассказал ему о Палермо, раскинувшемся у подножия Монте-Пеллегрино, как у подножия столовой горы, об апельсиновых деревьях, что цвели в парке виллы «Ла Фаворита», об ароматных струях над морем в эти весенние вечера. А Черное море пахло только йодом и водорослями, и над берегом зеленели одни лишь чахлые акации.

И еще говорил он о храмах, о людях, о песнях. Рассказывая, Эдгар все больше распалялся и то останавливался, то ускорял шаг. И тут, быстро идя по берегу, они наткнулись на какой-то предмет, лежавший поперек прибрежной полосы и покрытый парусиной. У этого продолговатого предмета стоял милиционер с винтовкой.

— Проходите, проходите, — сказал он остановившемуся вдруг Эдгару.

— Что это такое? — удивленно спросил Эдгар.

Человек с винтовкой уже много часов томился здесь, поэтому не прочь был поговорить. Выяснилось, что море выбросило труп убитого — как видно, одного из участников шайки, ограбившей Орловско-Камский банк. Вероятно, для большей безопасности преступники решили выйти на лодке в море, чтобы там разделить добычу, но не поладили и застрелили одного из своих, а труп бросили в воду.

— В карманы ему насыпали камней, но карманы лопнули, вот он и всплыл, — закончил свой рассказ милиционер.

— Если карманы прорвались, то откуда известно, что они были полны камней? — засмеялся Эдгар, обращаясь к Валереку.

Но Валерек даже не улыбнулся в ответ. Он стоял бледный и неотрывно глядел на завернутый в парусину труп. Под грубой тканью вырисовывалась фигура рослого мужчины.

Эдгар хотел обойти покойника и двинуться дальше по берегу. Он уже приготовился начать рассказ о Пестуме, но Валерек схватил его за руку.

— Вернемся, дядюшка, — заговорил он изменившимся голосом, — наверно, Вольский уже приготовил завтрак.

6 я, Ивашкевич, т. 1.

Эдгар повернул назад. Его удивило беспокойство Валерека.

— Боже мой, — сказал он, — до чего же вы, молодежь, не умеете владеть собой! Сейчас столько всяких убийств. А эту историю мне уже рассказывал профессор Рыневич. Очень романтично, совсем как у Стивенсона в «Острове сокровищ». Дележ добычи на лодке, драка, утопленник с карманами, полными камней. Не думал я, однако, что мне вот так придется встретиться с героем этой драмы. Должно быть, камни эти они приготовили заранее.

— В подобных случаях судьба сама подсказывает решение, — заговорил вдруг Валерек, — не сомневаюсь, что камни оказались в лодке совершенно случайно.

Эдгар с удивлением оглянулся на него. Валерек, высокий, худощавый и бледный, энергично шагал позади; ветер разметал черные волосы: смуглое армянского типа лицо его было сосредоточенно, как будто он решал какую-то задачу; глаза были широко открыты, поблескивали белые зубы. На фоне зеленого моря он показался Эдгару очень красивым. Скрывая улыбку, Эдгар отвернулся. Валерек в этот момент, бесспорно, переживал что-то крайне важное. И, снисходительно относясь к молодежи с ее вечными проблемами, Эдгар улыбнулся, представив себе это «переживание». Юный Валерек с его сосредоточенно-напряженным лицом показался Эдгару наивным ребенком.

Валерек вдруг быстро заговорил:

— Откуда вы, дядюшка, черпаете столько спокойствия в трактовке жизненных явлений? Как вам удается оградить себя от событий, которые окружают нас со всех сторон? И как вы можете над трупом убитого бандита рассказывать о цветущих апельсиновых деревьях? Это что, сила ваша или слабость, а, дядюшка?

Это было так неожиданно, что Эдгар даже остановился. Он посмотрел на Ройского. Валерек разрумянился, казалось, он и сам удивлялся, как это ему пришли в голову подобные мысли, и, раскрыв рот, смотрел на Эдгара.

— Видишь ли, Валерек, я не могу ответить тебе на все эти вопросы. Я даже самому себе не могу на них ответить, ну, просто… Сицилия мне интересна, а убитый бандит — нисколько.

— А если это не был бандит?

— Если это не мой знакомый… то не интересует. Впрочем, тут есть еще и другой аспект. Человек как таковой меня интересует, я сочувствую ему, это правда. Но если бы я глубоко переживал все, что сейчас происходит, то что стало бы с моим искусством? А для меня оно дороже всего.

Валерек ничего не ответил. Они вошли в дом и уселись за стол. Теперь Эдгар заметил, что Валерек поглядывает на «дядюшку» с иронией. Эдгар и сам себя упрекал, боясь, что его рассуждения Валерек примет слишком близко, к сердцу. Ведь он так глубоко все переживает!

— Знаешь, лес рубят — щепки летят, — сказал он.

Лицо Валерека было в это мгновение до половины заслонено чашкой, из которой он пил чай. Но глаза блеснули недобрым огнем. Беседа явно не клеилась.

Через несколько часов они поехали домой. Валерек правил лошадью и всю дорогу пытался стереть какое-то пятнышко на светлом передке двуколки, тер его платком, скреб ногтем, но пятнышко не сходило. Поведение Валерека раздражало Эдгара, но, прощаясь у дверей дома, он все же почувствовал какую-то нежность к юноше.

— Сердечно благодарю тебя за компанию, — сказал он. — Не правда ли, приятная прогулка?

— Очень приятная, — подтвердил Валерек и хлестнул лошадь.

По прибытии в Киев Януш и Юзек поселились у матери Стася Чижа. Она занимала большую квартиру на Малой Владимирской улице и жила тем, что сдавала комнаты. Сейчас квартирантов стало меньше, и молодые люди разместились довольно удобно, хотя у пани Чиж было шестеро сыновей. Один, правда, отсутствовал, он застрял где-то на севере и очутился в корпусе Довбора, но все остальные находились в Киеве. Они где-то работали, куда-то исчезали, возвращались, приносили продукты. Самым забавным было то, что внешне все они почти ничем не отличались от Стася. Двое покрупнее, двое помельче, но лица у всех были до смешного схожи. Сама хозяйка, краснощекая, красивая, не старая еще женщина со вздернутым носиком, командовала всей этой оравой непринужденно и просто. Быть матерью шестерых сыновей, к тому же в такие времена — дело нелегкое. Но она прекрасно управлялась с ними; хлопцы, хорошо вышколенные, безропотно слушались спокойного голоса матери. Янушу забавно было наблюдать, как Стась, которого он знал независимым и храбрым солдатом, здесь, в семейном кругу, превратился в обычного «мальчика», помогал матери, после обеда уносил на кухню грязную посуду.