Ярослав Ивашкевич - Хвала и слава Том 1

Вошла жена органиста, тощая, малоприятная старушка в синем с горошком переднике. Эдгара усадили у стола на старом диване из вишневого дерева, и органист начал разливать какие-то напитки.

— До водки больше всего охочи, — приговаривал он, — аптекарь да органист.

Эдгар отведал какой-то настойки на боярышнике, и она ему очень понравилась.

— А где же ваш внук? — поинтересовался Эдгар.

— Сейчас, сейчас придет.

Стол был накрыт на пятерых. Хозяйка дома незаметно удалилась, зато через минуту вошла крупная брюнетка с волосами, зачесанными со лба и собранными на макушке в огромный круглый жгут.

— Моя младшая дочурка, — представил вошедшую органист.

Девушка без смущения посмотрела в глаза Эдгару и, протянув ему руку, произнесла низким голосом:

— Гелена Яжина, рада видеть вас.

Еще через минуту вернулась хозяйка дома, ведя за руку мальчика лет четырнадцати. Мальчик смущенно жался к бабушке, был он изрядно тощ и высок ростом. Эдгар сразу же обратил внимание на то, что одна лопатка у него сильно выступает, образуя довольно заметный горб. У мальчика был высокий узкий лоб, прикрытый челкой светлых волос, и большие голубые водянистые глаза.

— Поздоровайся же с паном, Рысек, — сказал ему органист.

— Это такой дикий ребенок, — с пренебрежением пояснила Гелена.

Рысек протянул Эдгару свою длинную костистую руку с большущей ладонью. Ладонь была холодна.

— Итак, прошу, — сказал органист, занявший место справа от Эдгара. — А после обеда состоится концерт.

— Так уж и концерт! — пожала плечами Гелена, усаживаясь напротив Эдгара.

Рысек сел рядом с ней и занялся своей вилкой, лишь украдкой поглядывая водянистыми глазами на композитора. Хозяйка внесла большой супник, из которого клубами валил пар, и поставила его на боковой столик.

— Суп из раков, — вдруг объявил Рысек во весь голос.

— А ты любишь суп из раков? — рассмеявшись, спросил Эдгар.

— Рысек, разноси тарелки, — приказала бабушка.

Рысек встал из-за стола и стал разносить тарелки с супом. Теперь особенно бросались в глаза горб на его правой лопатке и очень длинные, обезьяньи руки. Гелена налила всем водки и, никого не дожидаясь, выпила. Старик внимательно взглянул на нее и придвинул Эдгару хлеб и масло.

Суп оказался очень вкусным. За обедом, разговаривая с органистом, Эдгар поглядывал на своих визави. Трудно было представить себе что-нибудь более контрастное, чем полная, статная, представительная Гелена с румяными щеками и гладкими черными волосами и этот мальчик с худым, вытянутым личиком. Рысек уткнулся в тарелку, которую очень быстро опорожнил. Бабушка не предложила ему добавки, хотя Эдгара она принуждала скушать еще супу, говоря при этом, что больше ничего к обеду не подадут. Разумеется, подали. За супом последовала утка, фаршированная картофелем, и зеленый салат, плавающий в сметане, а потом бисквит, облитый вишневым вареньем, пышный к пахучий. Эдгара принуждали поглощать все это огромными порциями.

— Вы, конечно, привыкли к другой пище, — сказала Гелена, наблюдая за Эдгаром с удивлением и с каким-то неприятным ему оттенком иронии.

— Давно не ел такого чудесного обеда, — ответил Шиллер.

— Насмехаетесь над старым органистом, — сказал Яжина, но похвала гостя явно доставила ему удовольствие.

— Лучше польской кухни не найдешь, — подкрепил свои слова Эдгар.

— А вы много путешествовали? — спросила Гелена, и ее низкий голос прозвучал как приглашение к совместному путешествию.

Эдгар внимательно посмотрел на нее.

— Порядком, — сказал он, — но для меня это мало. Я очень люблю путешествовать.

Жена органиста убрала со стола и принялась расставлять стаканы с черным кофе.

— А теперь, Рысек, — сказал Яжина, — сыграй пану Шиллеру что-нибудь на фортепьяно.

Рысек покраснел до ушей и прошептал с мольбой:

— Я лучше на органе…

— Потом, потом на органе. А сейчас на фортепьяно.

Рысек подошел к инструменту, уверенным движением раскрыл приготовленные на пюпитре ноты и размашисто заиграл финал одной из сонатин Душека {64} 64 Стр. 228. Франтишек Ксавер Душек (1731–1799) — чешский пианист, педагог, композитор. — тарантеллу. Сбившись, он остановился и начал снова. Играл он совсем по-детски, очень заметно расставлял акценты и немилосердно рубил все стаккато. Эдгару стало неприятно. Рысек кончил сонатину и, как побитый пес, посмотрел на Эдгара.

— Рояль у нас неважный, — сказал органист, когда воцарилось тревожное молчание. — Старый, настройки требует.

— Конечно, трудно судить об игре на таком инструменте, — подхватил Эдгар.

— А по-моему, — начала своим сочным и уверенным голосом Гелена, — у Рысека нет больших способностей к музыке.

— Что ты там понимаешь! — цыкнула на нее мать.

— Думаете, если я платья шью, так уж совсем ничего не смыслю в музыке? — сварливо огрызнулась Гелена. — С детства наслушалась вашей музыки. А как ваше мнение? — обратилась она к Эдгару.

— Трудно вот так, сразу что-нибудь сказать, — замялся Шиллер. — Мы потом поговорим с вашим отцом.

Рысек отбарабанил еще этюд Черни {65} 65 Карл Черни (1791–1857) — австрийский педагог, композитор и пианист чешского происхождения. . Некоторая беглость пальцев — вот, пожалуй, и все, чем мог похвалиться мальчик. Эдгар курил папиросы, пил кофе, слушал Яжину, не скупившегося на рассказы о ксендзах ловичских и старательно избегал взглядов маленького горбуна. Потом все направились в костел. Органист водил Эдгара по всему храму, показывал ему плиты на могилах еписконов, алтари и картины; все это не представляло особого интереса для Эдгара. Наконец они уселись на скамьях, а Рысек пошел на хоры к органу. Эдгар задумался, в костеле царила летняя тишина. Сначала он даже не расслышал легкого звучания органа. Рысек начал импровизировать так мягко и безыскусственно, что его музыка не сразу достигала сознания. Это был просто еще один отголосок лета, такой же, как мягкие удары широких кленовых листьев по высоким окнам, как щебет ласточек, гнездившихся поблизости, на колокольне, как тихий шорох летнего ветерка в узорчатом шлеме небольшого колокола. Мелодия становилась все полнее и шире, и Эдгар вдруг осознал, что Рысек играет необыкновенно хорошо.

— Это что, импровизация? — спросил он, наклонившись к Яжине.

— Да. Правда, чудесно? — Блаженная улыбка разгладила старческие морщины.

Гелена грузно восседала на одной из скамей впереди. Лица ее Эдгар не видел, но судя по движениям ее плеч, она была недовольна и мрачна. Орган загремел полным регистром в нескольких долгих аккордах, а потом начал стихать. Остались только «vox humana», «flanto» и еще несколько нежных труб. И тут вдруг к звукам органа присоединился тонкий нежный голос. С необычайной прелестью, не очень сильным, но изумительно красивым тенорком кто-то завел на хорах: