Эдит Уортон - Век невинности

То, что пожилая леди собиралась выставить себя в таком виде на всеобщее обозрение, не нашло должного отклика в сердцах членов ее семейства. Они озолотили бы любого находчивого столяра, который сумел бы доказать миссис Мингот, что инвалидное кресло — слишком широкое и не пройдет между железными ограждениями, ограничивавшими пространство между входом в церковь и поребриком тротуара. Возможно, старая миссис Мингот пошла бы даже на то, чтобы убрать эти ограждения, тем самым открыв доступ в церковь не только себе, но и назойливым журналистам, которым не терпелось взять невесту в плотное кольцо.

«Они ведь могут сфотографировать мою девочку и поместить фотографии в газетах!» — простонала миссис Велланд, когда ей намекнули на то, что собирается предпринять ее матушка. Члены клана содрогнулись при одной мысли о подобном нонсенсе. И миссис Мэнсон Мингот пришлось, в конце концов, сдаться. Но она согласилась пойти на уступки, взяв обещание с родных невесты, что торжественный прием и завтрак в честь молодоженов будут проходить под крышей ее дома, несмотря на то, что дом Велландов находился намного ближе к церкви (на что не преминули обратить внимание их родственники с площади Вашингтона). Таким образом, нужно еще было уговорить мистера Брауна (который сразу же заломил баснословную цену!) везти свадебный кортеж на другой конец города.

И хотя обо всех этих непредвиденных затруднениях Джексоны не переставали информировать «широкую общественность», кое-кто продолжал верить, что старая Кэтрин изыщет-таки способ и явится на бракосочетание своей внучки. Поэтому, страсти немного поулеглись, когда вместо нее перед взорами присутствовавших предстала ее сноха. Как и у многих дам ее возраста, у миссис Ловелл Мингот были бледные щеки и прозрачные (словно выцветшие), глаза. К новым нарядам она была более или менее равнодушна, поскольку их каждый раз приходилось подгонять ей по фигуре. И когда, ко всеобщему огорчению (и, отчасти, облегчению!) выяснилось, что ее свекровь не сможет появиться в церкви, было решено, что она наденет свое черное платье с лиловой накидкой и шляпку с пармскими фиалками. Этот наряд прекрасно гармонировал с темно-синим платьем миссис Велланд и ее шляпкой.

А вот появление в церкви худой и изможденной дамы в странном балахоне с бахромой вызвало самые разные толки. Она вошла под руку с мистером Минготом, вся в шелковом коконе шарфов. Когда перед взором Ачера предстало это видение, он почувствовал, как сердце его замерло в груди.

Он считал, что маркиза Мэнсон все еще в Вашингтоне вместе со своей племянницей, графиней Оленской. Ему говорили, что обе дамы провели там последние четыре недели. Их внезапный отъезд, судя по всему, был обусловлен твердым намерением мадам Оленской уберечь тетушку от пагубного влияния мистера Агафона Карвера, которому почти удалось убедить последнюю стать членом его общины в Долине Любви. Но никому и в голову бы не пришло, что дамы собираются вернуться ко дню бракосочетания Мэй Велланд и Ньюлэнда Ачера. И вот жених сосредоточил свой взгляд на экстравагантной фигуре Медоры. Он напряженно ждал, не появится ли следом за ней кто-нибудь еще.

Но, как выяснилось, Медора была замыкающей в этой маленькой процессии, а остальные члены семейства уже поспешили занять свои места на церковных скамьях.

Тем временем восемь рослых молодых дружек собрались вместе, как птицы или насекомые, готовящиеся к миграциям. Затем они потихоньку проскользнули в боковые двери, и все поняли, что вскоре начнется новое, главное действие.

Через несколько мгновений шафер прошептал:

«Ньюлэнд, она готова!..»

И Ачер весь внутренне собрался в ожидании торжественного момента. Он уже успел прийти в себя после того, как бело-розовая процессия вступила под своды церкви. Церемония была в полном разгаре: вокруг епископа и священника, давно занявших свои места у алтаря, сплошь заваленного цветами, хлопотали служки, одетые в праздничные белые одежды; торжественное шествие невесты сопровождалось мелодичными звуками свадебной симфонии…

Ачер открыл глаза (как ему казалось, они у него по-настоящему и не закрывались!) и попытался заставить себя вернуться в реальный мир. Но звуки музыки, запах лилий, почти полностью устилавших алтарь, легкая завеса из тюля, множество приближающихся к нему оранжевых цветов, лицо его матери, плачущей от счастья, благословения священника, произнесенные тихим голосом, перестроения восьми облаченных в розовое подружек невесты и восьми молодых людей в черном, — все это смешалось у него в голове. Эти звуки, образы и ощущения — такие знакомые и привычные — вдруг показались ему совершенно бессмысленными и даже странными.

«Господи, — подумал Ачер, — куда я дел кольцо?»

И он снова повторил типичный жениховский жест, машинально засунув руку в карман.

Но вот рядом с ним остановилась Мэй. Вокруг нее разливалось чудесное сияние, и она буквально согрела Ачера, замершего на месте, своим теплом. Он выпрямился и улыбнулся, глядя ей прямо в глаза.

«Возлюбленные дети мои, — начал епископ свою речь, — мы собрались здесь для того, чтобы…»

Ачер надел кольцо на палец Мэй, епископ благословил венчающихся, подружки невесты заняли свои места в свадебной процессии, и раздались первые звуки органа, заигравшего свадебный марш Мендельсона, без которого в Нью-Йорке молодоженами не становятся.

«Руку! Дайте ей свою руку!» — взволнованно прошептал молодой Ван-дер-Лайден, и Ачеру опять показалось, что он вторгается в область неизведанного. Что заставило его на мгновение забыть о реальности? Может быть, вид той незнакомой леди с темными волосами, выбившимися из-под шляпы?

Она напомнила ему… Впрочем, какое это теперь имело значение? Присмотревшись, он заметил, что у этой женщины, сидевшей на заднем ряду среди совершенно незнакомых ему людей, — слишком длинный нос, и что она нисколько не похожа на… Ачер никак не думал, что у него могут возникнуть галлюцинации!

Но все это осталось позади и он, вместе со своей молодой женой, медленной поступью двинулся к дверям под приглушенные звуки свадебного марша. Весенний день весело поманил молодоженов; они видели, как гнедые миссис Велланд в нетерпении бьют копытами за церковной оградой. В развевавшиеся гривы были вплетены белые цветы.

И в петлице лакея, подобравшего шлейф подвенечного платья Мэй, когда она садилась в экипаж, тоже красовался большой белый цветок.

Ачер уселся на сиденье рядом с Мэй, она повернулась к нему с победной улыбкой и их руки встретились у нее под фатой.

«Дарлинг! — воскликнул молодой человек, и вдруг ощутил, что проваливается в какую-то черную бездну, — все глубже и глубже, — тогда как голос его продолжал звучать бодро и весело: Да, конечно! Я думал, что потерял кольцо. Наверное, без таких ляпсусов не обходится ни одно венчание! Но и ты заставила меня столько ждать! Я даже начал беспокоиться и подумал, что с тобой могло что-нибудь случиться!»