Вулф Том - Мужчина в полный рост (A Man in Full)

Аккомпаниаторы начали отбивать ритм ладонями по койкам и ложечками по стаканчикам.

Когда он дошел до «Давай, сука, давай!», припев уже гремел над проволокой, его выкрикивал весь блок, — это был гвоздь программы рэп-мастера. Старые бетонные стены вздрогнули и откликнулись эхом, повторяя гимн единственному здешнему богу — грубой силе:

Когда общий вопль прокатился над верхней койкой Конрада, его бросило в пот, ладони похолодели. «Давай, сука, давай!» он слушал каждую ночь, но сейчас просто кожей почувствовал истинный смысл этой фразы. В Санта-Рите «Давай, сука, давай!» — крик абсолютной власти. «Всё, чем ты обладаешь — твое тело, задница, деньги, честь, самоуважение, доброе имя, — теперь мое: либо отдай сам, либо всё это у тебя вырвут». Когда придет час Конрада Хенсли?

Стук по стаканчикам и койкам продолжался, но голоса смолкли — оклендские братки ждали второй строфы. Вторая строфа каждый день была новая. Под басовый аккомпанемент, раздававшийся из горла Динамика, рэп-мастер продолжил:

Пошлый хохот. Братаны на лету схватывали уличный сленг. «Бидяга» — тот, кто ходит по домам и занимается любовью с «подманками», чужими женами и подругами, пока хозяина нет дома. «Заиками» называли оклендских охранников, «крекерами» — белых из глубинки.

Крики, улюлюканье, восторженные завывания — парни были вне себя от восторга. Героями этой баллады для оклендских братишек были те самые охранники, которые ходили сейчас по мосткам над их головами, и песня унижала их самым грязным образом — пока они тут, им наставляют рога в собственных домах.

На этот раз хор даже не стал ждать рэп-мастера. Издевательски хохоча, братишки грянули припев. Душный воздух над камерами взорвался оглушительным:

Большинство уличных слов охранники не понимали. Но прозвище «заика» было им хорошо знакомо, а «крекером» в Окленде называли любого белого, поэтому охранники догадывались, что вторая строфа сегодняшней композиции рэп-мастера Эм-Си Нью-Йорк посвящена им. Как только гвалт немного стих, кто-то прокричал с мостков:

— Эй! Кончайте горланить вашу трущобную похабщину!

Хохот, крики, свистки, потом голос самого рэп-мастера:

— В чем проблема, приятель? Мы просто отдыхаем.

— Ты просто щиплешь себя за свою поганую задницу и вопишь, вот что ты делаешь! — выругался охранник.

Хохот и свист стали еще громче. Все так разошлись, что даже не отреагировали на ругательство. Рэп-мастер поставил на место этих тупых заик — да как ловко!

Конрад лежал на койке, подперев щеку ладонью. Наверху, сквозь проволочный потолок, рядом с силуэтом на мостках, вскоре стал различим уголок окна. Конрад смотрел, смотрел, смотрел туда, надеясь хоть на малейший привет из внешнего мира — звезду, самолет, кусочек луны… но ничего не было. Его миром теперь стала эта коробка для ящериц в бетонном блоке, бурлящем злобой и тестостероном. Здесь всё сводилось к закону грубой силы, выражавшейся в постоянных сексуальных домогательствах.

Он лег на спину, закрыл глаза и стал слушать гвалт этих возбужденных животных. Рано или поздно придет и его час. В этом Конрад не сомневался. И какое лицо он покажет во время столкновения? Как он поступит? Каким образом бык, когда лев нападает на стадо, осознает свою силу и бросается на противника? Ясно, что каждый обладающий силой непременно будет осознавать ее. А быком сразу не становятся, как и благородным человеком, нет, нужно пройти суровую закалку, подготовиться… Конрад стал вспоминать свою жизнь. Да, он отказался признать свою вину. Что еще? Он снова пал духом. Что бы он там ни сделал раньше, чем это сейчас могло помочь? Он молодой белый мужчина, хорошо сложенный, совершенно одинокий, запертый с этими отморозками в блоке Санта-Риты. Лежа в темноте, Конрад пощупал сначала одну руку, потом другую. Да, у него остались мощные мускулы, сильные ладони, единственное приобретение после шести месяцев работы вьючным животным в «Крокер Глобал», морозильной камере самоубийц. Но что эти бедные руки могли против Ротто и его бандитов? Конрад чуть ли не вдвое меньше любого из них…

«Я дал тебе частицу своей божественной сущности, — сказал Зевс, — искру нашего огня». Крепко закрыв глаза, Конрад попытался отгородиться от всего вокруг, отключить все органы чувств, чтобы ощутить искру Зевса и открыться его божественной энергии. Откуда она придет и как он ее почувствует, Конрад не знал. Он знал только, что настало время призвать эту энергию, отдаться ей целиком. Зевс… Зевс… как распознать его божественную силу, когда она коснется тебя? Конрад не верил в бога, ни разу не обращался к нему и сейчас даже не понял, что совершает молитву.

Уже стемнело, и на холме, где сходятся улицы Пичтри и Шестнадцатая, прямо напротив Первой Пресвитерианской церкви, сиял ярко освещенными окнами Музей Хай, краса и гордость Атланты. Контраст музея и церкви бросался в глаза. Церковь построена в 1919 году — величественная темная громада в неоготическом стиле. Музей, спроектированный в начале восьмидесятых, — белое современное здание в манере Корбюзье, парад геометрических форм, всевозможных кубов, цилиндров и кубоцилиндров, протянувшийся примерно в половину футбольного поля и опоясанный легким ограждением из металлических прутьев. Сегодня здесь собралась le tout Atlanta [25] Вся Атланта, весь городской «бомонд» (фр.). , ведь предстоит открытие пусть и скандальной, но эпохальной выставки Уилсона Лапета.

В центральном холле музея будто шторм бушевал — настоящий тайфун, казалось, даже воздух едва выдерживал такое напряжение. У Марты Крокер голова шла кругом. Сколько смокингов и роскошных платьев! Сколько улыбающихся белых лиц! Сколько ярчайших зубов! Сколько хихиканья! Сколько белых пандусов и перил! Сколько восклицаний, сколько эйфории — все счастливы оказаться здесь, куда этим майским вечером стремился каждый, кто имел в Атланте хоть какой-то общественный вес! (О, новая судьба!)