Евгений Чириков - Отчий дом. Семейная хроника

Да, невозможно русскому человеку без веры, без кумиров, без мечтаний о Граде Незримом. Вон в Западной Европе иначе: там при переписи населения в листиках даже особая графа лиц, не принадлежащих ни к какой религии, имеется. Много таких жителей, и живут они спокойно, без всяких проклятых вопросов и угрызений совести и сомнений, довольствуются тем, что можно урвать у жизни в маленьком кружочке своего бытия. На небеса не заглядываются: не стоит попусту время тратить. Давай синицу в руки, а журавли пускай себе в небесах летают!

У нас по-другому. Обидится любой мещанин захолустного городишка, если заподозришь его в таком безразличии:

— Что я, свинья, что ли! Поди, я по образу и подобию Божьему сотворен…

Вон наш знакомый, алатырский купец Тыркин: разбогател и разъелся на хлебном и пароходном деле, а все на совести неспокойно. Не о хлебе едином печется. За пять лет немало добрых дел натворил: богадельню для престарелых устроил, для уездного училища дом построил, койку в память умершей супруги в больнице на свои средства содержит, купол на соборе позолотил!

То же и другой наш знакомый, симбирский купец Ананькин: каждую субботу на своем дворе нищих кормит, на голодающих жертвует, каждую весну где-нибудь в монастыре единоверческом поживет, а потом в свою березовую рощу, у Кудышевых купленную, кукушек послушать приезжает — погрустить да за водочкой поплакать о хорошей неведомой праведной жизни и о горькой судьбине каждого человека: из земли бо родимся, в землю превратимся…

Всем: и мужикам, и купцам, и дворянам — в сокровенных мечтаниях Град Незримый чудится…

Беспокойна душа русского человека. Никак не приучишь ее курицей по своему грязному двору ходить. Крылатая душа, все норовит к небесам взлететь, в небесной синеве поплавать, в туманах синих, в блеске солнечном, в тучах громовых. Больно уж широки, бескрайны просторы русские, больно далеки горизонты с далями притягивающими, больно сказочно-таинственны леса дремучие. И всё сладостной грустью о далеком и несбыточном пропитано. И сказки русские, и песни русские. А великие многоводные реки: Волга, Кама, Ока, Днепр, Дон! Широкими стеклянными дорогами бегут по этим просторам к морям синим и непрестанно беспокоят душу и сердце неугомонными думами о краях далеких, неведомых, заставляют грезить о великом счастье, которое, как клад заповедный, не дается в руки русскому человеку…

Немало теперь ученых умников развелось, которые утверждают, что русскую душу славянофилы да народники выдумали, что у нас, русских, нет никакого «национального лица» [307] Славянофильство — направление русской общественной и философской мысли, сложившееся в 1830–1850 гг., представители которого верили в наличие у России собственного, самобытного пути исторического развития, принципиально отличного от западноевропейского пути. Народничество по большей части унаследовало эти идеи. Они оперировало понятием «русская душа», видя в ней выражение особенностей русского характера (сочетание жертвенности и покорности Богу с волей и стремлением к правде). В противовес им марксизм как явление западничества признавал деление общества по классовому, подавляющему национальное начало признаку и отстаивал идеи интернационализма. Яркий пример — лозунг: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» . У всех культурных народов такое лицо имеется, а у нас нет.

Каждый из таких народов выработал свой законченный национальный внешний и внутренний психологический тип. За словом «немец», «француз», «англичанин», «американец» — всегда рисуется определенный образ, с определенным содержанием. При слове же «русский» — ничего определенного не рождается.

Такой ученый умник сейчас же вспомнит о ходячей сказке про какую-то «широту русской натуры» и скажет:

— Старо! Никого этим не обманешь.

Ему даже стыдно и неловко повторять эту ходячую пошлятину, и он сейчас же с иронической улыбочкой заговорит о купце, который один хочет в двух каретах ехать или бьет в ресторане зеркала, мажет горчицей физиономию лакею и кричит: «За все плачу наличными!»

Да, бывают и такие дикие случаи с русским человеком. Смешно и возмутительно такое проявление «душевной широты». Но и тут все-таки эта широта имеется: в душевном экстазе, пусть диком и возмутительном, русский человек не жалеет денег, деньги теряют над ним власть. Но ведь приводить такие примеры — значит отделываться шуточками от серьезных вопросов…

Это тоже — ходячая пошлятина и так же старо. Ну, а вот это беспокойство русской души? Разве русская история на протяжении веков не дала нам тысячи примеров, в которых широта натуры является в иных, высоких образах? А множество русских людей, мужчин и женщин, различных классов и сословий, бросавших свои богатства и привязанности и уходивших в монастыри спасать душу? А боярыня Морозова [308] Морозова (Соковнина) Феодосия Прокопиевна (1632–1675) — боярыня, старообрядка, состояла в переписке с Аввакумом. Арестована в 1671 г. Умерла в заточении в Боровске. ? Протопоп Аввакум? [309] Аввакум. — Кондратьев Аввакум Петрович (1621–1682) — глава старообрядчества, идеолог раскола в Православной церкви, протопоп, духовный писатель. Наиболее известное его сочинение «Житие протопопа Аввакума»). Аввакум выступил против исправления церковных книг патриархом Никоном, изменившим по греческим образцам некоторые обряды и тексты богослужебных книг, за что до конца жизни терпел преследования: в 1653 г. был сослан в Тобольск, затем в Енисейск. После нескольких возвращений в Москву и увещеваний его расстригли, прокляли и затем сослали в Пустозерский острог, а после приговорили к сожжению. А наш раскол, с его гонениями, рождавший миллионы ищущих спасения в «древнем благочестии»? А наше неумиравшее сектантство, рождавшее «бегунов», «самосожигателей», «духоборов»? [310] Раскол — общественно-религиозное движение в России середины XVII в., направленное против официальной церкви, возглавлявшейся патриархом Никоном, и к концу XVII в. получившее название старообрядчества. Бегуны — старообрядческая секта, члены которой намеренно обрекали себя на жизнь «без определенного места жительства», документов и какого-либо гражданского положения. Самосжигатечи, или «самосожженцы», — крайне непримиримое и изуверское по отношению к своим адептам течение, которое предписывало последователям кончать свою жизнь в огне. Духоборы отказываются признавать любую мирскую власть, верят, что Бог неотделим от человека, а их духовные вожди — это новые воплощения Иисуса Христа. Они не признают священства и отрицают таинства крещения и брака. Неважно, что в них — тьма, а важен свет, который в этой тьме светит: жажда праведной жизни, праведной веры, искание правды Божией, попираемой земной кривдой. Пусть невежественный купец способен в пьяном виде набезобразничать, но важно, что свое безобразие он чувствует, понимает, важно, что он нет-нет да и затоскует в своем свинятнике, и начинает изо всех сил свою свиную жизнь приукрашивать делами добрыми, щедро жертвуя из скопленных капиталов на культурные и благотворительные дела своего города. Сколько таких беспокойных совестью темных людей рождал и продолжает рождать русский народ — мечтателей о другой, чистой и праведной, жизни? В любом провинциальном городе вы найдете немало вещественных памятников этой беспокойной совести и широты натуры в виде ли храма, больницы или ночлежного дома, родильного приюта, столовой для бедных.