Габриэле Д’Аннунцио - Собрание сочинений в 6 томах. Том 1. Наслаждение. Джованни Эпископо. Девственная земля

— Нас уже ждут.

Он взглянул на часы. Оставалось десять минут до назначенного часа. Остановил карету и с секундантом и хирургом направился к противникам. Андреа остался ждать в аллее. Он начал перебирать в уме некоторые приемы нападения и защиты, которые он намерен был использовать, но его развлекала расплывчатая игра света и тени в ветвях лавров. Его глаза блуждали по колыхавшимся от утреннего ветра ветвям, а его душа думала о ране, и благородные, как в любовных аллегориях Петрарки, деревья вздыхали над его головой, в которой царила мысль о хорошем ударе.

Барбаризи явился за ним и сказал:

— Мы готовы. Сторож открыл виллу. В нашем распоряжении комнаты нижнего этажа: большое удобство. Иди раздеваться.

Андреа пошел за ним. Пока он раздевался, оба врача вскрыли свои ящики с блестящими стальными инструментами. Один был еще молодой, бледный, плешивый, с женскими руками, резким ртом, с постоянно двигавшейся, необыкновенно развитой, нижней челюстью. Другой был пожилой, коренастый, весь в веснушках, с густой рыжеватой бородой и бычьей шеей. Один казался физическим противоречием другого, и это их различие привлекло внимание Сперелли. Они выложили на стол повязки и карболовую кислоту для дезинфекции шпаг. Запах кислоты распространялся по комнате.

Когда Сперелли был готов, он вышел на площадку со своим секундантом и доктором. И вид Рима, из-за пальм, еще раз привлек его внимание и вызвал глубокий трепет. Нетерпение охватило его. Он хотел быть уже на месте и слышать команду к нападению. Казалось, что в руке у него был решительный удар, победа.

— Готово? — спросил его Санта Маргерита, идя ему навстречу.

— Готово.

Место было выбрано в тени, с боку виллы, на усыпанной мелким щебнем и утрамбованной площадке. Джаннетто Рутоло стоял уже на другом конце с Кастельдиери и Де Суза. У всех был серьезный, почти торжественный вид. Противники были расставлены один против другого и смотрели друг на друга. Санта Маргерита, который должен был командовать, обратил внимание на слишком накрахмаленную, слишком плотную сорочку Джаннетто Рутоло, со слишком высоким воротником, и указал на это Кастальдиери, его секунданту. Тот поговорил с Рутоло, и Сперели видел, как противник вдруг покраснел и решительным движением стал срывать с себя рубашку. Он с холодным спокойствием последовал его примеру, затем засучил брюки, взял из рук Санта Маргериты перчатку, ремешок и шпагу, надел все с большим вниманием и затем стал махать шпагой, чтобы убедиться, хорошо ли держит ее. При этом движении ясно обозначалась его двуглавая мышца, обнаруживая долгое упражнение руки и приобретенную силу.

Когда они оба вытянули шпаги, шпага Джаннетто Рутоло дрожала в судорожно сжатой руке. После обычных напоминаний, барон Санта Маргерита резким голосом скомандовал:

— Господа, в позицию!

Оба одновременно встали в позицию, Рутоло — ударяя ногой. Сперелли же — легко подаваясь вперед. Рутоло был среднего роста, довольно худой, весь — нервы, с оливкового цвета лицом, жестким от загнутых кверху кончиков усов и маленькой острой бородки, как у Карла I на портретах Ван Дейка. Сперелли был выше ростом, стройнее, лучше сложен, красавец во всех отношениях, уверенный и спокойный, в равновесии ловкости и силы, с небрежностью большого барина во всей фигуре. Один смотрел другому в глаза, и каждый испытывал в душе неясную дрожь при виде обнаженного тела другого, против которого был направлен острый клинок. В тишине слышалось звонкое журчание фонтана, смешанное с шелестом ветра в ветвях вьющихся роз, где трепетало бесчисленное количество белых и желтых цветов.

— Вперед! — скомандовал барон.

Андреа Сперелли ожидал со стороны Рутоло стремительного нападения, но последний не двигался. Минуту они оба изучали друг друга, не скрещивая шпаг, почти не двигаясь. Сперелли, приседая еще ниже, защищался снизу, совершенно открыв себя, взяв шпагу совсем на терцу, и вызывал противника наглым взглядом и ударом ноги. Рутоло выступил вперед с финтой прямого удара, сопровождая ее криком, по примеру некоторых сицилийских фехтовальщиков, и атака началась.

Сперелли не развивал никакого определенного приема, почти всегда ограничиваясь отражением, вынуждая противника обнаружить все свои намерения, исчерпать все средства и раскрыть все разнообразие своей техники. Отражал удары ловко и быстро, не отступая ни на шаг, с удивительной точностью, как если бы находился в фехтовальном зале перед безвредной рапирой, Рутоло же нападал с жаром, сопровождая каждый удар глухим криком, похожим на крик вонзающих топор дровосеков.

— Стой! — скомандовал Санта Маргерита, от бдительных глаз которого не ускользало ни одно движение обоих клинков.

Подошел к Рутоло и сказал:

— Если не ошибаюсь, вы ранены.

Действительно, у него оказалась царапина на предплечии, но настолько легкая, что не надо было даже пластыря. Все же он дышал тяжело, и его крайняя, переходившая в синеву, бледность свидетельствовала о сдержанном гневе. Сперелли, улыбаясь, сказал Барбаризи, тихим голосом:

— Теперь я знаю, с кем имею дело. Я приколю ему гвоздику под правый сосок. Обрати внимание на вторую атаку.

Так как он, нечаянно, опустил на землю конец шпаги, то плешивый, с большой челюстью, доктор подошел к нему с мокрой губкой и снова дезинфицировал клинок.

— Ей Богу! — шепнул Андреа Барбаризи. — Он сглазил. Эта шпага сломается.

В ветвях засвистал скворец. На розовых кустах кое-где осыпалась и разлеталась по ветру роза. Навстречу солнцу поднималась вереница редких, похожих на овечью шерсть, облаков и разрывалась в клочья, и постепенно исчезала.

— В позицию!

Джаннетто Рутоло, сознавая превосходство противника, решил действовать без всякого плана, на удачу, и уничтожить, таким образом, всякое рассчитанное движение противника. На то у него был малый рост и ловкое тело, тонкое, гибкое, служившее ничтожной мишенью для удара.

— Вперед!

Андреа знал заранее, что Рутоло выступит таким именно образом, с обычными финтами. Он стоял в позиции, выгнувшись, как готовый к выстрелу лук, желая только улучить мгновение.

— Стой! — закричал Санта Маргерита.

На груди Рутоло показалась кровь. Шпага противника проникла под правый сосок почти до ребра. Подбежали врачи. Но раненый тотчас же сказал Кастельдиери, резким голосом, в котором слышалась дрожь гнева:

— Ничего. Хочу продолжать.

Он отказался войти в дом для перевязки. Плешивый доктор, промыв маленькое, едва окровавленное, отверстие, приложил простой кусочек полотна и сказал:

— Можете продолжать.

Барон, по знаку Кастельдиери, немедленно скомандовал:

— В позицию!

Андреа Сперелли заметил опасность. Противник, присев, как бы закрывшись острием шпаги, казалось, решился на крайнее усилие. Глаза у него странно сверкали, и левая нога, благодаря чрезвычайному напряжению мускулов, сильно дрожала. Андреа, на этот раз, ввиду нападения, решил броситься на пролом, чтобы повторить решительный удар Кассибиле, а белый кружок на груди противника служил ему мишенью. Ему хотелось нанести удар именно туда, но не в ребро, а в межреберное пространство. Вокруг все затихало, все присутствующие сознавали убийственную волю, одушевлявшую этих двух людей, и ужас овладел ими, и их угнетала мысль, что им быть может придется отвозить домой мертвого или умирающего. Закрытое барашками солнце, проливало какой-то молочно-белый свет, растения изредка шелестели, невидимый скворец продолжал свистеть.