Владислав Реймонт - Земля обетованная

Его университетом была жизнь. Он жадно жил, глубоко чувствовал, много думал. Недостаток образования отчасти восполнял его природный дар: зоркий взгляд, наблюдательность, феноменальная память. Рассказывают, что он, пройдя хотя бы раз по улице, мог потом без труда назвать все, вплоть до мельчайших подробностей, что было выставлено в многочисленных витринах фирм и магазинов. Он подмечал и хранил в памяти жесты, манеры, особенности походки и речи множества людей. О Реймонте говорили: «Его дар — в остром зрении, он словно само зрение».

Но, отдавая должное стихийному таланту Реймонта, современники порой недооценивали его не менее существенного свойства: истового труда, упорного, шаг за шагом, постижения профессионального мастерства. Целеустремленность, неуспокоенность на достигнутом — эти качества Реймонт пронес сквозь годы. Недавний дебютант, он записывает в дневнике: «Одно я знаю наверняка: мне предстоит много учиться, думать, работать, работать, работать…» Позднее, уже будучи известным автором, Реймонт пишет брату: «Как много знаний надо накопить… чтобы иметь более или менее приличный интеллектуальный багаж; а его необходимо иметь, если я хочу занять в литературе то место, которое мне принадлежит не по прихоти, но по таланту… Не прими мои слова за самонадеянность — просто я знаю свои возможности и у меня есть цель…»

Как всякий художник, Реймонт был подвержен сомнениям. Но вера в себя всегда побеждала. Приступая к работе над новой темой, он формулировал задачу весьма решительно: «Или — или. Или меня уничтожат, сотрут в порошок так что лишь настоящий шедевр позволит мне восстать из пепла, или — я сразу же… окажусь в числе лучших. Буду добиваться второго. И добьюсь, а если думать иначе, то и начинать не стоит».

Реймонт рано понял свое писательское предназначение. Но то, что литература — главное дело его жизни, ему еще предстояло доказать своим творчеством.

Реймонт входил в литературу на рубеже XIX–XX вв. вместе с целой плеядой талантливых польских писателей: Жеромским и Пшибышевским, Выспяньским и Тетмайером, Мичиньским и Орканом. Каждый из дебютантов так называемой «Молодой Польши» был яркой художественной индивидуальностью, и каждый так или иначе был сыном своего времени. В стилевом отношении их творчество «кипит» самыми разными «измами»: реализм существует рядом с натурализмом, неоромантизм с символизмом, элементы импрессионизма сочетаются с элементами экспрессионизма.

В идейном плане в «Молодой Польше» явственно выделяется литература патриотического служения и литература универсальной направленности. Следует помнить, что Польша почти полтора столетия не существовала на карте Европы как независимое государство, — неудивительно, что в качестве своего главного культурного достояния поляки предъявляли миру литературу патриотическую. Метко характеризует это положение С. Жеромский: «В последней четверти прошлого столетия и в начале нынешнего поляки не раз делали попытки освободить свою… литературу от ярма общественного служения и провозгласить ее право, как литературы европейской, на свободу… Каждое из этих литературных восстаний оказывало самое благотворное влияние на отечественную словесность… расширяло кругозор, способствовало появлению новых ценностей, взращенных на европейской ниве, но каждое, как все восстания в Польше, заканчивалось поражением».

Творчество Реймонта, выделявшегося даже на ярком «младопольском» фоне самобытностью и мощью таланта, независимостью художественной позиции, отличалось редким сплавом «польского» и «общечеловеческого».

Читающая публика заметила Реймонта после публикации очерка «Паломничество к Ясной Горе» (1894). Уже в этой психологической зарисовке большой группы людей (писатель вместе с верующими совершает паломничество к польской святыне — Ясногорскому монастырю в Ченстохове) налицо мастерство в создании коллективного портрета. Это станет впоследствии как бы личным художественным знаком Реймонта — «певца масс», определит его оригинальный вклад в сокровищницу польской литературы.

Первый роман Реймонта — дилогия «Комедиантка» и «Брожение» (1895–1896) посвящен актуальной на рубеже веков теме женской эмансипации. Героиня романа, как в молодые годы сам Реймонт, бунтует против провинциального существования, покидает отчий дом и решает начать переменчивую, полную неожиданностей жизнь актрисы. Однако театр, такой прекрасный издали, жестоко обманывает ее ожидания. Поруганная, изверившаяся, она возвращается к привычным, серым будням — и угасает.

Дилогия — также роман о художнике и обществе. Споры, которые ведут его герои об отношении искусства и жизни, — это своеобразный документ художественного сознания эпохи и одновременно свидетельство исканий самого автора.

Критики нередко представляют Реймонта как приверженца натурализма, тем самым значительно сужая его творческую характеристику. Справедливее сказать, что он всегда оставался верен задаче, поставленной в юности: «Писать, не подчиняясь ни одной из литературных догм».

Свидетельство тому — роман «Мужики» (1905–1909), шедевр, за который писатель в 1924 г. был удостоен Нобелевской премии.

Это произведение часто называют «крестьянской эпопеей». При этом имеется в виду не только тема — многие были убеждены, что сам Реймонт из крестьян. Действительно, писатель обладал особым умением вжиться в описываемую социальную среду и, как бы отождествившись с нею, передать характерное для нее ощущение жизни. Такое перевоплощение было способом творческого существования Реймонта. Примечателен в этом смысле факт его биографии: во время работы писателя над одним из ключевых эпизодов «Мужиков» (сценой свадьбы вдовца Мацея Борыны и деревенской красавицы Ягны) жена заглянула к нему в кабинет и — ужаснулась: Реймонт лежал на диване бледный, как полотно. На вопрос, как он довел себя до такого состояния, писатель отвечал: «Я два дня кряду плясал на свадьбе у Борыны…»

Действие романа «Мужики» происходит в польской деревне конца XIX — начала XX в. (кстати, увековеченная в литературе, она теперь называется Реймонтовские Липцы). Писатель выявляет множество существенных для того времени проблем: социальных, экономических, политических, общинных. Но жизнь крестьян показана Реймонтом в неотрывной связи с жизнью природы: сменяют друг друга времена года, праздники прерывают потоки будней, рождаются и умирают люди — повседневность поверяется масштабом вечности.

Ровное, неостановимое дыхание природы, незримо присутствующее в произведении, придает той или иной жизненной детали значение сакрального символа, современность обретает надисторическое, мифологическое измерение.