Пелам Вудхаус - Бить будет Катберт; Сердце обалдуя; Лорд Эмсворт и другие

Я с тревогой следил за ним. Никакая обычная трагедия не могла настолько преобразить его из ликующего оптимиста, который простился со мной в «Юниверсал». У меня мелькнула мысль, что Билсона дисквалифицировали, – мелькнула и исчезла. Боксеров не дисквалифицируют задним числом через полчаса после боя. Но что еще могло вызвать подобные муки? Если вообще существует повод для торжественного празднования, так он был налицо.

– Что стряслось? – снова спросил я.

– Стряслось! Я тебе скажу, что стряслось, – простонал Укридж и плеснул сельтерской в свою стопку. В нем было что-то от короля Лира. – Ты знаешь, сколько я получил за сегодняшний бой? Десять фунтов. Всего десять мерзких презренных соверенов! Вот что стряслось.

– Не понимаю.

– Приз был тридцать фунтов. Двадцать победителю. Моя доля от двадцати – десять. Десять, позволь тебе сказать! На что во имя всего инфернального годны десять фунтов?

– Но ты говорил, что Билсон сказал тебе…

– Знаю, знаю. Он сказал мне, что должен получить двести. И этот слабоумный, двуличный, бесчестный сын Велиала забыл добавить, что получит их за проигрыш.

– Проигрыш?

– Ну да. Он должен был получить их за проигрыш. Какие-то личности, чтобы устроить аферу со ставками, уговорили его продать бой.

– Но он же не продал боя!

– Да знаю я, черт дери. В том-то и беда. А знаешь почему? Я тебе скажу. Едва он приготовился подставить себя под нокаут в пятом раунде, тот типчик наступил ему на вросший ноготь, и это так его взбесило, что он позабыл обо всем на свете и выбил из того всю начинку. Нет, ты скажи, малышок! Ты когда-нибудь слышал про такой тупой идиотизм? Швырнуть на ветер целое черт-те какое состояние исключительно ради того, чтобы удовлетворить минутный каприз!

Отшвырнуть сказочное богатство только потому, что типчик наступил на его вросший ноготь. Его вросший ноготь! – Укридж скрипуче захохотал. – Да какое право имеет боксер обзаводиться вросшими ногтями? А уж если обзавелся вросшим ногтем, так, конечно, мог бы полминуты потерпеть пустячную боль. Суть в том, старый конь, что нынешние боксеры не чета прежним. Дегенераты, малышок, сплошь абсолютные дегенераты. Ни сердца. Ни мужества. Ни самоуважения. Ни устремления в будущее. Старая бульдожья порода вымерла целиком и полностью.

И, угрюмо кивнув, Стэнли Фиверстоунхо Укридж удалился в ночь.

© Перевод. И. Гурова, наследники, 2012.

– Еще кубок портвейна, малышок? – радушно предложил Стэнли Фиверстоунхо Укридж.

– Спасибо.

– Еще одну чашу портвейна мистеру Коркорану, Бакстер. Кофе, сигары и ликеры можете подать нам в библиотеку примерно через четверть часа.

Дворецкий наполнил мой стакан и исчез. Я ошеломленно поглядывал по сторонам. Мы сидели в обширной столовой укриджской тетки Джулии в Уимблдоне. Великолепный банкет приближался к достойному завершению, и все это вместе представлялось необъяснимым.

– Не понимаю, – сказал я. – Каким образом я оказался здесь, ублаготворенный изысканными яствами, которые оплатила твоя тетка?

– Очень просто, малышок. Я выразил желание побыть в твоем обществе сегодня вечером, и она тотчас согласилась.

– Но почему? Прежде она никогда не позволяла тебе приглашать меня сюда. Она меня на дух не выносит.

Укридж пригубил свой портвейн.

– Ну, дело обстоит так, Корки, – сказал он в порыве откровенности, – в этом доме последнее время происходили события, которые обеспечили то, что ты мог бы назвать занимающейся зарей новой жизни для тети Джулии и меня. Не будет преувеличением сказать, что она теперь ест из моих рук и пылью стелется под колесами моей триумфальной колесницы. Я поведаю тебе всю историю, ибо она может оказаться полезной для тебя на твоем жизненном пути. История эта демонстрирует, что, как бы ни были черны небеса, ничто не может повредить человеку при условии, что у него на плечах уравновешенная деловая голова. Пусть ураган ре…

– Давай ближе к делу. Что и как произошло?

Укридж немного поразмыслил.

– Пожалуй, все началось, – сказал он, – когда я заложил ее брошку…

– Ты заложил брошку своей тетки?

– Да.

– И ее сердце открылось для тебя?

– Все это я объясню попозже. А пока разреши мне начать с начала. Ты когда-нибудь встречался с человеком по имени Адвокат Джо?

– Нет.

– Корпулентный типчик с лицом, как вареная баранина.

– Никогда с ним не встречался.

– Избегай его и впредь, Корки. Мне неприятно отзываться плохо о моих ближних, но Адвокат Джо нечист на руку.

– Чем он занимается? Закладывает чужие брошки?

Укридж поправил проволочку от шипучки, скрепляющую его пенсне с его же хлопающими ушами. Вид у него был оскорбленный.

– Не тот тон, Корки, который я приветствовал бы у старого друга. Когда я дойду до этого момента моей истории, ты убедишься, что закладывание брошки тети Джулии было абсолютно нормальной, безупречно честной деловой операцией. Как еще я мог бы купить половину той собаки?

– Половину какой собаки?

– Разве я тебе не рассказывал про ту собаку?

– Нет.

– Не может быть. Она же стержень всего дела.

– Тем не менее ты про нее не рассказывал.

– Я излагаю эту историю слишком путано, – сказал Укридж. – Я сбиваю тебя с толку. Дай я начну с самого начала.

Этот субчик Адвокат Джо (начал Укридж) в принципе букмекер, с которым я время от времени имел дело. Однако до того дня, с которого начинается эта история, мы во всех отношениях оставались чужими друг другу. Иногда я выигрывал у него парочку фунтов, и он присылал мне чек, или он выигрывал у меня парочку фунтов, и я заглядывал в его контору попросить, чтобы он подождал до среды на следующей неделе, но мы никогда не встречались в свете, как ты мог бы выразиться, до того дня, о котором я упомянул. Я случайно заглянул в погребок на Бедфорд-стрит, а он оказался там и пригласил меня выпить стаканчик выдержанного светлого портвейна.

Ну, малышок, ты знаешь не хуже меня, что бывают минуты, когда стаканчик такого портвейна разгоняет тучи, а потому я согласился не без воодушевления.

– Хорошая погодка, – говорю я.

– Да, – говорит этот субчик. – Хотите разбогатеть?

– Да.

– Ну, так слушайте, – говорит субчик. – Про Кубок Ватерлоо вы, конечно, знаете. Так слушайте. Я взял у клиента в уплату долга собаку, которая выиграет Кубок Ватерлоо. Про эту собаку помалкивали, но уж поверьте мне, она выиграет Кубок Ватерлоо. И что тогда? А тогда она будет чего-то стоить. Она станет очень даже ценной. У нее будет цена. Она будет стоить денег. Слушайте! Как вы насчет того, чтобы купить половинную долю этой собаки?

– Вполне.

– Тогда она ваша.

– Но у меня нет денег.

– Вы что, хотите сказать, что вам пятьдесят фунтов не в подъем?