Пелам Вудхаус - Бить будет Катберт; Сердце обалдуя; Лорд Эмсворт и другие

Мерольхасар со свойственной лишь царственным особам грацией поцеловал принцессе руку и тут же вздрогнул от удивления.

– Чет меня возьми! – воскликнул он. – О прекраснейшая, что за странный недуг поразил тебя? Словно кожей буйвола покрыта ладонь твоя. Не заколдовал ли тебя злой чародей?

Принцесса вспыхнула от смущения.

– Позволь объяснить, о достойнейший, почему груба рука моя и отчего я не отвечала все это время. Так была занята, что, воистину, ни минутки выкроить не могла. Видишь ли, эти мозоли из-за новой религии, которую недавно приняла я и все мои подданные. Ах, если бы я могла и тебя обратить в истинную веру! Это просто чудо, о господин! Около двух лун тому назад пираты доставили ко двору пленника из дикой северной страны. Он научил нас…

Внезапная догадка осенила Мерольхасара.

– Клянусь Томом, сыном Морриса! – вскричал он. – Неужели это не сон? Каков твой гандикап?

Принцесса в изумлении глядела на царя.

– О диво! Неужели и ты поклоняешься великому Гоуфу?!

– Я-то?! – воскликнул царь. – А то как же! – У него перехватило дыхание. – Вот, послушай-ка.

Откуда-то из дворца доносилось пение. Это менестрели разучивали новый хвалебный пеан на слова Великого визиря и музыку верховного жреца. Они готовились к торжественному пиру в честь почитателей Гоуфа. Слова отчетливо звучали в утреннем воздухе.

Голоса смолкли. В саду стало тихо.

– А я вчера длинную пятнадцатую чуть в четыре удара не прошел, – наконец сказал царь.

– А я на прошлой неделе выиграла Открытый чемпионат Удаленных островов среди женщин, – в тон ему ответила принцесса.

Долго смотрели они друг на друга, а затем, взявшись за руки, неспешно побрели во дворец.

– Ну как? – сгорая от нетерпения, спросили мы.

– Ничего, – отвечал редактор.

– Ай, молодец, – шепнули мы про себя.

Редактор нажал кнопку звонка, и в зале появился мажордом.

– Дайте этому человеку кошель с золотом, – приказал редактор, – и пусть проваливает.

© Перевод. А. Притыкина, Д. Притыкин, 2012.

С наступлением сумерек в теплоте летнего дня уже чувствовалось легкое дыхание осени. В рощице у девятой лунки то тут, то там проблескивали новые краски, словно шла репетиция ежегодного карнавала, ради которого даже самые замшелые деревья сбрасывают будничную зелень и облачаются в роскошные наряды из золота и пурпура. Старейшина, удобно расположившись на террасе гольф-клуба, глядел, как ветер играет первыми опавшими листьями, задумчиво потягивал сельтерскую и с благожелательной серьезностью внимал молодому гольфисту.

– Она замечательная, – сокрушался юноша, – совершенно замечательная, но вот незадача: стоит нам выйти на поле для гольфа, не могу удержаться от мысли, что женщина должна сидеть дома.

Старейшина покачал убеленной сединами головой.

– Полноте, – отвечал он. – Очаровательной женщине все к лицу, даже если она не умеет толком попасть по мячу.

– Да пусть промахивается сколько угодно, это еще куда ни шло, – махнул рукой собеседник. – Боюсь, она вообще не слишком серьезно относится к гольфу.

– Быть может, это напускное. В свое время играла у нас в клубе одна чудесная девушка, так вот она, помнится, заливалась смехом, смазав короткий патт, а потом я случайно узнал, что дома бедняжка горько рыдает и до дыр прокусывает диванные подушки. Выходит, легкомысленность была лишь маской. Поддерживайте любовь невесты к игре, друг мой, и будете вознаграждены. Позвольте, я расскажу вам историю…

В этот миг на террасе показалась удивительно красивая женщина с младенцем на руках.

– Ути-мой-сюси-пусинька-лапусенька! – ворковала она.

В остальном вошедшая отнюдь не производила впечатления умственно отсталой.

– Ну, разве он не прелесть? – обратилась красавица к старейшине.

Тот окинул младенца оценивающим взглядом. Непредвзятому наблюдателю ребенок явственно напоминал очищенное вареное яйцо.

– Вне всяких сомнений, – последовал ответ.

– Все больше похож на отца, правда?

На мгновение старейшина замялся.

– Ну конечно, – спохватился он. – А ваш муж сегодня играет?

– Нет, провожает Уилли в Шотландию.

– Как? Уилберфорс уезжает в Шотландию?

– Да. Рамсден высокого мнения о тамошних школах. Я было заикнулась, что Шотландия очень далеко, а муж говорит, мол, ему это известно, но так будет лучше для Уилли. Впрочем, сам-то он держится молодцом. Что ж, нам, пожалуй, пора. Воздух слишком холодный, того и гляди, крошка Рамми простудит свой милый маленький носик. Попрощайся с джентльменом, Рамми.

Старейшина задумчиво посмотрел ей вслед.

– И впрямь похолодало, – сказал он, – а я, в отличие от нашего спеленатого знакомого, уже не молод. Идемте, покажу кое-что.

Старейшина зашел в курительную и остановился у стены, что сверху донизу была увешана довольно смелыми карикатурами на членов клуба.

– Есть у нас тут один малый, в газете художником работает. Талант. Удивительно точно уловил черты каждого. Разве что мой портрет ему явно не удался.

Старейшина неприязненно покосился на стену и раздраженно продолжил:

– Не понимаю, почему его сюда повесили, ведь никакого сходства… Зато все остальные вышли на загляденье, хотя многие и делают вид, что рисунки на них ни капли не похожи. А вот что я хотел показать. Полюбуйтесь – Рамсден Уотерс, муж дамы, с которой мы беседовали минуту назад.

Человеку на портрете едва перевалило за тридцать: неопределенного цвета волосы свешивались на покатый лоб; водянистые глаза уныло смотрели на мир; рот полуоткрыт в слабом подобии улыбки, обнажавшей пару кроличьих зубов.

– Боже, вот так физиономия! – воскликнул молодой человек.

– Да уж, – ответил старейшина. – Теперь вы понимаете причину моего секундного замешательства при словах миссис Уотерс, что малыш – точная копия отца. Я, право, не знал, как быть. С одной стороны, спорить с дамой невежливо. С другой – разве гуманно говорить такое о невинном младенце? Да уж, Рамсден Уотерс. Присаживайтесь поудобнее, я расскажу о нем. Этот случай как нельзя лучше подтверждает мою старую мысль: женщин нужно приобщать к гольфу. Конечно, в их присутствии на поле есть свои недостатки. Помню, как-то раз на одиннадцатой лунке мне удался прекрасный низкий драйв, а мяч ударился о ящик с песком на женской ти, отскочил назад и зашиб кэдди. Так я потерял удар, да и вообще игра после этого разладилась. И все же преимуществ гораздо больше. Гольф делает женщин человечнее, смиряет гордыню, одним словом, может поубавить в них спеси, такой, знаете, заносчивости, которая здорово усложняет жизнь нашему брату. Может статься, вы и сами это замечали?