Пелам Вудхаус - Бить будет Катберт; Сердце обалдуя; Лорд Эмсворт и другие

Да, в отличие от меня, она книгой наслаждалась. Юлелия Френч, чьи чары меня не затронули, казалась ей вершиной творения.

Прочитав «Веер» шесть раз, она отправилась в город походить по магазинам и встретила автора. Они стояли рядом, ожидая, пока пройдут машины.

– Родни! – выговорила она.

Он растерялся. Они не виделись пять лет, и за это время он общался с несметным множеством прелестных созданий. Это притупляет память. Джейн назвала его по имени, значит – они близко знакомы, но он не помнил ничего.

Другой бы смутился, но Родни Спелвин был неглуп. Он сразу заметил, что Джейн очень красива, а потому взял ее за руку, расплылся от радости и глубоко заглянул ей в глаза.

– Вы! – проговорил он, играя наверняка. – Моя малютка!

Джейн давно перемахнула через 5 футов 7 дюймов, бицепсы у нее были, как у кузнеца, но определение «малютка» ей понравилось.

– Как странно, что мы встретились… – краснея, сказала она.

– После всех этих лет! – сказал он, несколько рискуя. А вдруг их познакомили позавчера? Вообще-то можно объяснить, что дни тянулись как годы. Современного поэта голыми руками не возьмешь.

– Больше пяти, – тихо вымолвила Джейн. «Где же я был пять лет назад?» – гадал Родни.

Джейн смотрела на мостовую, нервно двигая носком туфли.

– Спасибо за фиалки, – сказала она.

С этим Родни справился быстро.

– Значит, вы их получили? – сказал он. – Замечательно! А я все думал…

– Это так благородно, – продолжала она.

Он растерялся, но тут же пришел в себя и беспечно махнул рукой.

– Ах, о чем говорить!

– Я ведь плохо с вами обошлась. Но это лучше для нас обоих. Вы поняли, правда?

Ага! Так он и знал, что чего-нибудь дождется. Теперь ясно. Ее зовут Джейн, они собирались пожениться. Ну конечно. Можно и расслабиться.

– Не будем об этом говорить, – сказал он, выражая скорбь. Это нетрудно – сжимаем губы, сдвигаем левую бровь. Он практиковался перед зеркалом, на всякий случай.

– Значит, вы меня не забыли? – спросила она.

– Вас! Забыть!

Наступила небольшая пауза.

– Я читала вашу книгу, – сказала Джейн. – Она просто замечательная.

Покраснев, она стала такой красивой, что былые чувства зашевелились.

– Как я этого ждал! – сказал он низким голосом и посмотрел на нее так нежно, что она закачалась. – Я писал для вас.

– Для меня?

– Я думал, вы догадаетесь. Вы же читали посвящение! «Веер» был посвящен «Той, кто поймет».

Родни часто поздравлял себя с такой удачной находкой.

– Посвящение?

– «Той, кто поймет», – мягко напомнил он. – Кто же еще, кроме вас?

– О, Родни!

– Разве вы не узнали Юлелию?

– Юлелию?

– Это же вы, – отвечал писатель.

Джейн ехала домой в полном смятении. Встретить Родни Спелвина – уже немало. Узнать, что ты жила в его памяти, – нет слов. А если твой образ так ярок, что вдохновил это верное сердце… Она чуть не пропустила станцию и, словно во сне, дошла до дома. Уильям еще не вернулся, это ее обрадовало. Конечно, она любила его, но сейчас ей нужно было провести хотя бы час с «Веером». Про Юлелию она практически знала все, но в этом, новом свете увидит еще что-нибудь. Когда муж пришел, радуясь очередным успехам, она едва успела сунуть книгу под валик.

Ангел-хранитель должен бы предупредить, чтобы Уильям хотя бы привел себя в порядок. Ночью шел дождь, а он, играя в гольф, не думал о внешнем виде. Теперь его приятные черты были покрыты грязью, волосы – полны мокрого песка, о ботинках говорить не стоит. Вообще он был хорош собой, если вам нравятся атлеты, но героиням «Веера» нужно что-то иное. Юлелия жила и действовала на залитых луной террасах или в студиях, едва освещенных восточными светильниками, а окружали ее (если не считать грубияна мужа) существа с тонкими, одухотворенными лицами.

– Привет! – сказал Уильям. – А вот и ты! Что делала?

– Да так, – проговорила Джейн, – ходила по магазинам.

– Встретила кого-нибудь?

Она заколебалась на секунду и ответила:

– Да. Родни Спелвина.

Уильям не ведал ни ревности, ни подозрений. Он не нахмурился, он не сжал ручку кресла, он просто захохотал, как гиена. Это оскорбило Джейн больше всего.

– Ой, Господи! – заливался Уильям. – Значит, он еще на свободе? Я думал, его давно линчевали. Ай-я-яй, какой недосмотр!

В семейной жизни наступает миг, когда у жены падают с глаз шоры и она видит, что муж – первостатейный кретин. К счастью, это быстро проходит, иначе бы не осталось браков. Настал этот миг и для Джейн, но никуда не делся. Напротив, ощущение укреплялось и, ложась спать, она думала, что только по глупости ответила священнику «да» на сакраментальный вопрос.

Так начался тот период в жизни этой четы, одно воспоминание о котором даже через много лет могло привести и мужа, и жену к поражению в гольфе. Уильям просто ничего не понимал. Если бы не ее стать, он бы подумал, что она болеет. Она делала самые дикие ошибки, вообще играла плохо, но если бы только это!

– Старушка, – сказал он как-то вечером, – наверное, ты замечаешь, что ты смеешься каким-то… э-э… серебристым смехом. Очень неприятный звук. Последи за собой, ладно?

Джейн не удостоила его ответом. Весь «Веер», с начала до конца, Юлелию хвалили за этот самый смех. Именно он так привлекал тонких, нервных субъектов. Куда это понять ее несуразному мужу! Однако его слова на нее подействовали.

– Уильям, – сказала она, – я буквально задыхаюсь.

– Сейчас открою окно.

– В духовном смысле, – поправила она. – Здесь только играют в гольф и в карты. Нет ни одной художественной натуры. Как же мне выразить себя? Как осуществить высшее начало?

– Тебе это нужно? – растерянно спросил муж.

– А ты как думал?! Мы должны уехать из этой дыры. Снимем студию…

Уильям задумчиво сосал трубку, он терпеть не мог городской жизни. Но если Джейн лучше в городе, о чем говорить!

– Вот продам домик, – сказал он, – и поедем.

– Я не могу ждать. Едем сейчас же.

– Хорошо, – согласился Уильям, – на той неделе.

Беспокоился он не зря, через десять дней городская жизнь уже довела его до ручки. Разместились он в помещении, которое жилищный агент называл «уютной маленькой студией». Состояло оно из комнатки для Джейн, стенного шкафа для Брейда и уголка за японской ширмой для Уильяма. Остальное пространство занимала мастерская с верхним светом, удачно декорированная подушками и самоварами. Там хозяйка принимала тонких, нервных гостей.

Гости Уильяма не радовали. Он не догадывался, что у его жены – салон, и его просто утомляла ватага странных созданий в шарфах вместо галстука. Когда Джейн, сидя на подушке, живо болтала с новыми поэтами и смеялась серебристым смехом, он обычно стоял в углу, куда его загоняла любопытная интеллектуалка.

Кроме прочих неудобств, он заметил, что все это сказывается на гольфе. Вырвавшись на волю из артистической зоны, он был слишком издерган для игры. Сперва он увидел, что хуже владеет короткой клюшкой; потом что-то заело и с тяжелой; а когда наконец оказалось, что мяч легко отходит от подставки только на пятом ударе, он понял, что дело плохо, надо принимать меры.