Пелам Вудхаус - Неприметный холостяк; Переплет; Простак в стране чудес

– Но вы такого не допустите?

– Разумеется, нет!

– Ах, вы просто изумительны!

– Очень любезно с вашей стороны, что вы так считаете. – Хамилтон одернул жилет.

– Но как же вы все урегулировали?

– Видите ли, главная трудность та, что помолвку порвал сам Джордж. А я планирую, чтобы мисс Стаббс, когда приедет, прогнала Джорджа по собственной воле.

– Как же вы такого добьетесь?

– Очень просто. Принимаем как само собой разумеющееся, что девица эта – настоящая пуританка. Исходя из этой предпосылки, я сочинил маленькую драму, в результате которой Джордж предстанет перед ней завзятым ловеласом.

– Это Джордж-то!

– Мэй Стаббс будет потрясена. В ней вспыхнет отвращение. И она тут же порвет с ним.

– Ясно. И вы сами все это придумали?

– Целиком и полностью!

– Для одного человека у вас так много ума.

Хамилтону показалось, что настал момент высказаться откровенно, без уверток и виляния. Открыть в отточенных фразах любовь, которая разрасталась в его сердце как на дрожжах с той самой минуты, как он извлек пылинку из глаза этой девушки на ступеньках дома № 16 (Семьдесят девятая улица). И уже был готов приступить, когда мадам Юлали взглянула мимо него и мелодично рассмеялась:

– А вот и Джордж Финч!

Раздраженно Хамилтон обернулся. Всякий раз, как он предпринимал попытку заговорить о своей любви, выскакивала какая-то помеха. Вчера этот тошнотворный Чарли в телефоне, а теперь – Джордж. Тот стоял в дверях, раскрасневшись, будто от быстрой ходьбы, и смотрел на девушку взглядом, возмутившим Хамилтона. Выражая свое возмущение, он резко кашлянул.

Но Джордж и внимания не обратил, по-прежнему не отрывая глаз от прекрасной хиромантки.

– Привет, Джорджи! Ты такую занимательную историю перебил.

– Мэй! – Джордж сунул палец за воротничок, словно бы пытаясь ослабить удушье. – Мэй! А я… я только что ездил на станцию встречать тебя.

– Я на машине приехала.

– Мэй?! – воскликнул Хамилтон. Ему открылся страшный свет истины.

Мадам Юлали быстро повернулась к нему.

– Да. Та самая жалкая, серенькая мышка.

– Совсем не жалкая! И уж конечно, не серенькая! – Думать сейчас Хамилтону было не под силу, и сконцентрировался он лишь на одном неоспоримом факте.

– Была такой, когда Джордж водил со мной знакомство.

– И зовут вас Юлали…

– Это мой профессиональный псевдоним. Разве мы с вами не согласились, что имя Мэй и фамилию Стаббс каждой захочется поменять как можно быстрее?

– Неужели вы действительно Мэй Стаббс?

– Да.

Хамилтон закусил губу и холодным взглядом окинул своего друга.

– Поздравляю тебя, Джордж. Ты помолвлен с двумя самыми хорошенькими девушками, каких я видел.

– Как мило, Джимми, с твоей стороны, – заметила мадам Юлали.

Лицо Джорджа конвульсивно исказилось.

– Мэй, честно!.. Имей же сердце! Ты ведь не считаешь всерьез, что я с тобой и правда помолвлен?

– А что?

– Но… но… я был уверен, что ты и думать про меня забыла.

– Что? После всех твоих красивых писем?

– Юношеский роман! – пускал пузыри Джордж.

– Неужто?

– Но, Мэй!..

У Хамилтона, слушавшего этот обмен репликами, температура быстро ползла вверх, лихорадочно колотилось сердце. Никто не скатывается к первобытному состоянию, воспламенившись огнем любви, быстрее человека, всю жизнь обитавшего в прохладных эмпиреях интеллекта. Двадцать с лишним лет Хамилтон полагал, что он выше примитивных страстей, но когда на него обрушилась любовь, то захватила накрепко. И теперь, при разговоре этих двоих, его терзала такая ревность, что он не в силах был владеть собой. Хамилтон Бимиш, мыслитель, прекратил свое существование, и его место занял Хамилтон Бимиш, потомок пращуров, улаживавших любовные недоразумения с помощью крепкой дубинки. Видя соперника, они не тратили время впустую, а обрушивались на него будто тонна кирпича, изо всех сил стараясь откусить ему голову. Если б сейчас нарядить Хамилтона в медвежью шкуру и снять с него очки, то вот он, доисторический человек, перед вами!

– Эй! – окликнул Хамилтон.

– Мэй, но ты же знаешь, ты не любишь меня…

– Эй! – неприятным, злобным голосом опять окликнул их Хамилтон.

И пала тишина.

Пещерный человек поправил очки, буравя ядовитым взглядом былого друга. Пальцы у него подергивались, ища дубинку.

– Слушай, ты! Да гляди не ошибись! Завязывай с этой своей трепотней. Девушка тебя, само собой, не любит. Доехало? А то подойду сейчас да как вмажу по сопелке! Я ее люблю, ясно? И замуж она выйдет за меня! Доехало? За ме-ня. А если есть возражения, так извещай скорее своих друзей, где тебя похоронить. Любит она его! Ишь выдумал! Размечтался! Меня она любит. Дошло? Меня! И точка!

И скрестив руки, мыслитель приостановился в ожидании ответа.

Ответ последовал не сразу. Джордж, не привыкший к примитивным взрывам страстей у друга, ошарашенно застыл на месте, проглотив язык, так что держать речь выпало на долю мадам Юлали.

– Джимми! – слабо пискнула она.

Хамилтон властно, по-хозяйски обнял ее и поцеловал одиннадцать раз.

– Вот так! – заключил он.

– Да, Джимми…

– Ты любишь только меня!

– Да, Джимми.

– И завтра же поженимся!

– Да, Джимми.

– Тогда, значит, все нормально! – заключил Хамилтон.

Джордж очнулся точно заводная игрушка.

– Хамилтон! Дружище! Поздравляю тебя!

– Спасибо, спасибо.

Говорил Хамилтон ошеломленно, недоуменно помаргивая. Фермент начал угасать, и Бимиш, пещерный человек, быстро уступал место Бимишу, автору брошюр. В уме его смутно забрезжило, что высказывался он жарковато, пуская в ход словечки, какими вообще-то никогда не изъяснялся. Но тут он поймал взгляд Юлали, устремленный на него, и все угрызения совести и всякая неловкость растаяли.

– Спасибо! – еще раз поблагодарил он.

– Мэй – чудесная девушка! – заверил Джордж. – Вы будете очень счастливы. Уж я-то ее знаю. Как ты всегда умела сочувствовать мне!

– Правда?

– Безусловно. Разве ты не помнишь, что все свои неприятности я нес к тебе и мы сидели вдвоем на диванчике перед каминным огнем в твоей гостиной?

– И всегда боялись, что кто-то подслушивает у двери.

– Если и подслушивали, все равно ничего бы не услышали.

– Эй! – резко вклинился Хамилтон.

– То были счастливые дни… – вздохнула Юлали.

– А помнишь, как твой маленький братишка дразнил меня? Апрельский ливень!

– Вон как! – фыркнул Бимиш. – С чего это вдруг?

– Потому что я всегда приносил Мэй цветы.

– Хватит! – резко оборвал Хамилтон. – Хотелось бы напомнить тебе, Финч, что эта леди помолвлена со мной.

– Конечно, конечно.

– Попрошу и впредь не забывать! А впоследствии, когда станешь заходить к нам, чтобы разделить с нами трапезу, уж постарайся обходиться без воспоминаний о старых добрых днях! Понял?