Пелам Вудхаус - Неприметный холостяк; Переплет; Простак в стране чудес

– Не пугайся, милая. Даже если он и видел тебя, то ни за что не догадается, кто ты.

– Ты хочешь сказать, ему не в диковинку, что ты кого-то целуешь?

Джордж пребывал в том расположении духа, когда человек не вполне отдает себе отчет, что говорит, но был уверен, что ничего подобного не имел в виду Язык у него узлом заплетался, когда он попытался выразить все это тремя разными способами.

– Да-а, после того, что произошло сегодня днем… – протянула Молли.

И отодвинулась. Девушкой она была доброй, но общеизвестно, что даже самая добрая особа женского пола обожает помучить мужчину, которого любит. Женщина может быть ангелом милосердия, исцелять боль и страдания, но уж если ей выпал случай кольнуть возлюбленного и понаблюдать, как тот корчится в муках, такого случая ни одна не упустит.

Язык казался сейчас Джорджу клубком шерсти, с которым вдосталь наигрался котенок. Огромными усилиями он расправил два-три главных узла, чтобы произнести хоть что-то.

– Клянусь тебе… – начал Джордж, настолько увлекшись эмоциями, что даже пылко вскинул кулак к луне.

Молли замурлыкала от наслаждения. Она просто обожала смотреть на него, когда он бывал особенно забавным, а уж смешнее, чем сейчас, он еще никогда не выглядел.

– Клянусь тебе чем хочешь, я в жизни не видел эту чертову девицу!

– А она прекрасно тебя знает!

– Для меня она – абсолютная, совершенная незнакомка! Целиком и полностью!

– Ты уверен? Может, просто забыл про нее?

– Клянусь, – повторил Джордж, в последнюю секунду удержавшись, чтоб не прибавить «этой луной!». – Если хочешь знать…

– Да! Очень-очень!

– Так вот, я думаю – девица свихнулась. Совершенно безумная особа!

Молли решила, что мучение длилось достаточно долго. Девушки с поразительной точностью умеют рассчитывать время пытки. Мучения в меру мужчинам на пользу: подстегивают, помогают поддерживать форму, активную и энергичную, – но слишком много – это тоже перебор.

– Джордж, бедняжечка мой! – проворковала она. – Неужели ты даже на миг подумал, будто я поверила хоть единому слову из того, что она наговорила?

– Так значит, ты не поверила?

– Конечно же, нет!

– Молли! – Теперь Джордж аккуратно взвешивал слова. – Ты самая милая… самая добрая… самая прекрасная девушка на свете! Ты идеальная!

– Уж разумеется! Видишь, как тебе повезло!

– Ты ведь сразу поняла, что она сумасшедшая! Сразу раскусила, что она одержима какой-то манией…

– Ничего такого я не поняла! Сначала я совсем растерялась, но потом пришел папа и все объяснил. Он сказал, что исчезло мое жемчужное ожерелье.

– Твое жемчужное ожерелье? Исчезло?!

– Девица стащила его. Она воровка. Разве ты еще не понял? Все разыграно, и очень хитро. По-другому заполучить ожерелье она не могла. А вот так, ворвавшись, крича всякую чепуху, она отвлекла внимание от свадебных подарков. Потом притворилась, будто хлопнулась на стол в обморок, схватила ожерелье и быстренько сбежала. Никто даже и не догадался, что же произошло на самом деле.

Джордж присвистнул. Кулаки у него сжались. Он враждебно уставился на куст в горшке, точно именно тот нанес ему личное оскорбление.

– Если я когда-нибудь встречу эту…

– А вот мама, – расхохоталась Молли, – все еще утверждает, будто ты знаешь ее и ее россказни – правда. А ожерелье она стянула нечаянно. Забавно, а?

– Ужасно забавно, – горько заметил Джордж. – Из-за твоей мачехи я хохочу без остановки, с самого начала. Она заслуживает, чтоб ей как следует дали дубинкой по голове. Если хочешь знать, что я думаю об этой мерзавке, об этой каре небесной, которая ухитрилась прицепиться к вашей семье и отравляет всем жизнь, позволь мне начать с того, что… Однако сейчас не время…

– И правда. Мне пора возвращаться.

– О нет!

– Да. Надо ехать домой и упаковываться.

– Упаковываться?

– Возьму только один чемодан.

Вселенная вокруг Джорджа бешено завращалась.

– Ты что же, уезжаешь? – упавшим голосом выговорил он.

– Ну конечно! Завтра.

– О Господи! Надолго?

– Навсегда. С тобой.

– Со…

– Само собой! Разве ты не понял? Сейчас я еду домой уложить чемодан. Потом вернусь в Нью-Йорк, переночую в отеле. Завтра мы рано утром обвенчаемся и днем уедем. Совсем одни.

– Молли!

– Взгляни на эту луну. Сейчас ей полагалось бы светить в окошко нашего поезда.

– Да.

– И ладно! Завтра вечером луна будет не хуже!

Джордж облизал губы. Ему щекотало нос, а в груди разрастался непонятный ком, затрудняя дыхание.

– А полчаса назад я думал, что никогда не увижу тебя.

– Пойдем спустимся. Проводи меня до машины, – отрывисто сказала Молли. – Я поставила ее у дверей.

Они спустились по лестнице. Из-за эксцентричных повадок лифта Джорджу частенько приходилось подниматься и спускаться пешком, но только сейчас, впервые, ему бросилась в глаза особенность, отличающая эту лестницу от всех других лестниц в многоквартирных домах. Его была увита розами и жимолостью, на ней вовсю распевали птицы, чего, собственно, и не бывает в многоквартирных домах. Странно… И все же, как он незамедлительно понял, так и полагается!

Молли забралась в свой автомобильчик, а Джордж высказал то, что давно уже вертелось у него на языке.

– Не понимаю, зачем тебе вообще сейчас уезжать.

– Как это зачем? Надо упаковаться и успеть сбежать из дома до возвращения мамы.

– Так что, эта черто… твоя мачеха в Нью-Йорке?

– Да. Отправилась в полицию.

До этой минуты Джордж относился к Нью-Йорку как к городу особенному – в частности, ему очень нравилось, как сейчас через уличные плитки пробиваются фиалки, – но услышав новость, он обнаружил, что город утратил частицу очарования.

– Так она в Нью-Йорке, вот как?

– Сейчас, наверное, уже едет домой.

– А может, у нас еще есть время зайти куда-нибудь и наскоро пообедать? Уютненький такой, маленький обед в каком-нибудь спокойненьком ресторанчике…

– Господи, нет! Мне давно уже надо поторапливаться. – Молли пристально взглянула на него. – Джордж, милый, ты умираешь от голода! Я вижу. Ты такой бледный и измученный. Когда ты ел последний раз?

– Ел? Когда ел? Не помню уж.

– А что ты делал после скандала?

– Я… Ну, прошелся немножко. Потом караулил в кустах – надеялся, вдруг появишься ты. А потом, наверное, отправился на станцию и сел в поезд.

– Бедняжечка ты мой! Ступай и сейчас же поешь.

– Почему я не могу поехать в Хэмстед с тобой?

– Потому что не можешь.

– А в каком отеле ты остановишься на ночь?

– Пока не знаю. Но непременно перед этим загляну на минутку к тебе.

– Что, сюда? Ты заедешь сюда?

– Конечно.

– Обещаешь?

– Да, если ты сейчас же пойдешь и пообедаешь. Ты совсем бледный.

– Пообедаю?.. Ладно, схожу.