Пелам Вудхаус - Неприметный холостяк; Переплет; Простак в стране чудес

– Кто там?!

– Миссис Сигсби X. Уоддингтон с Семьдесят девятой улицы и из Хэмстеда, Лонг-Айленд. Простите, что я так странно…

– Кто там?!

От досады ужас миссис Уоддингтон чуть ослабел. Глухие всегда раздражали ее; как и большинство дам властных и нетерпеливых, она твердо придерживалась мнения, что все они распрекрасно услышат, если дадут себе труд слегка поднапрячься. Повысив голос, она повторила уже с некоторой холодностью:

– Я уже сообщила вам: я миссис Сигсби X. Уоддингтон…

– Возьми орех, – предложил, меняя тему, собеседник.

Зубы миссис Уоддингтон звонко клацнули. Всякие эмоции, владевшие ею, вмиг исчезли, сменившись холодной яростью. Какое же унизительное открытие для гордой женщины! Потратить столько времени на уважительную беседу с попугаем! Скандалу помешало лишь то, что в темноте невозможно обнаружить, где он. Иначе, несомненно, птичке пришлось бы туго.

– Брысь! – вынуждена была ограничиться словесным излиянием миссис Уоддингтон. Игнорируя совершенно неуместную и бестактную просьбу – подойти и почесать птичке голову, – она рванула дальше, на поиски дверей.

После пережитых страхов она почти успокоилась. Тревога, снедавшая ее несколько минут назад, исчезла; теперь миссис Уоддингтон двигалась энергично и деловито. Отыскав дверь, она ее открыла. За ней тоже лежали потемки, но света, проникавшего через незанавешенное окно, вполне хватило, чтобы она разглядела гостиную. В одном углу стоял диван с высокой спинкой. В другом – письменный стол с двумя тумбами. А на мягком ковре расположилось кресло, в такое миссис Уоддингтон, при других обстоятельствах, с удовольствием бы погрузилась.

На ногах она была уже давненько, но осмотрительность остерегала: «Нельзя поддаваться соблазну. Ни в коем случае! Сейчас время действовать, а не отдыхать». Она повернула к двери, ведущей, предположительно, в холл, а оттуда – на лестницу, к безопасности. Но не успела открыть ее, как раздалось щелканье ключа.

Миссис Уоддингтон прореагировала стремительно. Странное спокойствие, владевшее ею, сменилось паническим ужасом. Она метнулась обратно в гостиную и, одним вдохновенным скачком подлетев к дивану, прилегла за ним, стараясь не пыхтеть.

– Долго ждали? – осведомился невидимый пришелец, включая свет и обращаясь к невидимому собеседнику.

Этот голос ей был незнаком, зато другой, ответивший, она знала, и очень даже хорошо, а потому – застыла, едва обуздывая свои чувства. Ответил голос Ферриса, ее дворецкого. Ему, если б он выдвинул правдивый предлог для поездки, полагалось бы сейчас сидеть у постели родственницы!

– Некоторое время, сэр. Совсем недолго.

– Зачем вы хотели встретиться со мной?

– Я говорю с мистером Ланселотом Биффеном, главным редактором «Городских сплетен»?

– Именно. Выкладывайте, что у вас, да поживее. Через минуту мне опять нужно мчаться.

– Как я понял, мистер Биффен, «Городские сплетни» охотно берут любопытные новости, касающиеся известных членов нью-йоркского светского общества. И выплачивают солидное вознаграждение. У меня есть такие новости.

– Про кого?

– Про мою хозяйку, миссис Сигсби X. Уоддингтон.

– А что с ней такое?

– История долгая…

– Тогда у меня нет времени.

– О скандале, помешавшем венчанию падчерицы миссис Уоддингтон…

– Так что, венчание не состоялось?

– Нет, сэр. И обстоятельства, воспрепятствовавшие ему…

Биффен нетерпеливо вскрикнул, очевидно, взглянув на часы и поразившись, до чего ж стремительно летит время.

– Мне пора! У меня через четверть часа встреча в «Алгонкине». Приходите завтра в редакцию…

– Боюсь, это невозможно, сэр…

– Тогда вот что. Вам случалось когда писать?

– Да, сэр. Дома, в Англии, я часто писал коротенькие статейки в приходской журнал. Викарий очень их хвалил.

– Тогда садитесь и опишите все своими словами. А я потом отшлифую. Вернусь через час. Если желаете, подождите.

– Договорились, сэр. А как насчет вознаграждения?

– Это обсудим позже.

– Хорошо, сэр.

Биффен вышел. Из его спальни донесся приглушенный грохот – по всей вероятности, редактор что-то разыскивал. Очень скоро хлопнула парадная дверь, и на квартиру снова опустилась тишина.

Миссис Уоддингтон по-прежнему лежала, припав к полу. Сразу вслед за уходом Биффена она уже было приподнялась, чтобы предстать перед вероломным дворецким и сообщить ему, что он больше у нее не служит, но ее удержало новое соображение. Да, заманчиво было бы внезапно появиться над спинкой дивана и посмотреть, как съежится под ее взглядом дворецкий, но ситуация слишком сложная и нельзя позволить себе такой поступок. Оставшись где была, она коротала время, пытаясь избавиться от онемения нижних конечностей.

До нее доносилось мягкое поскрипывание пера. Феррис явно усердствовал изо всех сил. Видимо, он, подобно Флоберу, не щадил трудов в стремлении к абсолютной ясности и исправлял текст до бесконечности. Миссис Уоддингтон уже казалось, что бдению ее и конца не предвидится.

Но в суетливом городе вроде Нью-Йорка редко когда творцу позволят сосредоточиться. В тишину вторглась резкая дребезжащая трель телефонного звонка, и миссис Уоддингтон в первый раз за долгое время порадовалась: телефон был в коридоре, а не в комнате. Необузданная радость, сродни чувству заключенного, которому отсрочили смертный приговор, охватила ее, когда она услышала, как дворецкий поднимается из-за стола. Вскоре его размеренный голос доносился уже издалека, сообщая невидимому собеседнику, что Биффена нет дома.

Бедняга наконец поднялась из-за дивана. В ее распоряжении было секунд двадцать, и она не стала терять понапрасну ни единой. К тому времени как Феррис вернулся и вновь окунулся в литературные труды, она уже добралась до кухни.

Стоя у окна, миссис Уоддингтон обозревала пожарную лестницу Теперь-то уж, прикинула она, вполне безопасно снова выбраться на крышу И решила: «Сосчитаю очень медленно до трехсот и рискну».

Молли и Сигсби (который по пути беспрерывно приборматывал «Галлахер, Галлахер, Галлахер», в страхе, как бы магическое имя опять не вылетело из памяти) выехали в двухместном автомобиле через четверть часа после отъезда миссис Уоддингтон. На полпути к Нью-Йорку, однако, спущенная шина притормозила их продвижение, а неумелость Сигсби задержала еще на дольше. Добравшись наконец до Нью-Йорка, Молли высадила отца у полицейского управления и к дому «Шеридан» подъехала, когда миссис Уоддингтон уже совершила опрометчивый поступок, ошеломивший офицера Гарроуэя.

Поспешно поднявшись по лестнице, Молли позвонила в квартиру Джорджа. Некоторое время ей казалось, что звонок останется без отклика, но через несколько минут в коридоре раздались шаги. Дверь открылась, и на Молли уставились воспламененные глаза полисмена.