Пелам Вудхаус - Неприметный холостяк; Переплет; Простак в стране чудес

– В квартире, мадам, нет никаких женщин.

Миссис Уоддингтон почувствовала, что за дело она взялась не с того конца. Рука ее нырнула в сумку.

– Вот вам десять долларов.

– Премного благодарен, мадам.

– Хочу задать вам несколько вопросов.

– Пожалуйста, мадам.

– И отблагодарю еще, если ответите правдиво. Сколько вы уже на службе у мистера Финча?

– Около двух месяцев, мадам.

– И что вы думаете о его нравственности?

– Его нравственность – выше всяких похвал, мадам.

– Чушь! Не старайтесь меня обмануть. За время вашей службы вы частенько впускали в квартиру девушек? Так?

– Только натурщиц, мадам.

– Натурщиц!

– Мистер Финч – художник, мадам.

– Это я знаю. – Миссис Уоддингтон содрогнулась. – Итак, вы утверждаете, что образ жизни мистера Финча вполне достойный?

– Да, мадам.

– Тогда, – заявила миссис Уоддингтон, аккуратно вытягивая десятку из его пальцев, – может, вам интересно узнать, но я вам не верю!

– Эй, послушайте! – глубоко задетый, вскричал Муллет. – Вы же сами мне дали десятку!

– А теперь – забрала обратно! – Миссис Уоддингтон спрятала купюру в сумку. – Вы не заслужили денег.

Оскорбленный в лучших чувствах, Муллет захлопнул дверь. Несколько минут он стоял, бурля негодованием, потом, совладав с ним, выключил свет и вышел из квартиры.

Он уже дошел до лестницы, когда услышал, как его окликнули, и, обернувшись, увидел долговязого полисмена, рассматривавшего его с мягким дружелюбием.

– Мистер Муллет? – проговорил полисмен. – Правильно?

– Да! – в замешательстве откликнулся Муллет. Привычки искореняются не вдруг, а ведь времена, когда от одного лишь вида полисмена он дрожал точно осенний лист, миновали совсем недавно.

– Помните меня? Я Гарроуэй. Мы познакомились недели две назад.

– А, конечно! – с облегчением отозвался Муллет. – Вы пишете стихи. Как говорится, стихотворец.

– Очень любезно с вашей стороны, – самодовольно произнес Гарроуэй. – Иду сейчас к мистеру Бимишу с последним моим произведением. Как мир обходится с вами, мистер Муллет?

– Ничего, неплохо. А у вас? Все путем?

– Вполне. Ладно, не буду задерживать вас. Вы, несомненно, спешите по важному поручению.

– Да, верно. Послушайте! – Муллета внезапно осенило. – Вы сейчас на службе?

– В данный момент – нет.

– Но помочь можете?

– Конечно. Я всегда готов – и даже стремлюсь исполнять свои обязанности.

– Понимаете, на нашей крыше как раз сейчас находится одна подозрительная личность. Мне не понравился ее вид.

– Правда? Так-так, интересно…

– Вынюхивает что-то, заглядывает в наши окна. Видимо, на уме у дамочки что-то недоброе. Не могли бы вы пойти туда и выяснить, что ей тут понадобилось?

– Немедленно займусь этим делом.

– Будь я на вашем месте, я бы арестовал ее по подозрению. До свидания.

– Доброй ночи, мистер Муллет.

И Муллет в приподнятом настроении, которое всегда наступает после благого дела, бодро двинулся вниз. А офицер Гарроуэй, помахивая дубинкой, задумчиво стал подниматься вверх, на крышу.

Мнимую сыщицу между тем перестала удовлетворять политика бдительного наблюдения. Она не сомневалась, что тень, мелькнувшая на шторе, принадлежит молодой женщине, и инстинкт подсказывал ей – очень скоро в квартире на Вашингтон-сквер начнут бурлить события. Уж конечно, человек, которого она расспрашивала, предупредил эту особу о ее посещении, и теперь та скорее всего уже улизнула. Но девушка вернется. Тут вопрос терпения, только и всего.

Однако с крыши лучше уйти. Крыша – первое место, которое кинется осматривать виновная пара. А найдут крышу пустой, и страхи их улягутся. Самый верный стратегический ход – спуститься вниз и караулить на улице.

Миссис Уоддингтон уже даже сделала шаг к лестничной двери, когда внимание ее привлек легкий скрип и с удивлением она увидела: дверь открывается.

Приотворившись дюймов на шесть, она от порыва ветра захлопнулась снова. Чуть спустя опять раздался скрип, и опять дверь приоткрылась. Очевидно, в страданиях от утраты десяти долларов слуга забыл ее запереть.

Миссис Уоддингтон застыла, подошла на шаг ближе, приоткрыла стеклянную дверь и заглянула в темноту. В комнате было пусто, но миссис Уоддингтон была особой осторожной.

– Эй, уважаемый! – Никто не отозвался. – Я хотела бы с ва-а-ами поговорить… – По-прежнему тихо. Миссис Уоддингтон прибегла к самому жесткому испытанию: – Хочу вернуть вам десятку.

И снова – тихо. Теперь она убедилась, что в комнате действительно никого нет. Переступив порог, она ощупью, по стенке, двинулась в поисках выключателя. И тут до нее сквозь вибрирующую темноту донеслось… нет, донесся…

Запах супа!

Миссис Уоддингтон замерла, будто собака, сделавшая стойку. Хотя, сидя в вестибюле «Ритц-Карлтона» с лордом Ханстэнтоном, она оставалась невосприимчива к благоухающим ароматам, так сильно действовавшим на его светлость, она тоже была живой человек. Давно миновал обычный час ее обеда, а когда речь шла о еде, она была женщиной устоявшихся привычек. Еще на крыше она ощущала слабое томление, а теперь поняла, уже вне всяких сомнений, что голодна, и задрожала с головы до пят. Запах супа взывал к самым глубинам ее существа, будто голос старой любви.

Продвигаясь на запах как в трансе, она, все так же ощупью, по стенке, добралась до открытого проема двери, ведущей, по всей видимости, в коридор. Здесь, вдали от окна, темнота совсем уж сгустилась, но если видеть она не могла, то запах очень даже ощущала, так что другой поводырь, кроме собственного носа, ей и не понадобился. Миновав коридор, миссис Уоддингтон принюхалась у открытой двери, и в нос ей шибанул столь густой аромат, что у нее едва голова не закружилась. Теперь запах стал многослойным, и преобладал в нем мотив гренок с сыром. Миссис Уоддингтон нащупала выключатель, надавила кнопку и увидела, что она на кухне. И тут, над кастрюлькой на плите, маревом зыбится пар.

Выпадают моменты, когда даже самые целеустремленные женщины позволяют себе чуть отклониться от главной цели. Миссис Уоддингтон достигла стадии, когда суп показался ей самым важным – а может, и единственно важным – в жизни. Она сняла крышку, и мясной дух защекотал ей ноздри словно поцелуй.

Глубоко вдохнув, она налила супа в тарелку. Отыскала ложку. Хлеб. Соль. Перец.

И когда она любовно окропляла суп перцем, голос позади произнес:

– Вот я тебя и застукал!

Мало что могло оторвать внимание миссис Уоддингтон от тарелки. Землетрясение? Возможно. Или взрыв бомбы. Но этот голос оторвал мгновенно. С резким вскриком она обернулась; сердце у нее скакало, будто бы исполняя танец южных морей, популярность которого она всегда находила достойной сожаления.