Эмиль Золя - Собрание сочинений. Т. 9. Дамское счастье. Радость жизни

— Вы убьете меня! — воскликнул молодой человек, расстроенный и отчаявшийся, как ребенок, запираясь на ключ в своей комнате.

На другой день к завтраку Лазар принес лист бумаги, испещренный цифрами. Из ста восьмидесяти тысяч франков Полины уже израсходовано около ста тысяч. Разумно ли продолжать? Ухлопаем остальное. Лазар побледнел, прежние страхи овладели им. Впрочем, теперь г-жа Шанто соглашалась с ним. Никогда она не противоречила сыну, она так любила его, что невольно становилась соучастницей его ошибок. Одна только Полина еще пыталась спорить. Эта цифра, сто тысяч франков, ошеломила ее. Возможно ли? Он уже отнял больше половины ее состояния! Сто тысяч франков будут потеряны, если он откажется продолжать борьбу! До конца обеда она тщетно убеждала родных. Затем, придя в полное отчаяние и боясь разразиться упреками, Полина поднялась наверх и заперлась в своей комнате.

После ее ухода наступило молчание. Шанто в замешательстве продолжали сидеть за столом.

— Право, эта девушка скупа, какой ужасный порок, — сказала мать семейства. — Я не желаю, чтобы Лазар выбивался из сил и изводил себя попусту.

Шанто осмелился робко вмешаться:

— Мне никогда не говорили о такой сумме… Бог мой, сто тысяч франков. Это ужасно.

— Подумаешь, сто тысяч франков! Что ж из этого? — резко оборвала его жена. — Ей вернут их… Если наш сын женится на ней, уж он как-нибудь сумеет заработать эти сто тысяч франков.

Тотчас же занялись ликвидацией дела. Бутиньи вконец напугал Лазара, разъяснив ему всю безнадежность положения. Долги достигли почти двадцати тысяч франков. Узнав, что компаньон решил выйти из дела, Бутиньи сначала заявил, что он тоже собирается ехать в Алжир, где его ждет прекрасная должность. Потом, как бы против воли, согласился взять завод, но под конец так запутал счета, что получил участок, постройки и оборудование в погашение двадцати тысяч франков долга. Когда Лазару в последнюю минуту удалось вырвать у него пять тысяч франков векселями, подлежащими оплате через каждые три месяца, он чувствовал себя почти победителем.

На другой день Бутиньи перепродал все медное оборудование и, отказавшись от всяких научных исследований, приспособил завод под широкое производство соды для промышленности по старым, уже известным методам.

Полина, стыдясь, что в запальчивости она проявила свою скупость и расчетливость, снова стала очень веселой и доброй, словно, совершив проступок, хотела загладить свою вину. Когда Лазар принес пять тысяч франков в векселях, г-жа Шанто торжествовала. Девушке пришлось подняться наверх и положить их в ящик.

— Как-никак, а эти пять тысяч франков просто находка, дорогая. Они твои, возьми их. Мой сын не пожелал оставить себе ни одного гроша за все свои труды.

Уже в течение некоторого времени старика Шанто, прикованного к своему креслу, мучило беспокойство. Хотя он и не посмел отказать жене в доверенности, но та бесцеремонность, с какой она распоряжалась состоянием воспитанницы, внушала ему опасения. Эта цифра, сто тысяч франков, постоянно звучала в его ушах. Удастся ли им заткнуть такую дыру к тому дню, когда придется отчитываться? Самое ужасное, что второй опекун, тот самый Саккар, о спекуляциях которого говорил в ту пору весь Париж, вдруг, после восьми лет полного забвения, вспомнил о Полине. Он писал, расспрашивал, даже сообщил, что в один прекрасный день, по пути в Шербург, где он должен заключить какую-то сделку, заедет в Бонвиль. Что отвечать, если Саккар нагрянет и по праву опекуна потребует отчета о положении дел? Внезапный интерес, проявленный им после столь длительного молчания, становился подозрительным.

Когда Шанто заговорил наконец об этом с женой, он увидел, что ее мучит не столько страх, сколько любопытство. На какой-то миг она учуяла правду, решив, что Саккар, оставшись, возможно, без единого су невзирая на миллионные обороты, потребует деньги Полины, чтобы умножить ее состояние. Затем она сбилась со следа, заподозрив, уж не написала ли девушка второму опекуну, желая отомстить Шанто. Это предположение возмутило мужа, и она тут же придумала другую путаную историю: кто-нибудь из Бутиньи, например, эта тварь, которую они отказались принимать и которая смешивала их с грязью в лавках Вершмона и Арроманша, могла послать ему анонимное письмо.

— В конечном счете мне наплевать на них, — сказала она. — Девушке еще нет восемнадцати, это верно, но если сейчас обвенчать ее с Лазаром, то, согласно закону, замужество освобождает несовершеннолетнюю от опеки.

— Ты уверена в этом? — спросил Шанто.

— Еще бы! Только сегодня утром я читала об этом в своде законов.

И действительно, г-жа Шанто штудировала теперь свод законов. Какие-то остатки совести еще сохранились в ней, она искала оправданий для себя. А потом ее заинтересовал весь тайный механизм присвоения капитала законным путем. Честность ее не устояла перед искушением, — перед крупной суммой, лежавшей здесь, под рукой.

Тем не менее г-жа Шанто все еще не решалась обвенчать Полину и Лазара. После краха завода Полине хотелось ускорить свадьбу. К чему ждать еще полгода, пока ей исполнится восемнадцать лет? Лучше покончить с этим, не требуя, чтобы Лазар сперва подыскал себе должность. Она осмелилась сказать об этом тетке, но г-жа Шанто, прижатая к стенке, тут же придумала ложь. Она заперла дверь и шепотом поведала девушке тайные мучения сына: он-де очень щепетилен, он не захочет жениться, не имея состояния, особенно после того, как причинил ей такой ущерб. Девушка слушала ее с изумлением, не понимая этой романтической утонченности. Будь даже Лазар очень богат, она все равно вышла бы за него замуж, раз любит его. Сколько же еще придется ждать? Может, всю жизнь. Но г-жа Шанто запротестовала: она попытается преодолеть в сыне это чрезмерное чувство долга, только не нужно ее торопить. Под конец она заставила Полину поклясться, что девушка будет молчать; она опасается какого-нибудь безрассудного поступка, внезапного отъезда, если Лазар узнает, что его мысли разгаданы, известны и обсуждаются. Встревоженная Полина вынуждена была подчиниться, терпеливо и молча ждать.

Однако Шанто, терзаемый страхом из-за Саккара, то и дело говорил жене:

— Если браком можно все уладить, обвенчай скорее детей.

— Над нами не каплет, — отвечала она. — Беда еще не стучится в дверь.

— Но раз они все равно должны пожениться… Надеюсь, ты не передумала? Они умерли бы с горя.

— Так уж и умерли бы… Пока сделка не заключена, можно ее не заключать, если это окажется невыгодным. Ведь они свободны. Посмотрим, всегда ли они будут нравиться друг другу.