Жан-Поль Сартр - Дороги свободы. III.Смерть в душе. IV.Странная дружба

А именно они теперь более всего интересуют Сартра; о Сопротивлении ему больше нечего сказать, поскольку роман он задумал как вопрос и поскольку всем было хорошо известно, как себя вести при оккупации. К концу «Странной дружбы» героям уже все ясно: критическая точка их истории — это момент, когда Даниель исступленно выбирает зло, когда Матье убеждается, что больше не в состоянии переносить свою пустую свободу, когда Брюне задумывается над своими принципами; Сартру остается только собирать тщательно выращенные плоды; но он предпочитает корчевать, вспахивать, сеять. Не оставляя мысли о четвертом томе, он постоянно находит себе работу, в большей степени его привлекающую. Перепрыгнуть через десять лет, сунуть своих персонажей в тревоги современной эпохи уже не имело особого смысла: последний том не оправдал бы обещаний предпоследнего. Тот был продуман слишком основательно, и Сартр не мог изменить его план, напротив, он, несомненно, следовал бы ему».

В 1964 году Джордж Г. Бауер, готовивший тогда свою работу «Сартр и художник», приобрел у парижского книготорговца собрание рукописей Сартра, насчитывающее 800 листов и относящееся к «Смерти в душе». Исследуя эти рукописи, полностью написанные от руки, за исключением десяти машинописных страниц, он, к своему величайшему удивлению, обнаружил там полностью неизданные страницы брошенного на полпути четвертого тома, тетрадь, содержащую «Странную дружбу», и множество страниц, относящихся к исследованию о Жане Жене, эссе о Дэвиде Хейре, о Жионе Мили, многочисленные политические статьи и т. д. За исключением тетрадей, заполненных значительной частью текста «Смерти в душе», и тетради, содержащей «Странную дружбу», все остальное было в полном беспорядке.

Мы узнали о существовании рукописи, насчитывающей 233 страницы, из части неопубликованного IV тома в «Тан модерн», которая была продана 12 мая 1959 года в отеле «Друо». Мы сообщили об этом в «Сочинениях Сартра» и думали тогда, что речь шла о рукописи, приобретенной Джорджем Г. Бауером. В действительности это была совсем другая рукопись, и мы до сих пор не смогли с ней ознакомиться. Но зато Джордж Г. Бауер любезно согласился сотрудничать с нами, подготавливая примечания и варианты для «Странной дружбы» и самостоятельно идентифицируя текст неизданных отрывков IV тома, рассеянных в рукописи, владельцем которой он был. В своей работе он основывался на планах, обнаруженных в рукописи. Эти планы свидетельствуют, что вопреки утверждению Симоны де Бовуар, «Странная дружба» не является первой частью IV тома «Дорог свободы», но третьей и пятой. В первой из глав, открытых Джорджем Г. Бауером, рассказывается о выздоровлении раненого Матье в лагерной санчасти, во второй — о встрече Брюне и Матье в лагере после неудавшейся попытки побега Брюне и гибели Шнейдера, обе главы обрамляют «Странную дружбу». Но поскольку эти главы были еще вчерне, Сартр предпочел, чтобы мы дали их отдельно в качестве набросков, тогда как «Странная дружба», текст, опубликованный и отшлифованный Сартром, явно принадлежит к тому же корпусу, что и три опубликованные тома, то есть к незаконченному, но продуманному целому «Дорог свободы». Таким образом, этот роман имеет четыре части: «Возраст зрелости», «Отсрочка», «Смерть в душе», «Странная дружба». Поскольку Сартр предназначал для последнего тома название «Последний шанс» и не был уверен, когда писал IV том, что он будет последним, мы с большим колебанием, несмотря на свидетельство Симоны де Бовуар, даем это название неизданным отрывкам, идентифицированным Джорджем Г. Бауером.

В общем ансамбле «Дорог свободы» мы подчеркнули бы разнообразие стилей. «Странная дружба» так же, как и неизданные отрывки, отличается обилием диалогов. Драматическая структура произведения — это структура дискуссии, конфликта, аналогичного тому, который цитируемый Сартром Гегель определял как сущность античной трагедии. Тон повышенной эмоциональности также трагичен.

Как мы уже указали в «Общих примечаниях» к «Дорогам свободы», идеологический замысел, лежащий в основе «Странной дружбы», состоит в том, чтобы осудить сталинизм на французский лад, исповедуемый компартией в послевоенные годы. Этот замысел имеет личностную эмоциональную мотивировку: злополучная дружба Сартра с Низаном. В начале 20-х годов эта дружба, «более бурная, чем страсть», уже послужила поводом для написания вызванного ссорой с Низаном сартровского романа «Семя и Скафандр», работу над которым Сартр забросил после примирения с Низаном. Известно, что в 30-е годы узы между Низаном и Сартром ослабли. Но создается впечатление, что смерть Низана в мае 1940 года всколыхнула в Сартре былые дружеские чувства. Военнопленный в лагере XII-D в Треве, погруженный в климат сгущенной эмоциональности, Сартр, возможно, фантазировал, что стало бы в подобных обстоятельствах с Низаном. Как партиец, объявленный руководством партии предателем за то, что он вышел из партии после заключения германо-советского пакта, был бы оценен коммунистами лагеря, если бы они его узнали? Как Низан воспринял бы эту новую ситуацию: член партии, разлученный со своей политической семьей, исключенный ею и несущий бремя и позор одиночества? Именно такую ситуацию девять лет спустя воспроизводит сартровский текст. Все происходит так, словно Сартр в какой-то степени слился с Низаном, чтобы тот продлил свое существование. Шнейдер (немецкий перевод латинского оригинала его собственной фамилии — Sartor — портной), он же Викарьос (викарий) — это Низан. Таким образом, Сартр создает синтез самого себя и Низана. «Странная дружба» между Брюне, кристальным и непреклонным партийцем, с которым Сартр прежде олицетворял коммуниста Низана, со Шнейдером-Викарьосом, падшим партийцем, объединяющим в себе антагонистические типы чистого интеллектуала и одинокого бунтаря, — именно эти позиции разъединили Сартра и Низана в 30-е годы — это воображаемая дружба между прежним Низаном и тем, которым он, возможно, стал бы, если б не был убит на фронте, но встретился с Сартром в лагере, где они снова обрели бы друг друга, снова схожие, равные и близкие по духу, снова друзья, как в прекрасные времена юности. Таким образом, эта дружба является как бы посмертным примирением бывших друзей. Смерть Шнейдера-Викарьоса — вторая смерть Низана, но на сей раз оживленная и спасенная дружбой Сартра, скорбной работой, реализованной в тексте: «Странная дружба», где Сартр выражает свои чувства без побрякушек иронии, — это элегия по покойному другу, элегия застенчивая, но страстная и трагическая.

Именно это понуждает нас сказать, продолжая аналогию, которую мы отметили между «Дорогами свободы» и симфонией Бетховена, что его четвертая книга, безусловно, приблизилась бы к трагической оратории. Женевьева Идт, со своей стороны, справедливо заметила, что для шекспировского конца, который Сартр предусматривал для последнего тома, ему, возможно, понадобилось бы изобрести новую литературную форму, близкую к оперной.