Ицик Мангер - Книга Рая. Удивительное жизнеописание Шмуэл-Абы Аберво

Мы опустились ниже и прислушались к словам Шимен-Бера, который стоял под фонарем и бил себя в грудь.

— Уж мы с тобой заживем вместе, — клялся Шимен-Бер фонарю, — вот сегодня же разведусь с ей, со стервой моей, и сразу же после развода ставим с тобой хупу.

— Нализался как следует, раз на фонаре женится, — сказал я.

— Мазл-тов, Шимен-Бер, — крикнул Писунчик, и мы улетели.

На аллее Трех праотцев тоже было полно пьяных праведников. Они шумели, пели, хлопали в ладоши. Чортковский ребе [105] Чортковский ребе — ребе Довид-Мойше, второй сын ребе Исроэла из Ружина (ум. в 1903). Был необыкновенно популярен среди хасидов. Его дворец в Чорткове (Галиция), не уступавший пышностью дворцу его отца в Садагуре, был местом массового паломничества. отплясывал в одном исподнем.

— Как же их везде много, и везде они пьянствуют, — посетовал мой друг Писунчик. — Негде приткнуться.

Мы свернули в другую улицу, там было то же самое, в третью, в десятую, — везде одно и то же.

На улице Иоханана-сапожника было тихо. Мы спустились вниз, чтобы отдышаться. Мы пошли пешком, и, хоть воздух там был не очень чтобы очень, мы все-таки отдышались.

— Писунчик, взгляни-ка туда!

На углу улицы Иоханана-сапожника стоял наш геморе-меламед реб Меир-пархатый. В руке он держал плетку. Он стращал двух коз:

— Отвечайте, ублюдки, а не то до смерти засеку.

У коз от страха дрожали бороденки. Ангел-меламед размахивал плеткой и едва держался на ногах.

— Он тоже пьян, Писунчик. Я больше не могу.

Мы немного понаблюдали за нашим меламедом, как он стоит и поучает коз. Я сказал моему другу:

— Давай разбудим меламедшу. Если она увидит этого урода с козами, он у нее получит на орехи.

Писунчик махнул рукой:

— Неохота, Шмуэл-Аба. Домой хочу, устал. Полетели, проводи меня.

Мы оставили геморе-меламеда стращать коз и полетели в сторону райского луга, туда, где стоял дом Писунчика.

Подлетая к райскому лугу, мы заметили Магида из Дубно. Он шел задумчиво. На лугу пасся Шорабор. Магид из Дубно подошел к нему. Он погладил Шорабора и сказал:

— Вот тебе я и расскажу притчу. Это отличная притча, с золотой моралью. Жил-был царь, и было у него три…

После великого парада и великого застолья в раю началось великое похмелье. Праведники немного перебрали. Они несколько дней ходили с мокрыми полотенцами на головах.

Один Шимен-Бер проснулся на следующее утро как огурчик. Он даже забыл, что обещал фонарю жениться на нем.

Но прочим далеко было до Шимен-Бера!

В рай вернулись нудные дни, похожие друг на друга. Один — на другой, другой — на десятый. Праведники молились три раза в день, их жены расхаживали в драгоценностях. Бедные ангелы тянули лямку, богатые натягивали вожжи. Шорабор пасся на райском лугу.

Нудные-пренудные райские дни.

Каждый четверг в раю был базар [106] Каждый четверг в раю был базар… — Четверг был базарным днем в местечках, так как в четверг хозяйки закупали продукты на субботу. , деревенские ангелы привозили из окрестных сел всякие припасы: яйца, масло, овощи, зелень, а главное — кур, гусей, уток и молочных телят. Базарный день был самым ярким днем райской недели.

После всего, что мы пережили, базарные дни тоже казались нам бледными. От всего в раю нас разбирала зевота.

Я не знал, куда себя девать, Писунчик и подавно. Мы слонялись по райским улицам и бульварам, как чужие. У Писунчика хоть причина для тоски была: он тосковал по дочке ангела-лесничего из православного рая. А у меня что?

Мы снова ходили в хедер к геморе-меламеду Меиру-пархатому. Плетка свистела над нашими головами. И так день за днем. Мы потихоньку молили Господа, чтобы Шорабор снова сбежал и для нас нашлось занятие.

Но Шорабор не сбегал. Он спокойно стоял на райском лугу, пасся и прибавлял в весе. Страдания, перенесенные им в православном раю, послужили ему уроком раз и навсегда.

И дни были нудными, как жвачка Шорабора.

Писунчик ходил как в воду опущенный. В эти нудные дни его тоска стала острее, мучительнее. С ним заговаривали — он не отвечал, на него кричали — он вздрагивал, будто очнувшись: а? что? Совсем чокнулся.

Геморе-меламед Меир-пархатый однажды окликнул его во время занятий:

— Писунчик, что у нас на сегодня?

Писунчик будто проснулся.

— Что… ребе, что…

Геморе-меламед разозлился. Его глаза сузились. Он взмахнул плеткой.

— Что, что! Лучше посмотрим-ка, что у тебя в руке, балбес.

Писунчик не хотел разжимать руку. Меламед с воплями разжал ему руку и ухмыльнулся.

— И это все, засранец? Женский локон. Хм… Хм… Чей бы это мог быть… Поразмыслим. У твоей мамы волосы черные… У твоей сестры… Хм, хм… А эти русые… Так-так, значит, ты играешься с волосами шиксы и поэтому не знаешь, что у нас на сегодня.

Писунчик покраснел. Ребе повертел локон, понюхал его, попробовал на зуб и вдруг сказал:

— Писунчик, ложись!

Писунчик кричал, плакал, вопил, но это ему не помогло. Геморе-меламед его выдрал, при этом припевая:

— Будешь знать, как с волосами шиксы играться, засранец… двенадцать, тринадцать, четырнадцать, пятнадцать… Будешь знать, как всякую дрянь в руки брать… пятнадцать, шестнадцать, семнадцать…

Ребе сел на место. Локон он завернул в клочок газеты, сделал из этого клочка самокрутку и закурил.

— Хорошая папироса… У-ва, у-ва. Давно не курил такой вкусной папиросы.

Писунчик не отрываясь смотрел, как становилось дымом то, что подарила ему Анеля.

Дым проскользнул в окно и растаял. Писунчик сжал зубы и в душе поклялся отомстить. Он с ним за это посчитается, с этим разбойником, геморе-меламедом Меиром-пархатым, так посчитается, что тот его всю жизнь будет помнить. Несколько дней Писунчик не ходил в хедер. Я очень скучал по нему. Может, он заболел? — подумал я и отправился к нему домой.

— Где Писунчик? — спросил я.

— Что значит где? В хедере, — ответила мне мама Писунчика Хана-Двойра.

Я сразу же понял, что мой друг ничего не рассказал дома. Маме он говорит, что идет в хедер, а сам слоняется где-то по улицам и бульварам.

На шестой день он пришел в хедер. Его лицо сияло. Он отозвал меня в сторону и прошептал на ухо:

— Знаешь, Шмуэл-Аба, ангел Аминадав-почтальон принес мне сегодня письмо.

— От кого, Писунчик?

— Ты что, дурачок, не понимаешь? От нее, от Анели.

— Из православного рая?

— Мне повезло, Шмуэл-Аба. Когда ангел-почтальон принес мне письмо, как раз никого не было дома. А то бы меня выдрали. «Что это еще за письма из православного рая, так-растак?»

— Покажи мне письмо, Писунчик.