Эдит Уортон - Риф, или Там, где разбивается счастье

Она сидела молча и не поднимая глаз. Наконец протянула руку и взяла со столика потертый китайский ручной экранчик. Покрутила в пальцах его эбеновую ручку, и Дарроу необыкновенно поразило, как их мимолетный легкий роман изображен символическими хрупкими линиями на тонком шелке.

— Ты считаешь, что помолвка с мистером Литом действительно не самое лучшее для меня? — прервала она молчание.

Прежде чем ответить, Дарроу долго обдумывал, как это сделать в наиболее сжатой форме, — немного чувствуя себя хирургом, тщательно нацеливающим ланцет для точного надреза.

— Не уверен, — сказал он, — что это самое лучшее для вас обоих.

Она продолжала крутить в пальцах экранчик, но лицо ее порозовело, словно окрасилось красным отсветом шелка. Она по-прежнему не отрывала опущенных глаз от экранчика.

— С чьей точки зрения?

— Естественно, тех, кого это больше всего касается.

— Значит, с точки зрения Оуэна, конечно? Ты считаешь, что я не пара ему?

— В первую очередь — с твоей. Я считаю, что это он не пара тебе.

Он сказал это резко, не отрывая глаз от ее лица. А оно сильно побледнело, но по мере того, как смысл его слов доходил до нее, странный внутренний свет разгорался в ее неподвижном взгляде. Она взглянула на него сквозь полуопущенные ресницы, и сквозь них на трепещущие губы скользнула улыбка. На мгновение перемена, произошедшая в ней, просто ошеломила его, а потом пронзила острым предчувствием тревоги.

— Я считаю, что он тебе не пара, — пробормотал он, нащупывая потерянную нить разговора.

Она обвела отсутствующим взглядом прохладное, влажное от дождя помещение:

— И ты привел меня сюда, чтобы сказать почему?

Вопрос заставил его почувствовать, что в их распоряжении считаные минуты и что, если он немедленно не объяснится, другой возможности может и не быть.

— Основная причина вот какая: на мой взгляд, он слишком молод и неопытен, чтобы оказать тебе поддержку, в которой ты нуждаешься.

При этих словах ее лицо вновь изменилось, превратившись в трагическую маску отчужденности. Она смотрела прямо перед собой, стараясь побороть охватившую ее дрожь, и, когда справилась с ней, с бледных губ сорвалось шутливое:

— Но, знаешь ли, я всегда должна была сама заботиться о себе!

— Он еще мальчишка, — торопился Дарроу, — обаятельный, замечательный мальчишка, но с совершенно мальчишеским представлением о том, как справляться с неизбежными ежедневными трудностями… банальными глупыми ничтожными вещами, из которых главным образом состоит жизнь.

— Предоставь это мне, — возразила она.

— Это будут не обычные трудности.

Она бросила на него испытующий взгляд:

— У тебя, видно, есть особое основание так говорить.

— Только мое ясное понимание фактов.

— Какие факты ты имеешь в виду?

Дарроу нерешительно помедлил.

— Ты должна знать лучше меня, — ответил он наконец, — как нелегко тебе придется.

— По крайней мере, хотя бы миссис Лит мне поможет.

— А мадам де Шантель — нет.

— Откуда ты знаешь? — парировала она.

Он снова замолчал, не уверенный, благоразумно ли открывать, насколько он посвящен в дела семейства. Затем, избегая упоминать Анну, ответил:

— Мадам де Шантель посылала вчера за мной.

— Посылала за тобой — чтобы поговорить обо мне? — Кровь бросилась ей в лицо, глаза вспыхнули темным огнем под нахмуренными бровями. — По какому праву, хотела бы я знать? Какое ты имеешь отношение ко мне и вообще к чему бы то ни было, что касается меня?

Дарроу мгновенно понял, какое ужасное подозрение вновь охватило ее, и чувство, что оно не совсем беспочвенно, заставило его устыдиться. Но не отступить от своего намерения.

— Мы с миссис Лит — старинные друзья. И вполне естественно, что мадам де Шантель пожелала обратиться ко мне.

Она уронила экранчик на стол и, встав, обернулась к Дарроу той же маской гнева и презрения, которая смотрела на него в Париже, когда он признался, что не отправил ее письмо. Она отошла на шаг или два, потом вернулась:

— Могу я спросить, что мадам де Шантель сказала тебе?

— Она ясно дала понять, что не поддержит брак.

— И с какой же целью она дала это понять тебе ?

Дарроу медлил в нерешительности.

— Думаю, она рассчитывала…

— Что может убедить тебя настроить миссис Лит против меня?

Он молчал, и она требовательно переспросила:

— Так?

— Так.

— Но если ты не станешь… если сдержишь обещание…

— Обещание?

— Не говорить ничего… абсолютно ничего… — Глаза ее яростно вспыхнули.

Низость этой сцены стала ему вдруг невыносима.

— Конечно, я ничего не скажу… ты это знаешь… — Он наклонился к ней и взял ее за руки. — Ты знаешь, ни за что на свете…

Она отступила от него и, всхлипнув, закрыла лицо ладонями. Затем снова опустилась на стул, вытянула руки на столике и уткнулась в них лицом. Он сидел неподвижно, охваченный раскаянием. После долгой паузы, во время которой он мучительно отсчитывал секунды ее тяжелого дыхания, она подняла к нему омытое слезами ясное лицо.

— Не воображай, будто я не знаю, что ты должен был думать обо мне!

Ее плач погрузил его на дно самоуничижения. Хотелось сказать: «Бедная моя девочка, к своему стыду, я вообще не думал о тебе!» Но он мог только бесполезно повторять:

— Я сделаю все, что могу, чтобы помочь тебе.

Она молча сидела, барабаня пальцами по столику. Он видел, что она уже не так его опасается, и от понимания этого чувство стыда стало еще острее, словно он впервые обнаружил, как мало заслуживает ее доверия. Неожиданно она заговорила:

— Значит, ты думаешь, я не вправе выходить за него?

— Не вправе? Боже избави! Я лишь имел в виду…

— Что ты предпочел бы, чтобы я не выходила замуж ни за кого из твоих друзей, — осторожно высказалась она, и это прозвучало не как вопрос, но как беспристрастная констатация факта.

Теперь Дарроу в свою очередь встал и с беспомощным видом отошел к окну. Постоял, глядя сквозь бесцветное окошко на тусклые коричневые дали, затем вернулся к столику.

— Я скажу тебе, что именно я имел в виду. Ты будешь несчастна, если выйдешь за человека, которого не любишь.

Он знал, что рискует быть неправильно понятым, но, по прикидкам, шансы на успех и на крах были равны. Если определенные признаки означают то, что он думает, он сможет — как цена ни высока, о чем он не переставал думать, — расплатиться прошлым за свое будущее.

При этих словах девушка удивленно подняла голову. Ее глаза медленно повернулись к нему и вопросительно остановились на его лице. Мгновение он выдерживал ее взгляд, потом опустил глаза и застыл в ожидании.

Наконец она проговорила:

— Ты ошибаешься… безусловно ошибаешься.

Он помедлил, прежде чем переспросить: