Жермена Сталь - Коринна, или Италия

Ах, если бы я любила одного Бога, если бы я искала в Его небесных чертогах защиты от бурных страстей, я бы не сломилась прежде времени и страшные призраки не разогнали бы моих дивных мечтаний. О, я несчастная! если мой гений еще существует, то он являет себя лишь в безмерности моих страданий; его облик еле проступает сквозь объявший меня зловещий мрак.

Прощай, моя родина! Прощай, страна, где я впервые увидела свет! Прощайте, воспоминания детства! Что вам за дело до смерти! Прощайте, друзья, обретавшие в моем творчестве чувства, на которые откликались ваши сердца, прощайте, друзья, где бы вы ни были! Коринна страдала не по недостойной причине; она имеет право на сострадание.

Прекрасная Италия! напрасно ты предлагаешь мне все твое очарование: что можешь ты дать одинокому сердцу? Если пробудишь во мне желания, то лишь тяжелее станут мои мучения! Ты напомнишь мне о былом счастье, дабы я восстала против своей участи.

Я покоряюсь ей со смирением. О вы, которым суждено меня пережить, вспомните, когда придет весна, как я любила ее красоту, как часто я прославляла весенний воздух и весенние ароматы! Вспоминайте иногда мои стихи: в них запечатлелась моя душа; но мои последние песни были вдохновлены роковыми музами — любовью и несчастьем.

Когда над нами свершается воля Провидения, дивная музыка звучит в нашем сердце, возвещая приход ангела смерти. В нем нет ничего страшного, ничего грозного: у него белые крылья, и они сияют во мраке ночи; но множество предзнаменований возвещает его появление.

Если шумит ветер, нам слышится его голос. Когда день склоняется к вечеру, огромные тени на полях кажутся складками его длинного одеяния. В полдень, когда люди, полные жизни, видят лишь ясное небо и жаркое солнце, тот, кого призывает к себе ангел смерти, замечает вдалеке облако, которое вскоре скроет от его взора всю природу.

Надежда, молодость, волнения сердца — все кончено для меня! Мне не нужны притворные сожаления! если мне желанны искренние слезы, если меня радует, что я еще любима, то лишь потому, что я скоро умру; но если бы мне суждено было остаться в живых, я вновь испытала бы удары судьбы.

А ты, Рим, куда перенесут мой прах, прости меня; ты, видевший столько смертей, дозволь мне с трепетом присоединиться к сонму твоих прославленных теней; прости мне мои жалобы. Чувства и мысли, быть может благородные и плодотворные, угаснут вместе со мной, и единственную из всех способностей, дарованных мне природой, — способность страдать — я осуществила во всей полноте.

Итак, покоримся судьбе! Великая тайна смерти, в чем бы она ни заключалась, принесет мне покой. В этом порукой мне вы, молчаливые гробницы! В этом порукой мне ты, милостивый Господь! Я сделала свой выбор на земле, и мое сердце не нашло себе приюта. Господи, участь моя решена Тобою, я надеюсь на Твое милосердие!

Так закончилась последняя песнь Коринны; в зале раздались аплодисменты, но они прозвучали печально и глухо. Лорд Нельвиль был так потрясен, что потерял сознание. Коринна, увидев, что ему плохо, хотела было к нему подойти, но силы покинули ее, едва она попыталась подняться с места; ее на руках отнесли домой, и с этой минуты уже не оставалось надежды на ее спасение.

Она попросила, чтобы к ней привели почтенного священника, к которому она питала большое доверие, и долго беседовала с ним. К ней приехала Люсиль; горе Освальда так тронуло ее, что она на коленях умоляла сестру допустить его к ней. Коринна отказалась, однако отнюдь не из враждебных чувств к ней.

— Я прощаю ему, что он разбил мне сердце, — сказала она. — Мужчины не сознают, какое зло они творят; общество их убеждает, что подарить женщине счастье, а затем ввергнуть ее в бездну отчаяния — всего лишь игра. Однако перед кончиной Бог оказал мне милость, и я обрела покой, но я знаю заранее, что при виде Освальда меня охватят чувства, которые не подобает испытывать в смертный час. Одна религия ведает тайну этого страшного перехода. Я прощаю тому, кого я так сильно любила, — продолжала она слабеющим голосом, — пусть он будет счастлив с тобой! Но когда пробьет его час и он в свою очередь будет расставаться с жизнью, пусть он вспомнит о бедной Коринне. Она и тогда будет охранять его, если на то будет воля Божья, ибо достойна бессмертия великая любовь, когда она стоила человеку жизни.

Освальд стоял у дверей, то порываясь войти в комнату, несмотря на решительный запрет Коринны, то застыв на месте в немой горести. Люсиль подходила к Коринне, потом спешила к Освальду: казалось, это был ангел мира, приносивший утешение и умирающей, и страдальцу.

Вечером, когда Коринне стало как будто лучше, Люсиль уговорила Освальда поехать домой и хоть немного побыть с дочерью, которую они не видели три дня. В это время состояние Коринны ухудшилось, и она поспешила выполнить все обряды, предписанные религией. Передают, что она сказала почтенному священнику, который исповедал ее:

— Отец мой, вам известна моя печальная судьба; теперь судите меня! Я никогда не мстила тем, кто причинял мне зло; я никогда не оставалась равнодушной к истинному горю; причиной моих прегрешений были страсти, быть может сами по себе и простительные, если бы к ним не примешивалась гордость; по слабости я впадала в заблуждения и часто поступала безрассудно. Отец мой, у вас больше жизненного опыта, скажите мне, верите ли вы, что Бог меня простит?

— Да, дочь моя, я на это надеюсь, — ответил старец. — Но всем ли сердцем вы предались Ему?

— Я думаю, что да, отец мой, — сказала она. — Уберите от меня подальше этот портрет (то было изображение Освальда) и положите мне на сердце образ Того, кто сошел на землю не для сильных и прославленных, но для страждущих и умирающих, так нуждавшихся в его помощи.

Тут Коринна увидела князя Кастель-Форте, который плакал, стоя у ее постели.

— Друг мой, — сказала она, протягивая ему руку, — вы один не покинули меня в такую минуту. Я жила, чтобы любить, но без вас я умирала бы одна.

При этих словах слезы брызнули у нее из глаз, потом она прибавила:

— Впрочем, в эту минуту уже не требуется помощь; наши друзья могут сопровождать нас лишь до порога смерти. А там нас осеняют столь волнующие и глубокие мысли, что ими невозможно поделиться ни с кем.

Она велела перенести себя в кресле к окну, чтобы в последний раз взглянуть на небо. В это время вернулась Люсиль, и несчастный Освальд, уже не владевший собой, вбежал вслед за ней и упал на колени перед Коринной. Она хотела что-то ему сказать, но у нее не хватило сил. Подняв взор к небу, она увидела, что луну закрыло такое же облако, на какое она указала Освальду, когда они остановились на морском берегу по дороге в Неаполь. Она указала ему слабеющей рукой на это облако, и рука ее упала в ту минуту, когда она испустила последний вздох.