Джордж Мур - Эстер Уотерс

— Мы как раз успеем поймать четырехчасовой на Пэкхем, — сказала Эстер.

Они побежали вверх по крутой лестнице, и Уильям прыгал через ступеньки так быстро, что Эстер вынуждена была крикнуть:

— Постой, Уильям, бог с ним, с поездом, не могу я бегать как угорелая.

Они едва успели взять билеты до Ладгейт-хилл. В вагоне они снова оказались одни, и Уильям предложил поднять окна, чтобы спокойнее поговорить. Ему хотелось рассказать Эстер о том, как неудача, словно рок, преследует некоторых лошадей, а ей хотелось узнать о судьбе миссис Барфилд.

— Ты прямо-таки души в ней не чаешь, что такое особенное сделала она для тебя?

— Все на свете… После того как ты уехал, она была очень добра ко мне.

— Рад это слышать, — сказал Уильям.

— Значит, они живут в Вудвью только летом, а на зиму уезжают в чужие края?

— Да, только летом. Да и больше половины угодий продано. Но у миссис Барфилд, у Ангелочка, — ты помнишь, ее у нас все называли Ангелочком, — у нее есть свой доход, примерно пятьсот фунтов в год, и это помогает им сводить концы с концами, но живут они, понятно, скромно. Не могут даже держать выезд, а в конце октября уезжают и возвращаются только в начале мая. Вудвью теперь совсем не тот, что прежде. Ты помнишь, они начали строить новые конюшни, когда Серебряное Копыто выиграл подряд два Кубка? Ну вот, эти конюшни так и стоят по сей день: стены и стропила.

— Скачки эти, видать, никому не приносят счастья. Не мое, конечно, дело, но только, будь я на твоем месте, бросила бы все это и взялась бы за какую-нибудь честную работу.

— А для меня скаковая лошадь всегда была самым верным другом. Если бы не скачки, что бы я сейчас имел?

— Так, значит, все слуги ушли из Вудвью? Интересно, кто где теперь?

— Ты помнишь мою мать, повариху? Она умерла два года назад.

— Миссис Лэтч умерла! Вот горе-то!

— Она была уже в преклонном возрасте. А дворецкого Джона Рэндела ты помнишь? Он работает где-то на Кэмберленд-плейс, неподалеку от Марбл-Арч. Заглядывает иногда ко мне выпить стаканчик пива. Сара Тэккер тоже устроилась где-то в городе. А вот про Маргарет Гейл ничего что-то не слышно.

— Я встретила ее как-то раз на Стрэнде. Я в тот день ничего не ела, и со мной чуть обморок не приключился. Так она повела меня в закусочную и накормила сосисками.

Поезд начал замедлять ход, и Уильям сказал:

— Вот и Пэкхем.

Они показали свои билеты и вышли на маленькую кривую улочку, застроенную невысокими домами и лавчонками; здесь трамваи, позванивая, прокладывали себе путь уже не в такой гуще человеческой, к какой привыкли на своих улицах лондонцы.

— Вот сюда, — сказала Эстер. — Надо идти в сторону Рэя.

— Значит, Джекки живет в Рэе?

— Неподалеку от Рэя. Ист-Далвич. Знаешь?

— Нет, сроду там не бывал.

— Миссис Льюис, — женщина, которой я отдала его на воспитание, — живет в Ист-Далвиче, это не так далеко отсюда. Я всегда схожу здесь. Думаю, ты не прочь прогуляться пешком с четверть часика?

— С тобой — сколько пожелаешь, — галантно ответил Уильям и пошел следом за Эстер, лавируя между прохожими.

Вскоре они уже были в районе Рэя, который открылся их взорам, словно большой парк, возникший на краю города и уходящий вдаль к сельским просторам. Район Пэкхсма заканчивался небольшим искусственным водоемом, красиво обсаженным деревьями; мальчишки пускали здесь игрушечные кораблики, и в воде резвился чей-то пудель. Две старые дамы в черном вышли из садика, густо заросшего штокрозами, и, пройдя несколько шагов, уселись на скамеечку полюбоваться осенним пейзажем. Уильям и Эстер шли все дальше и дальше, а Рэю, казалось, не будет конца.

Они спустились в широкую ложбину, где стоял неумолчный стрекот последних сверчков; здесь все ласкало глаз: стройные деревья, японский павильон, изысканно вознесенный на вершину небольшого кургана, и волнистая цепь холмов на горизонте с их виллами и зелеными террасами, спускающимися к подножью. Они взобрались по крутой тропинке на холм и увидели поля и риги — живописную окраину Рэя. Уильям заговорил о скачках в Честере:

— Не такой уж это большой ипподром. Захудалая дыра. И, между прочим, не каждая лошадь может там бежать.

Свернув направо и оставив Рэй позади, они пошли в гору по весьма неказистой, унылой и длинной улице, застроенной маленькими, словно игрушечными домиками, с маленькими, какими-то неживыми с виду палисадниками. Потом они снова долго поднимались на холм, на вершине которого был пустырь с редкими деревьями. Маленький мальчик бросился им навстречу, спотыкаясь о кучи шлака, о разбросанные повсюду жестянки из-под консервов. Что-то подсказало Уильяму, что это его сын.

— Этот ребенок свернет себе шею, черт побери, если не поостережется, — задумчиво пробормотал он.

А у Эстер вся горечь поднялась со дна души, и чтобы утвердить свое полное и нераздельное обладание ребенком, она молча прижала Джекки к груди, ни словом не объясняя присутствия Уильяма, словно его здесь и не было, и тут же нарочно принялась расспрашивать сына о таких предметах, о которых Уильям не мог иметь никакого представления.

Уильям с нежностью глядел на сына, ожидая, чтобы Эстер их познакомила. А мать и сын были так счастливы, были так поглощены друг другом, что совсем забыли об элегантном господине, стоявшем рядом. Но вот Джекки внезапно взглянул на незнакомого мужчину, и Эстер вдруг почувствовала легкий укол совести.

— Джекки, — сказала она, — этот господин приехал, чтобы познакомиться с тобой. Знаешь, кто он?

— Нет, не знаю.

Эстер совсем не хотелось, чтобы в Джекки пробудилась любовь к отцу, и все же в эту минуту ей стало жаль Уильяма.

— Я твой папа, — сказал Уильям.

— Нет, вы не папа. У меня нет папы.

— Почему ты так думаешь, Джекки?

— Мама сказала, что мой папа умер, когда я еще не родился.

— Мама могла ошибиться.

— Если бы мой папа не умер, когда я еще не родился, он бы уже давно приехал повидаться с нами. Пойдем, мама, пойдем чай пить. Миссис Льюис жарит лепешки; они у нее совсем сгорят, если мы будем тут стоять и разговаривать.

— Конечно, сыночек, но только этот господин говорит правду. Он твой отец.

Джекки молчал, и Эстер сказала:

— Я говорила тебе, что твой отец умер, но я ошиблась.

— Хочешь, пойдем вместе к тебе домой? — спросил Уильям.

— Нет, благодарю вас. Я лучше пойду с мамой.

— Он всегда дичится чужих, — сказала Эстер. — Робок больно. Ты его сейчас оставь, он потом сам подойдет и поговорит с тобой.

Они направились к домам. Возле каждого домика имелся незамысловатый цветничок, и над ветхими изгородями покачивались желтые нимбы подсолнухов. Они остановились перед маленькой калиткой, и в окне показалось круглое лицо миссис Льюис. Минуту спустя она была уже у двери и радушно приветствовала гостей, направлявшихся к дому по выложенной кирпичом дорожке. Однако, увидев рядом с Эстер Уильяма, она умерила пылкость своих восторгов. Она учтиво посторонилась, пропуская вперед этого красивого господина, и, когда все прошли в кухню, Эстер сказала: