Джордж Мур - Эстер Уотерс

— Это отец Джекки.

— Вон оно что! Подумать только! А я-то было… Очень рада познакомиться. — Затем, заметив красивую золотую цепочку поперек жилета, элегантный покрой костюма и уверенную, непринужденную манеру себя держать, говорившую о том, что карман гостя не пуст, она еще жарче рассыпалась в любезностях.

— Уж как мы рады видеть вас, сэр. Не будете ли так любезны присесть? — И она подала Уильяму стул, обмахнув сиденье передником. Затем, обернувшись к Эстер, сказала: — Садись, моя голубка, сейчас подам чай. — Миссис Льюис была из того сорта женщин, которые, несмотря на то, что тесемки их передников с трудом сходятся на талии, сохраняют удивительную живость движений и речи. — Надеюсь, сэр, вы останетесь довольны тем, как мы его воспитали. Все старались сделать, что только могли. Он очень хороший мальчик. Мы с матерью даже иной раз немножко ревнуем его друг к другу, а мальчик все-таки не избалованный. Зря хвалить не хочу, а все ж скажу: ведет он себя прекрасно. Бывает, конечно, иной раз немножко строптив, но больших проказ за ним не водится, и кому-кому, а уж мне-то вы можете поверить, я ведь растила его с самого, можно сказать, младенчества. Джекки, дорогой, почему ты не подойдешь к папе?

Джекки — худенький, высокий не по возрасту мальчик, стоял возле стула матери в своей излюбленной позе, — заплетя ногу за ногу. Темные волосы тяжелыми густыми завитками окружали его детское личико, и из-под этой копны волос его большие лучистые глаза украдкой поглядывали на отца. Миссис Льюис велела ему вынуть палец изо рта, и, получив это напутствие, он неуверенно шагнул к Уильяму; вид у него был довольно удрученный. Некоторое время он молчал, но все же позволил Уильяму обнять себя за плечи и притянуть поближе. Наконец, не отрывая глаз от кончиков своих башмаков, он спросил хотя и угрюмо, но доверчиво:

— А вы правда мой папа? — И добавил вдруг, пытливо поглядев Уильяму в глаза: — Только без обмана, ладно?

— Я не собираюсь обманывать тебя, Джекки. Я твой самый настоящий папа. Что ты про меня скажешь? Ты, правда, кажется, уже заявил, что папа тебе не нужен?

И Уильям покосился на Эстер, а та, в свою очередь, — на миссис Льюис.

Джекки не сразу ответил на вопрос. Подумав немножко, он сказал:

— Если вы мой папа, почему не пришли повидаться с нами раньше?

— Боюсь, это довольно длинная история, Джекки. Я был далеко, в чужих краях.

Заметно было, что Джекки не прочь узнать побольше про «чужие края», и Уильям ждал, что с языка ребенка сорвется вопрос. Но вместо этого Джекки неожиданно обернулся к миссис Льюис и сказал:

— А лепешки не пригорели? Я, как только маму увидал, побежал к ней навстречу со всех ног.

Эта детская мгновенная смена настроений заставила их рассмеяться, и неловкость пропала. Миссис Льюис сняла блюдо с лепешками с полки в очаге и начала разливать чай. И дверь и окно были распахнуты, и умирающий луч заката окрашивал в нежные тона чайный стол и спокойно-умиротворенное лицо матери, следящей взглядом за своим сыном, за всеми его столь знакомыми ей повадками, и исполненное живого любопытства лицо отца, сидящего по другую сторону стола. Уильям с искренним восхищением приглядывался к сыну, ловил каждое его слово, каждый взгляд, и все наполняло его удивлением и радостью. Джекки сидел между матерью и миссис Льюис. Он, казалось, понимал, что настал такой момент, когда ему дозволено съесть столько лепешек, сколько в него влезет, и он так и поступал, не отрывая глаз от блюда и заранее намечая, какую лепешку возьмет, как только разделается с той, которую держит в руке. Чаепитие почти все время протекало в молчании: два-три замечания о погоде, предложение выпить еще чашечку чайку… Мало-помалу до сознания миссис Льюис дошло, что у Эстер с Уильямом не все ладно и что ей следует оставить их вдвоем. Она надела чепчик и сняла с вешалки шаль. Обещалась заглянуть к соседке, пояснила она. Всего на полчасика, они же не уйдут, не дождавшись ее? Уильям поглядел ей в спину, обдумывая, что он скажет Эстер, когда миссис Льюис уже не сможет его услышать.

— Этот наш с тобой сын очень славный малыш. Ты была ему хорошей матерью, сразу видно. Эх, если б только я знал…

— Нечего об этом толковать. Что сделано, то сделано.

В открытую дверь они видели, как их сын качается на калитке. В вечерней тишине прохожие появлялись и исчезали, словно призраки. Взгляды отца и матери были прикованы к маленькой раскачивающейся взад и вперед фигурке. Оба они не знали, что сказать. И оба ощущали бремя ответственности, которой была чревата эта минута. Наконец Уильям промолвил:

— Брак без детей не имеет никакого смысла.

— А твоя жена не родила тебе детей?

Нет, это не для нее. Да и я считал, что дети мне ни к чему, пока ты не сказала, что у тебя ребенок… А тут… Никогда в жизни, кажется, со мной такого не было, — даже когда Фельдмаршал вырвался вперед на полкорпуса у столба. Я ставил сорок к одному на него, и притом все, что было у меня за душой, не перестраховался ни на единое пенни. Но когда ты сказала мне, что у тебя есть ребенок, меня словно огнем ожгло, и я пошел домой сам не свой, и с той поры ни о чем другом думать не могу.

— Я вырастила, воспитала ребенка, он любит меня, и я, понятное дело, готова за него жизнь отдать, а вот как ты можешь его любить, когда и увидал-то его сегодня впервой. Этого я никак в толк не возьму.

— Да видишь ли, это как-то нежданно-негаданно для меня самого получилось. Я все время, непрестанно думаю и думаю о нем и, мне кажется, по-своему уже полюбил этого мальчишку, может, даже больше, чем ты. Да черт побери, узнай я про него раньше, я бы давно ушел от жены.

— Очень бы плохо сделал. Я так полагаю, что ты еще вернешься к ней.

— Вернусь к ней? Так она же живет с другим.

— А почем ты знаешь? Может, и нет.

Конечно, я доподлинно ничего не знаю. Я и не старался разузнавать, на что мне. И не очень-то мне это приятно от тебя слышать, что я будто могу вернуться к жене и продолжать с ней жить. Получается, что тебе вроде как совсем на меня наплевать?

— Я не хочу иметь никакого дела с женатым человеком.

— Я могу получить развод.

— Лучше бы тебе вернуться к жене. Раз уж женился, значит, все, так я считаю.

— Ну зачем ты так говоришь, Эстер? Неужто ты вправду считаешь, что нужно жить с женой, как бы она с тобой ни поступила?

Эстер уклонилась от прямого ответа и заговорила о неверности мужчин вообще и постоянстве женщин. Вспыхнул спор, но тут Уильям вспомнил, ЧТО миссис Льюис собиралась вернуться домой через полчаса.

— Мы этак ни до чего не договоримся, если все будем переливать из пустого в порожнее, — сказал он, прерывая Эстер. — Не можем же мы после сегодняшнего вечера так вот взять и распрощаться снова навсегда.