Владислав Оркан - Батраки

— Что, не нравится тебе? Чего ты ревешь?., внучок! Да одумайся ты, не ной, не один ты на свете несчастливый… Плохо тебе там, в рукаве? Видишь, а то бы забыл, как тебя крестили… да тише ты!

Старик уговаривал его и унимал, пока дитя не затихло.

Он шел и шел прямо вперед, все глубже проваливаясь в сугробы. Туман обступил его со всех сторон, перед глазами закружились ели — башни — костелы…

— Ого, опять меня завело! — шепнул Козера.

Ему померещилось, что он стоит над пропастью… Вот-вот обвалится сыпучий снег — и он сорвется… Повернул Козера назад — то же самое. Двинулся вперед — и с удивлением наткнулся на собственные следы.

— Кругом меня водит, — сообразил он. — Ну, погоди! Я тебе не дамся. Только бы мне дорогу найти…

Он пошел вправо, рассудив, что выйдет на большак. Ему даже привиделась деревня; он явственно различал белые крыши.

— Ну, дойду, теперь недалеко…

Козера зашагал к этой деревне, уже не глядя под ноги, лишь бы скорее добраться до хаты. Но хаты все отступали перед ним, и, едва он приближался, они уходили в туманную даль.

— Марево это, что ли? — бормотал старик. — Куда-нибудь-то я должен выйти… Не может того быть, чтобы тут я остался. Господи Иисусе!

Взывая к богу, Козера прочитал все молитвы, какие только помнил, и упорно шел к хатам, мелькавшим далеко в тумане. Ручей не ручей, сугробы, расселины, обрывы — он всюду побывал, все исходил — тщетно! Наконец ему стало казаться, что он умрет, так и не дойдя до этих хат…

К счастью, туман рассеялся, и Козера увидел два тополя возле своего двора…

— Ну, слава богу! — с облегчением вздохнул он и утер пот. — Однако поводило же меня сегодня, такого еще не бывало…

Он ускорил шаг и, когда забрезжил в тумане рассвет, вошел в хату.

Ганка вскочила и села.

— Где Собусь?

— Томусь, а не Собусь!

— Да где он?

— А я, хоть убей, забыл про него…

— Где он?! Говорите!

— Не кричи ты! Ничего там с ним не сделается.

Козера поднял правую руку и пощупал.

— Господи Иисусе! Нет его в рукаве… Эх, будь ты совсем!.. Крючок оборвался…

— Разбойник! — рванулась Ганка.

Он покачнулся, когда она, промчавшись мимо него, босиком бросилась в поле, и растерянно поплелся за ней до колодца…

Тем временем была построена гонтовня — чуть пониже Хыбовой лесопильни. Народ повалил, как на представление. Многим хотелось увидеть своими глазами эту «чудо-машину», что сама и режет дранку, и пазит, и отбрасывает в сторону…

Слава Яська ширилась по всей округе. Толпы людей приходили издалека взглянуть на его «чудо». Все удивлялись этой «чертовщине», как называли гонтовню Яська, и с жаром расхваливали его сметку и искусность.

— Ведь это талант надо, чтобы такое сделать!

— И не видел он такого, и не слышал, а ни с того ни с сего надумал.

— Милые вы мои!

Один, только старый Хыба сурово осуждал затею сына. Всякий раз, когда на лесопильне собирались мужики, восхищаясь талантом Яська, он выискивал какой-нибудь недостаток. То ему валики казались нескладными, то чересчур много колес…

— Я бы не так ее смастерил, — говорил он. — Куда проще, да и не возился бы столько. А это что? Дурость одна. Пустое дело…

— Отчего же вы сами не построили? — спрашивали смельчаки.

— Отчего? Да он уже начал! Но помогал я ему на совесть: и советом, и словом… Что бы он сделал без меня, этот ваш Ясек?

Его молча выслушали, но старик видел, что ему не верят, и злился. Столько раз он рассказывал всем, как много потрудился над этой машиной, что наконец сам этому поверил и впадал в ярость, когда кто-нибудь осмеливался усомниться.

— Советуй вот, работай! Старайся! А потом тебя и не видят!.. Скоты проклятые! Всякий осел для них того же стоит, что и ты, человек с умом. Вот и ломай ради них голову, когда они и оценить не могут твою работу…

Наругался он всласть, наругался и втихомолку и вслух, а не унял зависти, которая впилась ему в сердце. Он лишь искал случая, чтобы отомстить за мнимую обиду.

— Для того я работал на вас, прохвосты, мастерил все, что понадобится, чтобы теперь вы бросили меня, как негодную тряпку? Ах, псы неблагодарные!

Но что ему было делать? С сотней людей не сладишь…

Зато он решил на Яське сорвать свою злость… Но как? Хыба часто об этом думал, но не видел никакой возможности. Волей-неволей пришлось бы старику смириться, если б нежданно у него не явилась счастливая мысль.

— Я тебя проучу! — бормотал он. — Не выставляй себя умнее отца, если ты дурак.

Гонтовня Яська стояла ниже лесопильни, и, чтобы пустить ее в ход, Ясек отвел воду из старой запруды. Он сколотил из досок длинные желоба, укрепил их высоко на сваях и подвел к плотине; таким образом немного воды все время падало на водяное колесо гонтовни.

На эту-то воду и поскупился Хыба для сына. Он пошел и закрыл творило.

«Постоит теперь твоя гонтовня, — злорадствовал он, возвращаясь домой. — Не будут уже к тебе ходить, как на богомолье…»

Ясек был в кузнице. Едва выйдя из двери, он увидел, что произошло, и бегом бросился в хату.

— Что же вы сделали со мной, отец! — закричал он, — Забрал свою воду… понял?!

— Вода не ваша, а божья — это одно… а потом… — объяснял Ясек, медленно выговаривая каждый слог.

— Не мудри! — рявкнул Хыба. — Вода мне самому нужна. Грянут морозы, где я ее возьму? Мне для мельницы да для лесопильни воды нехватит, а ты тут пустяками будешь заниматься? Так?..

Ясек с минуту постоял, подумал… Горько ему было, что отец — называет пустяками тяжкий его труд… Ну, да пускай.

Он молча ушел, но на лесопильне пожаловался мужикам.

— Уж так-то отец меня… так он меня травит…

— А ты не давайся! Не отступай от своего! Жалко каждого крейцера.

— Не про то я толкую… А у меня, знаете, душа радуется, когда я вижу, что идет дело…

— То-то и есть!

— Тянет меня к работе…

— Еще бы не тянуло!.. Все лишний крейцер перепадет… Корпеть, корпеть столько времени, да ничего не заработать.

— Да не это мне нужно! Полноте…

— Для чего же вы строили, если не для барыша? — недоумевали мужики.

— Хоть бы я ни одного крейцера, ни одной полушки за это не получил — все равно! — Ясек махнул рукой. — Но обидно мне, что так оно пойдет прахом. — Что зря, знаете… пропадет… все, что я надумал.

— Вот ведь глупый! — говорили мужики, когда Ясек ушел, и соболезнующе покачивали головами.

— На кой же чорт он строил, если не для наживы?

— И то!..

Ясек собирался перенести гонтовню на другой берег и соорудить новую плотину. Однако, поразмыслив, понял, что зимой этого не сделать, разве что весной. И он забросил гонтовню, а принялся за другое, что давно уже задумал…

Снова он допоздна засиживался в кузнице и на лесопильне, а Хыба, заметив это, ворчал: