Никос Казандзакис - Последнее искушение Христа

Раввин говорил очень тихо, чтобы за столом не услышали его. Иисус слушал, склонившись в тоске. Об этом он и хотел просить Симеона сегодня вечером: поговорить с ним о смерти, чтобы укрепиться духом. Теперь ему все время нужно было видеть перед собой смерть, чтобы привыкнуть к ее виду. Но сейчас… Ему хотелось заставить раввина молчать, крикнуть: «Довольно!» Но как ему было теперь удержать старика? Симеону не терпелось излить всю виденную им грязь, чтобы очистить от нее свою память.

— Бальзамы мои были бесполезны — черви пожрали и их. Но на вершине этой кучи грязи все еще восседал дьявол. Он приказал собраться всем знатным людям Израиля и запер их во дворе и, уже умирая, призвал свою сестру Саломею. «Как только я испущу дух, казни их всех, чтобы не радовались моей смерти!» — приказал он и скончался. Умер Ирод Великий, последний царь Иудеи. Я скрылся за деревьями и принялся плясать. Скончался последний царь Иудеи, настал благословенный час, час, предреченный Моисеем в его завете: «И в конце придет царь бесчестный и развратный, и сыновья его будут недостойными; и придут с запада орды язычников, и воссядет их царь на земле обетованной. После того и наступит конец света!» Так предсказал Моисей. И все это свершилось. Пришел конец света.

Иисус вздрогнул — он впервые слышал это пророчество.

— Где это сказано? — вскричал он. — Что это за пророчество? Я впервые его слышу.

— Его не так давно нашел один отшельник в пещере в Иудее записанным на пергаменте и запечатанным в кувшин. Раскатав свиток, он увидел заглавие, написанное красными буквами: «Завет Моисея». Перед смертью великий вождь призвал своего преемника Иисуса Навина и продиктовал ему все, что должно случиться в грядущем. И вот! — мы дожили до предсказанных им лет. Ирод был развратным царем; римляне — воинство язычников; что же касается конца света, то стоит лишь поднять голову и ты увидишь, что он уже наступил!

Иисус поднялся — стены душили его. Он миновал беззаботно вкушавших ужин приятелей и вышел во двор. Из-за гор всходила огромная и скорбная луна, близилось полнолуние, которое должно было прийтись на Пасху.

Иисус изумленно взирал на нее, словно видел впервые в жизни. «Что есть луна, — спрашивал он себя, — та самая, что встает из-за гор и пугает собак, которые поджимают хвосты при виде ее и Заливаются лаем? В леденящей тишине взбирается она на небосклон, роняя капли яда…» Иисус почувствовал, как ее ядовитый свет скользит по его щекам, шее, рукам, обволакивая все его тело белым сиянием, белым саваном.

Иоанн, видя страдания учителя, вышел во двор вслед за ним. Иисус неподвижно стоял в лунном свете, и осторожно, чтобы не напугать его, на цыпочках приблизился к нему Иоанн.

— Рабби… — прошептал он.

Иисус обернулся и взглянул на него. Безбородый юноша исчез, перед ним стоял старец с раскрытой книгой в одной руке и длинным, словно бронзовый дротик, пером в другой. Белоснежная борода ниспадала до колен.

— Пиши, Иоанн, — вскричал Иисус. — «Я есмь Альфа и Омега, я есть, был и буду Вседержитель». Слышишь ли трубный глас?

Иоанн вздрогнул — верно, учитель помешался в уме. Он знал, как пьянит луна, потому и вышел, чтобы отвести учителя обратно в дом. Но, увы! Он опоздал.

— Успокойся, рабби! Я — Иоанн, которого ты любишь. Пойдем в дом. Это дом Лазаря.

— Пиши! — вновь приказал Иисус. — «Семь Ангелов стоят пред Богом… Семь Ангелов, имеющие семь труб». Видишь ли ты их? Пиши: «Первый Ангел вострубил, и сделались град и огонь, смешанные с кровью, и пали на землю; и третья часть дерев сгорела, и вся трава зеленая сгорела. Вторый Ангел вострубил, и как бы большая гора, пылающая огнем, низверглась в море; и третья часть моря сделалась кровью, и умерла третья часть одушевленных тварей, живущих в море, и третья часть судов погибла. Третий Ангел вострубил, и упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику, и пала на третью часть рек и на источники вод. Имя сей звезде полынь ; и третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки. Четвертый Ангел вострубил, и поражена была третья часть солнца и третья часть луны и третья часть звезд, так что затмилась третья часть их, и третья часть дня не светла была — так, как и ночи. И видел я и слышал одного Ангела, летящего посреди неба и говорящего громким голосом: горе, горе, горе живущим на земле от остальных трубных голосов трех Ангелов, которые будут трубить!..»

Иоанн, не в силах более слышать этого, разрыдался и упал Иисусу в ноги.

— Рабби, мой рабби! Успокойся! Успокойся!

Услышав плач, Иисус вздрогнул и увидел у своих ног любимого ученика.

— Иоанн, возлюбленный, что ты плачешь?

— Рабби, пойдем в дом, — промолвил Иоанн, постеснявшись сказать учителю, что под влиянием луны тот на мгновение потерял рассудок. Или так показалось… — Старик спрашивает, что с тобой, и ученики хотят тебя видеть.

— И поэтому ты плачешь, возлюбленный Иоанн? Пойдем.

Они вошли в дом, и Иисус снова сел рядом с Симеоном. Страшная усталость навалилась на него. Руки его покрылись потом и горели, хотя тело его сотрясала дрожь. Старый раввин со страхом смотрел на него.

— Дитя мое, не смотри на луну, — сжал он дрожащие руки Иисуса. — Луна — грудь ночи, возлюбленной сатаны, из нее сочится…

— Симеон, — прервал его Иисус, — ты дурно сегодня говорил о смерти. У нее не может быть лика Ирода. Нет, смерть — великая дочь Господа, хранительница Его ключей, отворяющая Его врата. Попробуй вспомнить другие смерти, успокой меня.

Ученики закончили трапезу и затихли, прислушиваясь. Марфа убирала со стола. Обе Марии сели у ног Иисуса. То одна, то другая бросали друг на друга ревнивые взгляды, сравнивали руки, грудь, глаза, волосы, обеспокоенно прикидывая, кто из них красивее.

— Ты прав, дитя мое, — ответил старик. — Я дурно говорил… Но смерть всегда носит лик усопшего. Если умирает Ирод, она похожа на Ирода; если умирает святой, лик смерти сияет, как семь солнц. Она является на своей колеснице и возносит святого на небеса. Тебе хочется знать, каким будет твое лицо во веки вечные? Тогда взгляни на лик смерти, когда она явится к тебе в твой последний час.

Все слушали, раскрыв рты. И тишина надолго воцарилась в комнате, словно каждый пытался различить лик своей смерти. Наконец Иисус прервал молчание:

— Однажды, отец, когда мне было двенадцать лет, я пришел в синагогу и слушал, как ты рассказываешь жителям Назарета о мученичестве и смерти пророка Исайи. Но это было давным-давно, и я позабыл многое. Сегодня я очень хочу снова услышать о его конце, чтобы душа моя успокоилась и я примирился со смертью. Своим рассказом об Ироде ты растревожил меня.

— Дитя мое, почему нынче вечером ты хочешь говорить лишь о смерти? Об этом ты и хотел просить меня?