Виллем Элсхот - Избранное

Спасибо вам, друзья. Вы спасли меня от большого разочарования, и теперь я знаю, что вы готовы следовать за мной хоть к черту в пекло. Что ж, пошли дальше. Раз они верят в меня, как в бога, значит, отступать некуда, и я даю сигнал к наступлению. Двое впереди, двое сзади, с надеждой в сердце, под звездным небом, без дождя. Давным-давно так шли и три мудреца, три волхва.

Тут, у маленького скверика с несколькими скамьями, находился полицейский участок, и теперь мои черные друзья должны были решить, идти им со мной или ждать на улице.

С некоторым недоверием они посмотрели на красные фонари — неизменный признак наших полицейских участков — и стали обсуждать этот вопрос, подняв шум, похожий на птичий щебет. Когда спор утих, Али сообщил мне принятое решение. Если я согласен, пусть я пойду один, а они будут дожидаться моего возвращения тут на скамейке. «Белым людям и черным лучше вместе не быть», — сказал Али и покорно покачал головой.

Да, к сожалению, Али прав. Но я сделаю все, что можно, и если полиция знает, где прячется Мария, то, пройдя и это испытание, мы сможем выйти в последний поиск. Я пожал им руки и вошел в двери, а они плюхнулись на мокрую скамейку.

В участке за столом сидел очень толстый сержант. Это меня обнадежило — с толстяками всегда легче договориться. Толщина делает их более снисходительными, а может быть, у них именно от этой снисходительности и растет брюхо? Сержант листал огромный фолиант, занимавший весь стол. Он поднял глаза и перевернул страницу. Я понял, что этот человек любит тепло домашнего очага, что у него отличное пищеварение и что он вообще мухи не обидит. Я снял шляпу и стал ждать, пока он заговорит. Очевидно, он был занят важным делом, и я решил, что надо быть тактичным и не мешать ему, пока он не устанет переворачивать страницы. Изредка он слюнявил толстые пальцы, и, только дойдя до последней страницы, закрыл тяжелую книгу, и, тщательно завязав тесемки, откинулся на спинку стула и спросил, чем он может мне быть полезен. Голос его звучал сердечно, как будто он готов служить мне хоть до самого утра.

Я сказал ему, что я — частный сыщик и ищу некую Марию ван Дам, проживающую в этом районе, что обокрали трех матросов с корабля «Дели Касл» и шипшендлеры [36] Агенты по снабжению. просили меня выяснить это дело, чтобы не беспокоить полицию. А эта Мария ван Дам может мне помочь, так что я прошу его сказать, где можно ее найти.

— И для этого они нанимают частного сыщика, — сказал он, качая головой. — Да, эти англичане, судовладельцы, не знают, куда им деньги давать. Но я ничем помочь вам не могу, уж вы извините. Вы не хуже меня знаете, что все списки жителей хранятся в городской управе. А вообще-то я рад бы помочь. Только завтра воскресенье, значит, вы уже потеряли два дня. За такое время воры успеют сбагрить что угодно.

Значит, последняя надежда Али рухнула — больше я ничего сделать не мог. Но когда я уже пошел к выходу, добрый сержант хлопнул себя по лбу и стал развязывать тесемки толстого фолианта, словно его вдруг озарила гениальная мысль.

— Как это я раньше не подумал! Да, старость не радость. Вот тут список всех избирателей, коллега. Утром прислали. Вам повезло, ведь эти списки составляют раз в четыре года. Тут она непременно должна быть, если только она совершеннолетняя. Давайте посмотрим.

Похожим на сосиску указательным пальцем он провел по столбцу имен, читая их вслух: «Ван Акен, Ван Алсеной, Ван Аперс, Ван Ас, Ван Баален, Ван Баувел, Ван Белле, Ван Бенеден, Ван Берген, Ван Бокел. Нет, надо дальше: Ван Гутсем, Ван Дале, Ван Дам. Смотрите, тут две страницы Ван Дамов. Но где же Мария? Ван Дам Альберт, Ван Дам Бернард. Это нам не подходит. Нам надо Ван Дамов женского пола. Ван Дам Луи, Ван Дам Мария Альбертина! Стоп! Родилась 11 марта 1876 года, значит, ей шестьдесят два года. Годится? Во всяком случае, она-то совершеннолетняя. Не подходит? Тут еще есть две Марии, обе с 1916 года, значит, им теперь двадцать два. Курочки-молодки, коллега. Первая живет на Ланге Риддерстраат».

— А номер дома? — спросил я нетерпеливо.

— Семьдесят первый. А вторая на Занде, та живет в пятнадцатом.

Ура Занду! Тот же номер, что и на Клостерстраат! Ну, теперь попалась, пташка!

— Погодите, — сказал он сочувственно, — я эти места хорошо знаю. В одиннадцатом живет хромой Ян, в тринадцатом — старьевщик, а пятнадцатый — это отель «Карлтон». Там хозяин некто Кортенаар, голландец-полукровка, не раз попадался за скупку краденого. Если эта старая лиса вам чем-нибудь поможет, дайте мне знать — с меня тогда выпивка. Но не такой он, чтоб даром болтать, — его либо подкупить надо, либо отколотить как следует. А если влипнете в скандал, звоните нам. Наш номер 37-03-04. Но кажется, вы напали на верный след. Эй, что там за шум?

Мы услышали топот сапог, и грубый голос сказал: «Сюда, чертов негритос!» И в ту же минуту дверь распахнулась и полицейский, крепко держа Али за шиворот, втолкнул его в комнату вместе с букетом.

— Сядь, черная образина, — сказал полицейский, толкая его в кресло.

Он задержал Али за то, что тот подглядывал в замочную скважину, а двое его сообщников стояли на стреме в скверике, делая вид, что вышли подышать свежим воздухом. Но его такими штучками не проведешь. Только зря они это затеяли: в полицейский участок еще никто безнаказанно не лез. А когда он этого схватил, те бросились бежать.

— Шапку долой! — говорит полицейский и срывает с Али феску.

Без фески Али — другой человек.

Кажется, что на нем сверкающий шлем, так блестят его черные волосы под яркой лампой. Он застыл как статуя, вперив глаза в пол, тонкие руки неподвижно лежат на коленях. Букет упал и лежит у его ног, как жертвоприношение.

Я осмеливаюсь заметить, что его феска ничего общего со шляпой не имеет, что это — принадлежность его религии и что лучше бы не заставлять его снимать эту феску, тем более что мы почти ничего об этих людях не знаем.

Услышав мой голос, Али поднимает глаза и смотрит на меня укоризненно, и у его губ ложится презрительная складка. Наверно, у Христа было такое выражение лица, когда Иуда подал знак, поцеловав Учителя.

Меня пронзила дрожь. Я подошел к нему и, глядя ему прямо в глаза, спросил — неужто он мне больше не доверяет? Слушая эти слова, он смотрел на мои губы, словно ища признаков скрытой насмешки. Если бы я не был так возмущен, я, наверно, не удержался бы от слез.

— Не знаю, — честно признался он.

— И очень стыдно! — сказал я с горечью, но он сидел, как медный идол, молча, не шевелясь.

— Так, значит, вы знакомы? — И толстый сержант подозрительно покосился на меня.

— Как называется ваш корабль? — спросил я у Али.

— «Дели Касл», я вам уже говорил там, в лавке.

На выручку надо было призвать и талисман. Я попросил Али передать клочок картона толстому сержанту, и тот, повертев его со всех сторон, наконец разобрал слова. До него не сразу дошел смысл, но вдруг он все понял. Он разразился громовым хохотом, и, встав из-за стола, отдал Али феску, и ласково похлопал его по плечу.