Виктор Гюго - Отверженные

Граф де Ламот, который в 1815 году был уже семидесятипятилетним стариком, не отличался ничем особенным, кроме молчаливости, несколько учительского тона, угловатой фигуры, холодного лица, необыкновенно учтивых манер, застегнутого до самого галстука сюртука и длинных, всегда скрещенных ног в обвислых панталонах цвета жженой глины. Лицо его было такого же цвета, как и панталоны.

Граф де Ламот занимал почетное положение в этом салоне по случаю своей «знаменитости» и, как это ли странно, потому что его звали Валуа.

Что касается Жильнормана, то уважение, которым он пользовался, было действительно самой высокой пробы. На него смотрели как на авторитет. Несмотря на все свое легкомыслие, он обладал какой-то особой манерой держать себя — величественно-благородной, в высшей степени порядочной и буржуазно-гордой. А к тому же оказывал влияние и его преклонный возраст. Не шутка прожить целое столетие. Годы в конце концов образуют над головой старца какой-то внушающий уважение ореол.

Кроме того, от Жильнормана можно было услышать остроты, искрящиеся блестящим остроумием старинного дворянства. Так, когда король прусский, посадивший на престол Людовика XVIII, посетил его под именем графа де Рюппена, потомок Людовика XIV принял его, как маркиза Бранденбургского, с самой утонченной дерзостью. Жильнорман одобрил это: «Все короли, кроме французского, — провинциальные короли», — сказал он.

Раз, во время благодарственного молебствия по случаю годовщины Реставрации Бурбонов, Жильнорман, увидев проходившего Талейрана, заметил: «Вот его превосходительство зло».

Жильнорман являлся обыкновенно в сопровождении дочери, долговязой барышни, которой было в то время сорок с лишним лет, а на вид казалось пятьдесят, и хорошенького мальчика лет семи, беленького, розового, свеженького, со счастливыми доверчивыми глазками. каждый раз, как этот мальчик входил в салон, со всех сторон раздавался шепот: «Какой он хорошенький! Какая жалость! Бедный ребенок!»

Это был внук Жильнормана, — мы уже говорили о нем. Его называли «бедным», потому что он был сын «луарского разбойника».

А луарский разбойник был тот самый зять Жильнормана, о котором мы тоже упоминали и которого Жильнорман называл «позором своей семьи».

Всякий, кому случалось быть в эту эпоху в маленьком городке Верноне и проходить по прекрасному монументальному мосту, который, может быть, скоро заменят каким-нибудь ужасным железным сооружением, наверное, обратил бы внимание, если бы взглянул вниз, на человека лет пятидесяти, с кожаной фуражкой на голове, в панталонах и куртке из грубого серого сукна, к которой было пришито что-то желтое, бывшее когда-то красной орденской ленточкой, в деревянных башмаках, с загоревшим от солнца, почти черным лицом, почти белыми волосами и широким рубцом, пересекавшим лоб и щеку.

Сгорбленный, состарившийся раньше времени, он почти каждый день ходил с садовым ножом и заступом в руках по одному из огороженных участков около моста, которые цепью террас окаймляют левый берег Сены. Это прелестные уголки, полные цветов, их можно было бы назвать садами, если бы они были побольше, и букетами, будь они поменьше. Все они прилегают одним концом к реке, а другим — к домам. Человек в куртке и деревянных башмаках жил около 1817 года в самом скромном из этих домиков, с самым маленьким огороженным кусочком земли. Он жил тут один тихо и бедно, со служанкой ни старой, ни молодой, ни красивой, ни безобразной, не то крестьянкой, не то горожанкой. Маленький четырехугольник, который он называл садом, славился в городе своими чудными цветами. Уход за ними был его занятием. При помощи труда, настойчивости, внимательности и щедрой поливки ему удалось сделаться в некотором роде творцом и создать несколько сортов тюльпанов и георгинов, как бы забытых природой. Он был изобретателен и еще раньше Суланжа Бодена занялся освоением культур редких американских и китайских кустарников. С раннего утра летом он ходил по своим аллеям, обчищал, подрезал, полол, поливал, прохаживаясь среди цветов с добродушным, печальным и кротким видом. Иногда он задумывался и целыми часами стоял неподвижно, слушая пение сидящей на дереве птички или лепет ребенка в соседнем доме, а не то смотря на какую-нибудь былинку, на которой капля росы сверкала на солнце, как драгоценный камень.

Он питался плохо, пил больше молока, чем вина, готов был уступить каждому ребенку, и служанка нередко бранила его за это. Робкий до того, что казался угрюмым, он редко выходил за пределы дома с садом и не видел никого, кроме нищих, стучавшихся к нему в окно, и своего приходского священника, доброго старика аббата Мабеф. Впрочем, если кто-нибудь из городских жителей или приезжих, желая полюбоваться его тюльпанами и розами, дергал за колокольчик в его маленьком домике, он с улыбкой отворял дверь. Это был «луарский разбойник».

Всякому, читавшему в ту эпоху военные мемуары, биографии, «Монитор» и бюллетени из Великой армии, не раз попадалось имя Жоржа Понмерси. Еще совсем молодой, этот Жорж Понмерси был рядовым в полку Сентонжа. Вспыхнула революция. Полк Сентонжа присоединился к Рейнской армии. Старые полки королевской армии даже и после падения монархии сохранили названия провинций и были соединены в бригады лишь в 1794 году. Понмерси участвовал в битвах при Шпейере, Вормсе, Нейштадте, Тюркгейме и Майнце, где принадлежал к отряду в двести человек, составлявшему арьергард Гушара {326} 326 Гушар, Жан Никола (1740–1793) — французский республиканский генерал. В 1793 году командовал Мозельской, а затем Северной армией. Был разбит австрийской армией, за что арестован и казнен. . Он держался с одиннадцатью товарищами против корпуса принца Гессенского за старым Андернахским валом и присоединился к главной части армии только после того, как неприятельские пушки пробили брешь от края до раската бруствера.

Он участвовал в битве при Маршиенах под начальством Клебера и в сражении у Мон-Палиссель, где какой-то бискаец ранил его в руку. Потом он перешел на границу с Италией и был в числе тридцати гренадер, защищавших Тендское ущелье под командой Жубера {327} 327 Жубер, Бартелеми (1769–1799) — французский генерал. В 1791 г. вступил в армию волонтером и, благодаря своим выдающимся военным способностям, в 1795 г. был уже генералом. Особую славу он приобрел во время войны 1796–1797 гг. в Италии под командованием Наполеона. В 1799 г. был поставлен во главе армии для действий против Суворова и был убит в сражении при Нови. . За это дело Жубер был произведен в генералы, а Понмерси — в подпоручики. Он стоял под картечью рядом с Бертье {328} 328 Бертье, Луи Александр (1753–1815) — французский маршал. В 17-летнем возрасте участвовал в войне за независимость в Америке. Принимал деятельное участие в подавлении восстания в Вандее. Обладая феноменальной работоспособностью, приобрел полное доверие Наполеона. С 1796 г. бессменный начальник штаба в армии Наполеона на протяжении 18 лет. Один из первых перешел на сторону Бурбонов при крахе Империи. Погиб, выпав из окна. во время битвы при Лоди, после которой Бонапарт сказал: «Бертье был в этот день канониром, кавалеристом и гренадером». Понмерси видел, как пал в сражении при Нови {329} 329 Нови — сражение 15 августа 1799 г. между французской армией под командованием Жубера, погибшего в самом начале боя, и почти вдвое ее превосходящей русско-австрийской под командованием Суворова. Ожесточенное сражение закончилось сокрушительным поражением французов. его бывший командир, генерал Жубер, в ту самую минуту, как, подняв саблю, закричал: «Вперед!»