Виктор Гюго - Отверженные

И старик, выпустив руки Монпарнаса, сунул ему свой кошелек. Молодой негодяй взвесил кошелек на руке; потом, с привычной осторожностью вора, положил его себе в один из задних карманов сюртука. Между тем старик спокойно повернулся и продолжал свою прогулку.

— Дурак! — пробормотал ему вслед Монпарнас.

Кто был этот старик, — читатель, вероятно, уже угадал.

Изумленный Монпарнас стоял на месте, глядя, как фигура старика теряется в темноте. Это созерцание сделалось для него роковым.

Когда старик стал удаляться, Гаврош начал приближаться. Убедившись сначала одним быстрым взглядом, что Мабеф, вероятно, задремав, все еще сидит на своей скамейке, мальчик потихоньку выполз из кустарника и ползком направился к Монпарнасу, неподвижно стоявшему к нему спиной. Незаметно добравшись до разбойника, Гаврош осторожно засунул руку в карман его тонкого сюртука, ощупал там кошелек, быстро выхватил его и, зажав в руке, с ловкостью ящерицы мгновенно проскользнул назад в кусты. Монпарнас, не имевший никакой причины быть настороже и в первый раз в жизни задумавшийся, ничего не заметил. Гаврош же, вернувшись на прежнее место около скамейки Мабефа, перебросил кошелек через изгородь и поспешил скрыться бегством.

Кошелек упал прямо к ногам Мабефа. Стук его о землю вывел старика из дремотного состояния. Он нагнулся и поднял кошелек. Ничего не понимая, он машинально раскрыл кошелек и увидел, что он с двумя отделениями: в одном отделении было немного мелочи, а в другом — шесть золотых монет.

Испуганный старик поспешил показать кошелек своей домоправительнице.

— Это нам с неба свалилось, — просто сказала тетушка Плутарх.

Грусть, так сильно мучившая Козетту четыре или пять месяцев тому назад, понемногу незаметно для молодой девушки стала проходить. Природа, весна, молодость, любовь к отцу, веселье птичек, красота цветов постепенно, изо дня в день, капля по капле, вливали в эту юную девственную душу нечто похожее на забвение. Потух ли пожар окончательно или огонь только покрылся слоем золы? Как бы то ни было, но молодая девушка уже почти вовсе не чувствовала прежнего жгучего горя. Один раз она вдруг почему-то вспомнила о Мариусе, но тотчас же сказала себе: «Э, да я, кажется, перестала о нем думать!»

На этой же неделе, проходя по своему саду мимо решетки, она заметила очень красивого уланского офицера в очаровательном мундире, с осиной талией, с девичьими щеками, с саблей под мышкой, с закрученными усиками и в блестящем кивере. В общем, этот офицер с его белокурыми волосами, голубыми навыкате глазами и с круглым, нахальным, глупым, хотя и красивым лицом составлял полную противоположность Мариусу. В зубах у него торчала сигара. Козетта сообразила, что этот красавчик должен принадлежать к полку, казармы которого находились на Вавилонской улице. На другой день Козетта опять увидела офицера проходящим мимо сада и заметила час, в который он проходит.

Начиная с этого времени, он стал проходить почти каждый день. Было ли это простой случайностью?

Товарищи офицера заметили, что в этом запущенном саду, за старой решеткой в стиле рококо {443} 443 Рококо — стилевое направление в европейском искусстве первой половины XVIII в. Для рококо характерны уход в мир иллюзорной и идиллической театральной игры, пристрастие к идиллически-пасторальной и чувственно-эротической сюжетике. Возникшее во Франции, рококо в области архитектуры сказалось главным образом в характере декора, приобретшего подчеркнуто изящные, утонченно-усложненные формы; распространилось в зодчестве других стран Европы. , почти всегда прогуливается какая-то довольно хорошенькая девушка как раз в то время, когда проходил мимо красивый поручик, который уже немного известен читателю и которого звали Теодюлем Жильнорманом.

— Смотри-ка! — говорили ему товарищи. — Ведь тут есть девочка, которая заглядывается на тебя.

— Есть мне время смотреть на всех девиц, которые заглядываются на меня! — отвечал поручик.

Именно в эти дни Мариус впадал в агонию отчаяния и говорил себе: «Только бы мне увидать ее хоть один раз, прежде чем умереть!» Если бы исполнилось его желание и он увидел бы ее, но увидел бы заглядывающейся на улана, он в ту же минуту умер бы от горя, не произнеся ни одного слова.

Чья была бы это вина? Ничья. Мариус принадлежал к тем натурам, которые всецело погружаются в тоску и не могут более вынырнуть из нее. Козетта же, наоборот, была из тех, которые хотя тоже опускаются на дно горя, но потом снова поднимаются на поверхность.

Козетта, впрочем, переживала то опасное время, то роковое состояние мечтательности женской души, предоставленной самой себе, когда сердце молодой одинокой девушки походит на завитки виноградной лозы, которые, смотря по случаю, могут прицепиться и к мраморной колонне, и к кабацкому столбу. Это момент мимолетный, решительный и критический для всякой сироты, будь она бедная или богатая; богатство не защитит ее от дурного выбора. Бывают неравные браки и в высших слоях общества. Настоящий неравный брак обусловливается неравенством душ. Юноша безвестный, без имени, без рода, без состояния часто оказывается мраморною колонною, поддерживающею храм возвышенных чувств и великих мыслей, а светский человек, богатый и самодовольный, щеголяющий лаковыми сапогами и блестящими речами, если рассматривать его не с внешней стороны, а с внутренней, — что обыкновенно достается на долю только его жене, — так же часто изображает собой простой неотесанный столб, поддерживающий логовище всевозможных грубых, гнусных, неистовых страстей, то есть кабак.

Что содержала в себе душа Козетты: успокоившуюся, уснувшую страсть или живую любовь, прозрачную и блестящую сверху, мутную на глубине и мглистую на дне? На поверхности этой души отражался образ красавца-офицера, а в глубине, быть может, таилось воспоминание о другом? Должно быть так, но сама Козетта не знала этого. Вдруг произошел странный случай.

В первой половине апреля Жан Вальжан куда-то уехал. Как известно, ему случалось иногда уезжать из Парижа. Уезжал он обыкновенно на день или два, не более. Куда он отправлялся, этого никто не знал, даже сама Козетта. Только один раз она провожала старика в фиакре до угла небольшого тупичка, название которого она прочла: «Тупик де-ла-Бланшет». Там Жан Вальжан сошел, а Козетта отправилась в том же фиакре обратно в Вавилонскую улицу. Обыкновенно старик уезжал тогда, когда в доме оставалось мало денег.

Итак, Жан Вальжан был в отсутствии. Уезжая, он сказал, что вернется через три дня. Был вечер. Козетта сидела одна в своей гостиной. Скучая, она открыла фисгармонию и стала играть и, аккомпанируя самой себе, петь: «Охотники заблудились в лесу!», являющейся чуть ли не лучшим из всех музыкальных произведений. Окончив пение, Козетта задумалась.