Виктор Гюго - Отверженные

Минуту спустя — в силу естественных переходов в человеческой речи — Комбферр от стихов Жана Прувера перешел к сравнению переводчиков «Георгик» {507} 507 « Георгики » — поэма Вергилия. , Ро с Курнандом, Курнанда с Делилем {508} 508 Делиль, Жак (1738–1813) — французский поэт, переводчик с латинского. В 1769 г. сделал знаменитый перевод «Георгик» Вергилия, вызвавший восторженный отзыв Вольтера. Во время Великой французской революции уехал в Англию, вернувшись в Париж только в 1802 г. Перевел на французский язык «Энеиду» Вергилия, «Потерянный рай» Мильтона и др. , приводя некоторые места, переведенные Мальфилатом, главным образом из чудесных страниц о смерти Цезаря. При упоминании о Цезаре речь опять коснулась Брута.

— Цезарь, — заметил Комбферр, — пал по справедливости. Цицерон был строг к Цезарю и был прав. Эта строгость вовсе не поношение. Когда Зоил {509} 509 Зоил — греческий оратор и софист, живший в IV в. до н. э. За гиперкритическую критику Гомера был прозван «бичом Гомера». От его сочинений, в числе которых был и труд по истории, сохранилось лишь небольшое количество фрагментов. ругает Гомера, когда Мевин ругает Виргилия, когда Визе {510} 510 Визе — французский литературный критик, современник Мольера и один из наиболее непримиримых его врагов. ругает Мольера, когда Поп {511} 511 Поп, Александр (1688–1744) — английский поэт, один из крупнейших представителей классицизма. В 1721 г., в предисловии к собранию сочинений Шекспира, довольно негативно отозвался о его творчестве. Автор стихотворного трактата «Опыт о критике», манифеста английского просветительского классицизма. ругает Шекспира, когда Фрерон {512} 512 Фрерон — французский журналист, противник Вольтера, высмеянный им в пьесе «Шотландка». ругает Вольтера, то ими руководит общий закон зависти и ненависти; гении вызывают зависть, великих людей в той или иной степени травят. Но зоил и Цицерон — это две разные вещи. Цицерон карает мыслью, как Брут карает шпагой. Что касается меня, я порицаю последний способ Кары посредством меча. Но древний мир ее допускал. Когда Цезарь, перейдя Рубикон, стал раздавать почетные звания как бы от себя, между тем как они шли от народа, когда он вставал с места при входе сената, — он поступал, по словам Евтропия {513} 513 Евтропий — римский историк. По поручению императора Валента (364–378) написал краткий очерк истории Рима от основания города до 364 г. Благодаря своей наглядности и краткости книга уже в античности получила широкое распространение и многократно переводилась на греческий язык. , как царь и почти как тиран, revia ac oene tyrannica [106] По-царски и почти тиранически (лат.). . Он был великий человек; тем хуже или, вернее, тем лучше: так урок убедительней. Его двадцать три раны трогают меня меньше, чем плевок в лицо, полученный Иисусом Христом. Цезаря закололи сенаторы; Христа били по щекам рабы. Великие оскорбления указывают на его божественное происхождение.

Боссюэт, стоя на груде булыжника, на голову выше болтунов, восклицал, держа карабин в руках:

— О Кидатеней, о Миррин, о Пробалинер, о прекрасный Эонтид! О! Кто научит меня произносить стихи Гомера так, как их произносил грек из Лаврия или Эдаптеона!

Анжолрас отправился на разведку. Он вышел через переулок Мондетур, прижимаясь к стенам домов.

Бунтовщики, надо заметить, были полны надежды на успех. Удача, с которой им удалось отбить ночную атаку, до такой степени воодушевила их, что они без малейшего страха ждали новой атаки на рассвете.

Анжолрас вернулся.

Он возвращался со своей смелой прогулки в предрассветной темноте за границей территории баррикады. С минуту, стоя со скрещенными на груди руками, он слушал эту веселую болтовню, а потом, свежий и румяный при свете наступающего утра, сказал:

— Вся армия Парижа в полном сборе. Третья часть этой армии стоит у той баррикады, где вы теперь находитесь. Затем еще национальная гвардия. Я видел шапки пятого полка и значки шестого легиона. Через час они пойдут на нас в атаку. Что же касается народа, то вчера он, правда, волновался, зато сегодня утром уже совершенно спокоен. Нам нечего ждать, не на что надеяться. В предместье только одни войска. Нам неоткуда ждать помощи.

Эти слова как громом поразили беседовавшие группы восставших и произвели такой же эффект, какой производит первая капля дождя, упавшая на рой пчел перед началом грозы.

Все стояли молча.

На баррикаде вдруг наступила тишина, в ней чуялось веяние смерти.

Но это продолжалось недолго.

Из самой отдаленной группы чей-то голос громко крикнул Анжолрасу:

— Хорошо. Надстроим баррикаду еще на двадцать футов и останемся здесь.

Эти слова рассеяли мрачные мысли повстанцев, находившихся на баррикаде, и все приветствовали их радостными восклицаниями.

Имя человека, сказавшего это, так и осталось неизвестным: это был, наверное, какой-нибудь простой блузник, безвестный пролетарий, забытый герой мгновения, тот представитель Великого Анонима Массы, который является составной частью событий, знаменующих собою политические перевороты и социальные революции. Именно он в минуты колебаний формулирует громко бесповоротное решение и исчезает во мраке после своего мгновенного появления в блеске молний — голос народа и божества.

Это окончательное решение до такой степени было разлито в воздухе 6 июня 1832 года, что почти в тот же самый час на баррикаде Сен-Мерри раздался возглас, ставший историческим, который был занесен в отчет судебного разбирательства: «Придут ли к нам на помощь или нет, все равно! Будем биться до последнего!»

Обе эти баррикады, несмотря на разделявшее их расстояние, очевидно, сообщались одна с другой.

После того как неизвестный выразил этими словами то, что у каждого было на душе, из всех уст вырвался единодушный крик одобрения.

— Да здравствует смерть! Ляжем здесь все!

— Зачем же все? — спросил Анжолрас.

— Все! Все!

Анжолрас продолжал:

— Положение отличное, баррикада прекрасная. Тридцати человек для обороны достаточно. Для чего же жертвовать сорока людьми?

Ему отвечали:

— Потому что никто не захочет уйти.

— Граждане! — закричал Анжолрас, и голос его звучал почти раздраженно. — Республика не так богата людьми, чтобы приносить бесполезные жертвы. Мелочное тщеславие равняется мотовству. Если для некоторых из нас долг состоит в том, чтобы удалиться, долг этот должен быть выполнен ими, как и всякий другой.

Анжолрас, человек принципа, имел над своими единомышленниками ту власть, источник которой — безграничная сила. Однако, несмотря на его всемогущество, раздался ропот.