Виктор Гюго - Отверженные

Сен-Жерменское предместье и павильон Марсан желали назначения в префекты полиции Делаво, вследствие его набожности. Дюпюитрен {79} 79 Дюпюитрен, Гильом (1777–1835) — французский хирург, профессор. Главный врач госпиталя Отель Дье на протяжении 20 лет. При нем госпиталь был главной хирургической школой в мире. и Рекамье {80} 80 Рекамье, Юлия-Аделаида (1777–1849) — знаменитая французская женщина, салон которой привлекал многих выдающихся людей в годы Республики и Империи (до 1806 г.). После конфликта с Наполеоном была вынуждена уехать в Италию. С возвращением Бурбонов вернулась в Париж и вновь открыла салон. Обладая необыкновенным тактом, здравым смыслом, умением говорить с каждым на его языке, грацией и неотразимой красотой, эта женщина собирала вокруг себя на протяжении всей своей жизни лучших людей Франции. Ошибка комментатора: автор очевидно имеет в виду Жозефа-Клода-Антельма Рекамье (Joseph Claude Anthelme Récamier, 1774–1852), французского хирурга и гинеколога, профессора Коллеж де Франс ( прим. верстальщика ). ссорились в анатомическом театре медицинской школы и показывали друг другу кулаки из-за догматических вопросов. Кювье {81} 81 Кювье, Жорж-Леопольд-Кретьен-Фредерик-Дагобер (1769–1832) — знаменитый французский естествоиспытатель. С 1795 г. занимал различные научные посты. Наиболее важны его работы в области сравнительной анатомии. Он установил понятия о типах и улучшил классификацию животного царства. Исследования Кювье над ископаемыми привели его к созданию теории катастроф, согласно которой каждый геологический период имел свою флору и фауну и заканчивался катастрофой, в которой гибло все живое и на Земле возникал новый живой мир. , глядя одним глазом в книгу Бытия, другим на природу, мирил тексты и ископаемых. Франсуа де Невшато, почитатель памяти Пармантье {82} 82 Пармантье, Антуан Августин (1737–1813) — французский агроном и фармаколог. Проделал большую работу по распространению картофеля в Европе. , безуспешно употреблял все усилия заставить заменить слово «картофель» на «пармантофель». Аббат Грегуар, бывший епископ, бывший член конвента, бывший сенатор, был перекрещен полемикой в «гнусного Грегуара». Под третьим сводом Иенского моста можно было различить по белизне его новый камень, которым два года тому назад заделали отверстие, просверленное Блюхером {83} 83 Блюхер, Гебгард Леберехт, князь Вальштадтский (1742–1819) — прусский полководец, фельдмаршал. Начал службу при Фридрихе Великом. Участник войны 1806 года. Покрыл себя славой во время кампании 1813 г., командуя армией. Во время кампании 1814 г., был неоднократно разбит Наполеоном. Однако, пользуясь превосходством в силах, дошел до Парижа, где был заключен мир. Во время Ста дней вовремя подоспел на помощь к Веллингтону под Ватерлоо, что и решило исход сражения в пользу союзников. для закладки мины, с целью взорвать мост. Правосудие притягивало к суду человека за замечание, сделанное им громогласно при входе графа д'Артуа в собор Парижской Богоматери: «Черт возьми!» Как я жалею то время, когда Бонапарт и Тальма ходили под руку на «Бал дикарей». Речи возмутительные, за которые он был приговорен к шести месяцам тюрьмы.

Изменники распоясались. Люди, перешедшие в неприятельский стан накануне сражения, не скрывали наград за предательство и цинично разгуливали днем, хвастаясь богатством и наградами.

Вот что беспорядочно и вперемежку всплывало на поверхность 1817 года, забытого ныне. История почти всегда пренебрегает этими частностями, да иначе и поступать не может: так как она бы утонула в бесконечных подробностях. Однако эти подробности, неправильно называемые ничтожными — в жизни человечества нет ничтожных фактов, как в растительности нет ничтожных листьев, — подробности полезные. Из физиономии годов слагается облик веков.

В 1817 году четверо юных парижан устроили «веселую шутку».

Эти парижане были: один — из Тулузы, другой — из Лиможа, третий — из Кагора, четвертый — из Монтобана, но они были студенты, а студент и парижанин синонимы — учиться в Париже то же, что родиться там.

Эти молодые люди не были замечательны ничем; каждому случалось видеть такие лица — это были типичные представители первого встречного: не добрые и не злые, не ученые и не невежды, не гении и не дураки, красивые весенней красотой, называемой двадцатилетним возрастом. Они были первыми попавшимися Оскарами, — Артуров в эту эпоху еще не было. «Воскурите аравийские ароматы! — гласил модный романс. — Идет Оскар! Идет Оскар! Я увижу его!» Головы были наполнены Оссианом {84} 84 Оссиан — легендарный воин и бард кельтов, живший по преданию в III в. Некоторые из его сказаний записаны не позднее XII в. Известна литературная мистификация Джорджа Макферсона, приписавшего себе честь «открытия» поэзии Оссиана. , элегантность была скандинавская и каледонская, чистокровный английский жанр должен был явиться позднее и первый Артур — Веллингтон {85} 85 Веллингтон, Артур Коллей Веллеслей (1769–1852) — английский политический деятель, полководец, герцог. Участник войн с республиканской Францией, отличился в Индии. С 1809 г. командовал английскими войсками в Португалии и Испании, где одержал ряд побед, и постепенно вытеснил оттуда французов. В 1813 г. вступил на территорию Франции и занял Тулузу. Во время Ста дней командовал англо-голландской армией и совместно с Блюхером одержал победу при Ватерлоо. Впоследствии занимал различные высшие государственные должности. — совсем недавно одержал победу при Ватерлоо.

Наших Оскаров звали: одного — Феликс Толомьес из Тулузы; второго — Листолье из Кагора, третьего — Фамейль из Лиможа и четвертого — Блашвелль из Монтобана. Естественно, у каждого была возлюбленная. Блашвелль любил Февуриту, получившую прозвище благодаря поездке в Англию; Листолье обожал Далию, выбравшую псевдонимом имя цветка; Фамейль поклонялся Зефине, уменьшительное от Жозефины; Толомьес обладал Фантиной, прозванной Белокурой вследствие золотистого цвета волос. Февурита, Далия, Зефина и Фантина были четыре восхитительных создания, от которых веяло ароматом веселости; они были швеи, не оставившие еще окончательно иглы, слегка оторванные от работы любовью, но сохранившие еще на лице следы трудовой простоты и в душе луч чистоты, остающейся у женщин после первого падения. Одну из четырех называли «молодой», потому что она была младшая, а еще одну — «старухой»; «старухе» было двадцать три года. Ничего не утаивая, следует сказать, что три из них были опытнее, легкомысленнее и более закружившиеся в столичном вихре, чем Фантина-Белокурая, переживавшая первое увлечение.