Никола Ретиф де ла Бретонн - Южное открытие, произведенное летающим человеком, или Французский Дедал

Затем имела место церемония европейского брака. Самим патагонцам казалось вполне разумным, чтобы брак был заключен согласно двум ритуалам. Затем новобрачные и все присутствующие спустились с высокой горы, да которой происходило священнодействие, и отправились пировать и развлекаться на широкий луг, где были установлены столы.

Скажу сразу же, что через девять месяцев после свадьбы у Исмиштрис родился прекрасный сын, ростом в два с половиной фута, что равнялось приблизительно половине роста патагонских младенцев. Александр тотчас передал в Патагонию эту новость и точную мерку ребенка. Это очень обрадовало патагонских дам, убедившихся в том, что от двух рас произойдет некоторая средняя, больше приближающаяся к их величине. На острове Виктория, как и на острове Кристины, устроили большие празднества. Впоследствии у принцессы родилось еще пятеро детей, на два больше, чем обычно рождается у патагонских женщин. Наконец, чтобы уже сразу рассказать обо всем, — Александр женился, как его брат, на прекрасной Микитикипи, и у них родилось восемь детей. Софи вышла замуж за достойнейшего из кристинцев, своего кузена по отцу. Обе великанши оказались хорошими женами. Через некоторое время начали женить детей обоих братьев, не давая им в жены ни патагонок, ни кристинок, дабы поддержать в надлежащей пропорции среднюю расу, которую считали красивой обе нации, так как патагонцам эти метисы казались миниатюрными, но не пигмеями, а кристинцам величественными, но не колоссальными. Теперь, когда у вас не должно оставаться никаких неясностей на этот счет, перехожу к другим предметам.

Женив своих детей, Викторин продолжал счастливо жить на острове Кристины. Смерть еще не отняла у него никого, и он вкушал невыразимую радость иметь в качестве свидетелей своей славы отца, мать и доброго сеньора, отца своей супруги. Он радовался также счастьем самой Кристины. Это счастье доставляло ему даже бо́льшую радость, чем его собственное. Он уже пробыл на своем острове свыше двадцати лет и видел, как процветали все его начинания. Кто из смертных был когда-либо счастливее его! Ах, высшее счастье, неведомое в испорченных городах, но знакомое мне, — это выполнение жизненного долга и наличие родителей в качестве свидетелей твоих успехов. Счастье заключается в том, чтобы видеть их радость и сладостное чувство, которое ты у них вызываешь, чтобы видеть, как они пьют освежающий нектар благостной гордости, которую они испытывают, называя тебя „сын мой“ (слава сына гораздо больше принадлежат отцу, чем слава отца сыну).

Ночные люди продолжали спокойно жить в своих убежищах, где их никто не тревожил. Напротив, им носили продукты питания, которые оставляли у входа в их пещеры. Это была как бы дань, которую платили настоящим собственникам острова. Так предписал Викторин. О законодатель! Если ты хочешь, чтобы твой народ отличался добрыми нравами и справедливостью, не поступай, как европейцы: будь сам справедлив по отношению к слабым и беззащитным нациям. Не было бы ничего легче, как перерезать в один прекрасный день всех ночных людей, но Викторин строго приказал щадить их.

Скоро он мог поздравить себя за такое отношение и должен был испытать весьма сладкое чувство, присутствуя при сцене, которую я сейчас опишу.

В течение нескольких лет без перерыва ночным людям подносили дары. Вначале они как будто не обращали на это внимания или, быть может, считали это западней. Но в конце концов они были тронуты и испытали чувство признательности. Они понимали, что не могли дать дневным людям тех продуктов, которые те сами добывали, обрабатывая землю. Тогда они поймали коз и диких коров, связали их и привели к воротам Кристинвилля, столицы острова. В первый раз, когда поутру нашли все это, вся были крайне удивлены. Викторин, летавший всю ночь вокруг острова, разделяя со своими сыновьями эту тягостную заботу о безопасности своего народа, знал, что это подарки ночных людей. Он был в восторге, несмотря на их малую ценность, но ничего не хотел об этом говорить. Он велел забрать подарки, а вечером приказал увеличить число продуктов, предназначенных для ночных людей, и распорядился, чтобы руководители нации оставались на страже, чтобы открыть, кому они были обязаны этим проявлением дружбы. Около двух часов пополуночи заметили ночных людей, несших новые дары, испуская крики ликования. Вместе с кристинскими старейшинами, в числе коих находились добрый сеньор и отец Викторина, несмотря на их глубокую старость, были ночные женщины, на которых в свое время женились потерпевшие кораблекрушение. У них спросили, что означают эти крики. Те побежали навстречу своим соотечественникам, смешались с ними и, переговорив, вернулись, танцуя и неся прекраснейшие плоды хлебного дерева. Они рассказали, что их нация поняла, наконец, добрые намерения, которые питали по отношению к ним дневные люди. Теперь они в знак своей дружбы приносили свои дары в ответ за дары кристинцев, а также сочинили следующую песню:

— Теперь вы видите, дорогие сограждане, — сказала королева Кристина, — не прав ли был мой муж в своем высокогуманном поведении? У нас теперь есть друзья, которые могут быть нам полезны. Сохраним же этих друзей, проявляя по отношению к ним самую братскую сердечность.

Затем Викторин, который уже научился пискливому языку ночных людей, ответил им следующим куплетом, заставив ночных женщин выучить этот куплет наизусть и пропеть его своим соплеменникам:

Викторин был уже обременен годами и, к тому же, потерял вскоре тестя и отца, которые почили в глубочайшей старости (отцу Кристины было сто три года, а фискальному прокурору — сто десять лет). Он хотел теперь наслаждаться отдыхом и заботиться; только о мудром управлении островом Кристины. Он сделал поэтому своего сына Александра фискальным прокурором империи, т. е. первым лицом в государстве после короля, уполномочив этого достойного сына следить за процветанием колонии, поощрять ремесла и искусства, выявляя, какие из них были недостаточно развиты, и даже ездить, в Европу за людьми, необходимыми для обучения кристинцев.

Вступив в исполнение своих обязанностей, Александр убедился, что на острове процветали все необходимые ремесла и искусства, вплоть до книгопечатания. Он заметил также, что довольство и равенство обеспечивали огромный прирост населения: у каждого отца семейства было по десять-двенадцать детей. Это происходило, по правде сказать, вследствие одного особого обычая, о котором я вам еще ничего не сказал. Дело в том, что на своих островах кристинцы заключают в течение своей жизни два брака. Первый раз мужчины женятся в шестнадцать лет на женщинах тридцати двух лет. Этот брак длится двенадцать лет. Достигнув сорока четырех лет, женщина продолжает, однако, жить в доме и руководить молодой женой, пока та не покидает мужа, заботясь также о детях и начальствуя в качестве хозяйки над всем домом, не имея никакой власти только над личностью молодой супруги. Достигнув тридцати одного года, молодая жена переходит в специально предназначенный для этой цели общий дом и остается там целый год, общаясь только с женщинами и ведя трудовой образ жизни. В тридцать два года ей дают молодого человека, который становится ее последним мужем и домом которого она управляет со всеми правами супруги до конца дней своих. Мужчины, однако, достигнув сорока двух лет, могут снова жениться на молодых девушках. Их не обязывают к этому третьему браку, как и к двум первым, но лица, вступающие в третий брак, пользуются большим почетом.