Исроэл-Иешуа Зингер - Семья Карновских

— Нет, у вас кровь отлила от лица. — Девушка подала ему пузырек. — Сядьте и нюхайте. Сейчас все пройдет.

Чем лучше он себя чувствовал, тем сильнее становилось отвращение, он задыхался от запаха гнили, и ему было стыдно перед девушкой за свою слабость.

— Не слишком хорошее начало, — сказал он растерянно.

— Ничего страшного, так у многих бывает, — успокоила его Эльза. — Выпейте стакан воды.

Тонкими, белыми пальцами она развязала ему воротничок и вытерла платком вспотевший лоб. Когда она наклонилась, медно-рыжий локон коснулся его лица, но Георг ничего не заметил и не почувствовал. Он видел только свежевываренный череп, смотревший на него пустыми глазницами.

Несколько дней он не решался зайти к Эльзе. Он так перед ней опозорился, и не было ни мужества, ни желания видеть девушку, которая спокойно носит в черном чемоданчике отрезанную человеческую голову.

Но потом отвращение и стыд прошли. Он соскучился по Эльзе. Она пошла с ним, когда он отправился переводиться на другой факультет.

Довид Карновский впал в ярость, когда узнал от жены, что его первенец изменил философии и решил заняться медициной.

— Устал я от его выходок! — кричал он, молотя кулаком по столу.

Вообще-то Довид Карновский ничего не имел против врачебной науки. Более того, как все торговцы, он считал ее достойным делом и относился к докторам с почтением. К тому же он знал, что многие великие люди, например Рамбам и некоторые другие, занимались медициной, благодаря чему были вхожи в королевские дворцы и принесли евреям немалую пользу. Но он уже не верил в сына, который только и делает, что транжирит время и деньги.

— Надолго его не хватит, — сказал он жене. — Все, больше он у меня ни гроша не получит.

Лея, как всегда, бросилась защищать «ребенка» и добилась, чтобы Довид дал ему еще один шанс. Злясь и ругаясь, Карновский вынул из кошелька несколько гладких хрустящих бумажек — он всегда хранил деньги в новых купюрах — и сунул их жене, чтобы она передала их сыну. Сам он даже видеть его не хотел.

— Я раньше рожу, чем он станет врачом, — заявил он Лее. — Вот посмотришь.

Теперь Георг с жаром набросился на учебу. Довид Карновский чувствовал себя неловко. Он, конечно, был рад, что сын наконец-то взялся за ум, но при этом досадовал, что его пророчеству не суждено сбыться.

— Ну, что скажешь, Довид? — ликовала Лея. — Видишь, как он учится? Не сглазить бы…

— Что-то мне уже не верится, — охлаждал Довид ее пыл, — что он больше не будет прыгать, как блоха.

— Типун тебе на язык, — пугалась Лея. Как бы слова мужа и правда не оказались пророческими.

Засветло, вместе с рабочим кварталом, доктор Ландау поднимается с постели и будит дочь.

— Эльза, вставай, лентяйка! — стучит он кулаком в дверь ее комнаты.

Прежде всего он обливается с головы до ног холодной водой. Ванны в старом доме нет, и доктор Ландау моется из кухонного крана, к досаде служанки Иоганны.

— Господину доктору должно быть стыдно, — наставляет она его каждое утро.

Красное после растирания тело доктора трясется от смеха.

— Сколько еще повторять, — говорит он, — в наготе нет ничего постыдного. Это глупцы придумали.

Старая Иоганна машет рукой.

— Ах, да что вы болтаете, — бурчит она и закрывает глаза, чтобы не видеть голого мокрого мужчины.

Покончив с водными процедурами, доктор заставляет дочь сделать то же самое.

— Эльза, не отлынивай! — кричит он, расчесывая мокрую бороду. — А то за волосы под кран притащу!

Эльза подчиняется, как бы ни было холодно на улице. Она знает, что отец не бросает слов на ветер, он и правда это сделает. В детстве, после того как умерла ее мать, он мыл ее каждый день и может помыть сейчас, не постесняется. Так что лучше самой. Она спешит на кухню. Старая Иоганна отворачивается. Ей омерзительна любая нагота, даже женская.

— Сам полоумный и дочку такой же делает, — бормочет она. — Глаза бы мои не видели…

Доктор Ландау натягивает рубаху грубого сукна и бархатные брюки, надевает ботинки на толстой подошве и широкую бархатную куртку и с непокрытой головой, взяв толстую трость, выходит прогуляться перед завтраком. До прогулки он только выпивает стакан воды. Эльза в просторном платье и тоже с непокрытой головой должна идти с ним.

— Быстрей! — подгоняет он дочь, которая вечно не поспевает за его стремительным шагом. — Двигай руками! Вот так!

Весь район знает эту странную пару. Их приветствуют хозяйки с корзинами в руках, встречные рабочие снимают шляпы.

— Здравствуйте, герр доктор! Доброе утро, герр доктор!

— Здравствуйте, герр Ерге, здравствуйте, фрау Байцгольц, здравствуйте, герр Кнауле, — отвечает доктор Ландау. Он всех помнит по фамилиям и именам.

Некоторые обращаются к нему иначе:

— Доброе утро, товарищ доктор. Хорошо спалось, товарищ доктор? Как отдохнули, товарищ доктор?

— Доброе утро, товарищ Айльбрехт. Как поживаете, товарищ Вицке? Здравствуйте, товарищ Мюллер. Здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте, — отвечает доктор Ландау.

Мужчины улыбаются. Им приятно, что доктор тоже говорит им «товарищ». Они гордятся, что он состоит в рабочей партии и посещает собрания.

— Хороший человек, — говорят они о докторе между собой. А некоторые добавляют:

— И товарищ Эльза — славная девушка.

Доктор быстро идет по улице.

— Не отставай, Эльза! — приободряет он дочь. — Не дыши ртом, Donnerwetter! [30] Черт возьми ( нем. ). Носом дыши, носом! Вот так…

У него есть привычка повторять несколько раз, когда он хочет, чтобы его хорошо поняли.

С прогулки надо возвращаться вовремя, они с Эльзой спешат домой. Школьники идут на занятия, несут подмышкой сумки с книгами.

— Доброе утро, герр доктор, доброе утро, фройляйн Эльза!

— Здравствуйте, сорванцы, здравствуйте, — отвечает доктор Ландау и тростью щекочет мальчишкам животы. — Ты чей?

— Я Карл Вендемайер, у меня отец сапожник.

— Ах да, это я тебе вскрывал трахею, когда ты болел дифтерией, — припоминает доктор.

— А мне герр доктор в горло ложку вставлял, — говорит маленькая толстушка, — когда я болела.

— Ну-ка, покажи язык, — приказывает доктор Ландау. — Да не бойся, глупая, нечего стесняться.

Дети смеются над девчушкой, которой пришлось показать язык посреди улицы. Доктор смеется вместе с ними.

— Не вздумайте возле помойки играть! — предупреждает он, грозя тростью. — И не дышите ртом! Носом надо дышать… Вот так…

На некрашеный, выскобленный до блеска деревянный стол старая Иоганна уже поставила завтрак: черный хлеб, мед, молоко и овощи, морковь, капусту, все в сыром виде. Доктор Ландау не допускает ни ветчины, ни кофе, ни пива — это яд.

Он с хрустом жует сырой капустный лист, подавая Эльзе пример, как надо питаться, и сердится на Иоганну, потому что она не закрыла дверь и с кухни доносится запах жареного свиного сала. В доме только Иоганна не признает растительной пищи, она не может без сала, котлет и кофе. Доктор Ландау не выдерживает: