Эмма Донохью - Падшая женщина

В конце концов собравшиеся задвигали стульями, и она быстро выскочила на улицу. Нехорошо, если ее обнаружат у двери, словно какую-нибудь шпионку. Эби укрылась за деревом напротив «Робин Гуда» и подождала еще. Она стояла, облокотившись на перила моста, и отчего-то ей было совсем безразлично, что дома ее могут ждать неприятности. Это было чудесное ощущение — не держать ничего в руках, не готовить, не складывать, не мыть… хотя бы час.

В конце концов из таверны начали выходить люди в сером, по двое или по трое. Сердце Эби бешено застучало. Она решила дождаться, пока кто-нибудь не встретится с ней взглядом, но квакеры не отрывали глаз от земли. Постепенно жидкий людской ручеек иссяк. Возможность упущена, подумала Эби, и прокляла себя за малодушие. Жалкая трусиха, которая заслужила свою жалкую жизнь.

В дверях показался еще один мужчина, с толстой кипой бумаг под мышкой. Стряхнув с себя паралич, Эби последовала за ним. Они прошли через весь Чиппенхэм-Медоуз, но мужчина так и не оглянулся. Казалось, он не слышит шагов за спиной. Эби не помнила, чтобы когда-нибудь в жизни ей приходилось шагать так быстро. Куэй-стрит была совершенно пустынна, и она наконец осмелилась подать голос.

— Сэр? — хрипло позвала она. — Сэр?

Мужчина обернулся. Его лоб собрался в морщины.

— Почему вы так меня называете?

Эби отпрянула. Он оскорбился тем, что она с ним заговорила!

— Я вас знаю? — мягко спросил он.

Она быстро покачала головой.

— Нет, сэр. То есть… нет, — быстро поправилась она.

— Не бойся, сестра, — ласково произнес квакер. — Я такое же Божье создание, как и ты. Меня зовут Дэниэл Флит. Разве человеку нужны титулы?

Эби сощурила глаза. Это был очень странный англичанин. Он не носил парика; волосы у него были седые и редкие. Пуговицы на его костюме были костяными. Его сюртук, рубашка, панталоны — все было серым, одного и того же оттенка, словно его выкупали в краске. Однако его лицо было коричневым от солнца, а глаза — блестящими и яркими.

— Что я могу для тебя сделать? — спросил он.

Эби растерялась, не зная, с чего начать.

— Не желаешь ли ты пройти немного со мной? — Он сделал несколько шагов вперед, и она послушно двинулась за ним.

— Меня зовут Эби, — наконец выговорила она.

— Эби — а дальше?

— Эби — и все. — Она едва удержалась от того, чтобы добавить «сэр».

— У тебя нет фамилии?

— Некоторые люди говорят: Эби Джонс, — нашлась Эби.

— Хорошо, — терпеливо заметил квакер. Он говорил с ней словно с ребенком.

— Но Джонсы — не моя семья, — выпалила она. — Они мои владельцы.

Это как будто разбудило Дэниэла Флита. Он остановился и осторожно взял Эби за запястье.

— Сестра. Никто не может тобой владеть.

Иногда лучше соглашаться со всем, что говорят белые, — это она знала точно.

— Ты принадлежишь Создателю, но твоя душа свободна, — продолжил Дэниэл Флит. — Ни один человек не имеет права провозглашать другого своей собственностью.

— Джонсы — мои хозяева, — мрачно повторила Эби. — Мы живем на Инч-Лейн.

— И ты не получаешь вознаграждения?

Она озадаченно моргнула.

— Платы, я хочу сказать. Жалованья.

— Нет, сэр… — Она тут же вспомнила, что он не любит титулы, и запнулась. — То есть…

— Не важно, — перебил Дэниэл Флит с ледяной улыбкой и сжал ее руку. — Так, значит, эти люди, Джонсы, держат тебя в прислугах насильно?

— Наверное, — ответила Эби.

Он покачал головой, как будто ему было невыносимо больно.

— Я принадлежу к Обществу друзей. Мы верим, что все мужчины и женщины равны, потому что все мы несем в себе один и тот же свет. Ты понимаешь?

Эби уставилась ему в глаза.

— Во все наши души заложена частица света. Ты меня понимаешь?

Она осторожно кивнула.

— Знаешь ли ты, что говорит о рабстве Библия?

Она покачала головой, но Дэниэл Флит как будто совсем не удивился.

— Она говорит, что хозяева должны давать своим работникам плату, потому что и у них самих есть небесный хозяин, — дрогнувшим голосом произнес он. — Она говорит: Ты будешь есть от трудов рук твоих [18] Пс., 127: 2. . И дальше: Не подвергайтесь игу рабства [19] Гал., 5: 1. . — Он облизнул губы.

Эби поняла, что начинает терять нить разговора. Нужно было задать ему главный вопрос, прежде чем кто-нибудь их прервет.

— Я хотела спросить, может быть, вы придете, — почти прошептала она. — Придете говорить с моими хозяевами.

— А-а-а. — Дэниэл Флит выпустил ее запястье и прикрыл рот рукой, как будто внезапно о чем-то вспомнил. Ногти у него были обкусанные. — Здесь есть некоторая трудность. Должен сказать тебе, сестра, что наше Общество довольно мало и мы не пользуемся особой любовью в этих местах. Поэтому мы… не вмешиваемся напрямую. В семейные дела, я хочу сказать. Риск слишком… то есть, учитывая деликатность нашего положения среди соседей…

Эби почувствовала, что силы покидают ее. Дэниэл Флит на секунду замолчал.

— Я должна идти, — быстро пробормотала она. — Нельзя опаздывать.

Она развернулась и пошла прочь.

— Но, сестра, если ты придешь на наше собрание…

Эби ускорила шаг. Вот и все, что может принести разговор с незнакомцем: меньше, чем ничего. Однако мужчина в сером даже и не пытался ее остановить. В конце улицы она все же обернулась. Он по-прежнему стоял на месте, опустив руки, и смотрел ей вслед.

Несмотря на горькое разочарование, кое-что из того, что он сказал, нашло живой отклик в ее душе. Труды рук своих. Эби вспомнила фрукты, которые они собирали на Барбадосе. Она не видела их с тех самых пор. Сливы, плоды хлебного дерева, манго. Всю дорогу до дому эти слова звенели у нее в голове, а во рту будто чувствовался незабываемый сладостный вкус.

В тот день миссис Эш наконец пожала свой урожай. Работа была долгой и трудной, но она принесла невиданные плоды. Бог знает, сколько часов она потратила на бессмысленную болтовню с соседями, выжидая, не мелькнет ли в разговоре имя Мэри Сондерс. И наконец вчера, по невероятному, счастливому совпадению, стоя в очереди возле аптеки, она увидела буфетчика из «Вороньего гнезда». Парень оказался весьма словоохотливым, особенно после того, как миссис Эш согласилась одолжить ему шиллинг. Его рассказ о девушке по имени Сьюки содержал так много интересных подробностей, что она даже была вынуждена отослать Гетту подождать на улице, чтобы не осквернять слух невинного ребенка.

Подумать только, священник Монмута являлся сутенером этой мерзкой шлюхи! Впрочем, если вдуматься, проповедям Кадваладира всегда недоставало строгости. В них слишком чувствовался тлетворный дух этого грешного мира.

Свое знание миссис Эш хранила до самого воскресенья. Ей хотелось исполнить волю Господа в Божий день. За ужином, макая гречневый хлеб в суп и откусывая маленькие кусочки, она не сводила с лондонской девчонки глаз. Весь вечер миссис Эш выжидала подходящей минуты. Она рано уложила Гетту в постель и наотрез отказалась от всяких сказок. Она не делала ровным счетом ничего до тех пор, пока миссис Джонс не послала свою любимицу в «Воронье гнездо» за очередной пинтой сидра. Тогда миссис Эш поднялась вверх по лестнице, уселась на одной из ступенек поближе к площадке и затаилась, словно кошка у мышиной норы.